Эта тема озвучена мной в видео, текст ниже:
Ссылка на видео: https://youtu.be/AGutUl7kZJQ
* * *
В предыдущей теме и видео «Наш мир иллюзия?» речь шла об эксперименте, известном с начала 20 века - кванты света при наблюдателе (человеке) ведут себя совсем по-другому, чем без наблюдателя. В теме есть видео с этим экспериментом.
В романе «Мерцающие» учёные выяснили, что при других наблюдателях - лягушках, канарейках, щенках, шимпанзе картина интерференции потока квантов света ни разу не поменялась - никто из них не обрушил волновую функцию квантов света.
Затем, благодаря индийскому учёному Сатвику, который разработал и создал портативную модель этого прибора, выяснилось, что и среди людей не все наблюдатели - некоторые люди не обрушивали волновую функцию квантов света в ходе проверки их на портативном приборе Сатвика, так же как лягушки, канарейки, щенки и шимпанзе.
Сатвика убили за это его открытие, другого учёного физика и математика, мама его называла матемагик, основателя этого эксперимента, которого так же намеревались убить, неожиданно спасли неизвестные.
Повествование от имени спасённого учёного:
* * *
– Зачем Брайтон хотел меня убить? – спросил я. – Зачем убил моего друга?
Лицо ее не дрогнуло, но в глазах появилась усталость – усталость разбитого полководца.
– В мире есть тайны, – начала она. – И те, кто их хранит. Ваш ящик рассказывал о том, о чем следовало молчать.
Я вспомнил Сатвика. Минимизировать. Оцифровать. Превратить в товар. Я вспомнил его завернутым в брезент.
– Нет, – возразил я, – не так просто. Статья уже опубликована. Брайтон говорил о людях, у которых волна не коллапсирует. Назвал их обреченными.
– Слово не хуже других.
– Что он имел в виду?
– Вы физик, – напомнила она. – Как по-вашему, что?
– Не знаю.
– Это потому, что вы подходите не с того конца. Они, что ни говори, не тайна.
Что-то было в ее лице, в ее взгляде – как будто я не замечал очевидного.
– Вы хотите сказать, что тайна – мы?
– Конечно, – улыбнулась она.
Противоречие существовало всегда. Свобода воли в детерминированной Вселенной. Математика ведь смертельно серьезна. Она отказывает только на нас. Тайна не в тех, кто не способен вызвать коллапс волны. Тайна в тех, кто это может.
– Само сознание, – подсказала Викерс. – Оно ведь всегда было тайной.
– А что с обреченными? Кто они?
– Считайте их соединительными тканями мира, – предложила она. – Они работают, растят детей. Они голосуют в странах, где принято голосовать, и бунтуют там, где бунтуют. Они стоят за переворотами, или умирают ради переворотов, или подправляют результаты выборов. Они – молчаливое меньшинство, функционирующее в пределах сложного набора параметров. Они поддерживают общественный порядок, чтобы общество росло и процветало.
– Не понимаю.
– Антропный принцип требует всего лишь, чтобы Вселенная могла порождать жизнь, а давайте пойдем дальше. Не должна ли она еще и порождать культуру? Пропорциональное соотношение ролей? Обреченные помогают направлять порядок вещей соответствующим образом.
– Вы хотите сказать, стремятся к этому.
Она покачала головой:
– Нет, они не могут ни к чему стремиться. Их действия предопределены, они просто делают.
– С какой целью?
– Их влияние на пользу цивилизации. Считайте их смазкой между шестеренками общества. Без смазки металл скрежещет по металлу. Механизм стопорит, перегревается. Огромный двигатель останавливается. Но обреченные ничего не изобретают. Они не способны создавать. Для этого требуются такие, как вы.
– Кому требуются?
Викерс заморгала.
– Миру, само собой. Вы при первом знакомстве с Брайтоном с ним ели?
Я не сразу сообразил, у меня тоже заедало шестеренки.
– Да, ужинали.
Женщина развернулась и снова медленно зашагала. Явно ожидала, что я пойду с ней, и я пристроился справа. Ее туфельки оставляли в мягкой земле маленькие следы. Она покосилась на меня.
– Каково сидеть с ним за одним столом? Я никогда с ним не ела. Мы только о работе разговаривали. Еще не зная, что он такое, я чуяла в нем что-то ужасное. Если верить философам, зло существует для того, чтобы выявить добро. – Она смотрела на меня. – Как по-вашему, это верно?
– Откуда мне знать?
– Все записано, надо только знать, где прочитать. Уловишь намек в записях, и вдруг все становится понятно. Всегда есть две стороны. Возьмите любую религию – в самых древних мифах упоминаются воители. Неважно, как они называются. Я никогда не была верующей, так что представьте, как я изумилась, узнав, что эти старые сказки – правда.
Я понял, что уже ничему не удивлюсь. Уже ничему.
– Так Брайтон – один из этих воителей? Вы об этом?
– Да. – Ее зеленые глаза были пустыми, невыразительными. – Один из старейших.
– Чего он хочет?
– Чего всегда хотели такие, как он. Остановить движение. Прекратить прогресс. Замедлить наступление постмальтузианского роста. Они сеют хаос. Они – враги мира. Их цель проста – не дать нам выйти на следующую ступень общественного развития.
Это звучало бредом. Безумным бредом, которому место в маленьких белых палатах.
– То есть они – противоположность обреченным?
– Нет, – отмахнулась она. – Обреченные – всего лишь орудие мира, и, как любое орудие, их можно сломать. Они просто пешки в игре. Нет. Брайтон и ему подобные – противоположность вам: тем, кто движет мир вперед. Они его тормозят. Они – враги самой цивилизации.
– Вы говорите: «ему подобные». И Мерси так же говорила.
Она пристально взглянула на меня.
– На разных языках их называют по-разному.
– А вы как называете?
– Все те, кто видел их в действии, используют одно и то же слово. Мы зовем их мерцающими.
Я уставился на нее. Слово было мне знакомо. Из письма.
– Вы понимаете, каким безумием это звучит?
– Даже после того, что вы видели?
– Но зачем? Не вижу смысла. Эти люди… мерцающие… даже если они – то, что вы думаете, какие у них мотивы?
– Вы сомневаетесь. Это хорошо. Ученый в вас требует доказательств. – Мы как раз вышли на место, где колеи скрещивались, где в грязи остался свежий отпечаток шин. След, ведущий в наше расположение и из него. Лет тридцать назад здесь, может быть, проходила дорога с аккуратной разметкой. Теперь она покрылась землей и заросла травой – растрескавшийся асфальт ушел в глубину. Викерс повернула направо по колее.
– Расскажите, что вам известно о Брайтоне.
Я, свернув за ней, начал:
– Он богат. Он безумен. Он…
– Управляет, – перебила она, – странной организацией, которая отслеживает открытия в области математики и физики.
– Да, – кивнул я, – фонд…
– Прикрытие, – продолжала она. – Контроль над такой организацией дает ему доступ к научным работам. Позволяет подобраться к новым открытиям. Затем есть несколько вариантов. Можно подвесить морковку – так изящно, что никто не заметит, – и заманить исследователей в высокооплачиваемый тупик. Тщательно выстроенная карьера делает из блестящего ученого богатого и бесполезного администратора. Если это не сработает – а срабатывает не так уж часто, – в ход идет палка. Они обрубают финансирование. Иногда попросту выкупают новые технологии, чтобы их закрыть. И еще игра на патентах: суды превращаются в поле боя, карьеры вылетают в трубу, а технологии тихо хоронят.
Я вспомнил фирму Стюарта. «Финансирование иссякло».
– Они – враги цивилизации, – повторила Викерс. – Они всегда действуют наперекор общему благу. Применяют самые различные стратегии, а если ни одна не срабатывает, всегда остается последний вариант. Его они оставляют на крайний случай.
– Это какой же? – спросил я, хотя уже знал ответ.
– Ученые исчезают, – сказала она. – Брайтон осторожен и разборчив в средствах. Иногда все выглядит несчастным случаем. Да и происходит обычно до публикации результатов.
– Но мы с Сатвиком? Мы уже опубликовались. Даже если вы не ошибаетесь, было уже поздно. Наша работа у всех на виду.
– Дело не только в том, что вы уже сделали, – объяснила она, – но и в том, что могли сделать в дальнейшем. Брайтона испугала тема, над которой вы работали.
– Бред. Нет у меня никакой темы.
– Ваше имя попало в список до перехода в «Хансен». Из-за какого-то исследования, которое вы начинали. Или к которому подбирались.
– Вы на них работали и не знаете из-за чего?
– У меня не ко всем материалам был доступ. Другие аналитики отслеживали другие имена. На совещания, к решениям я не допускалась. Знаю только: он считал, что вы на пороге чего-то важного. Открытия, которое может двинуть все вперед. Вот почему вы должны были умереть.
Голова у меня кружилась. Слишком много всего. Слишком безумно.
– Вы мне рассказываете о тайном заговоре по убийству ученых? – съязвил я. – Не могли они просто исчезать – возникли бы вопросы. У нас есть закон, следователи, репортеры.
Викерс снова мотнула головой.
– Вы не представляете их могущества. Деньги и влияние – это далеко не все.
– Я был свидетелем убийства. Видел, как умер Сатвик. Его застрелили у меня на глазах. Я дам показания.
– Стоит вам выйти с этим на публику, и вы не доживете до утра.
Я всматривался в ее лицо, искал правды. Может, она запугивает меня, чтобы был сговорчивее? Или сама в это верит? Я вспомнил Роббинса за стеной охраны. «Не вы один теряли людей». Если Роббинс что-то знал, он не обратился с этим к слугам закона. Вероятно, у него были на то причины.
«Вы бежите, а они вас ловят».
– Вам нужны доказательства, – повторила она и снова полезла в карман пиджака. Достала газету, открытую на середине и сложенную заново. Викерс протянула ее мне. – Сегодняшняя, – пояснила она. – Вот почему я не встретила вас здесь вчера. Знала, что вы потребуете доказательств.
Заметка располагалась на середине страницы. Я прочитал заголовок.
«В автомобильной аварии погиб человек». Я выхватил имя Сатвика. Сердце у меня упало. Ни слова о стрельбе. Ни слова о других погибших. Ни намека на грязную игру. Газета утверждала, что он скончался от ударной травмы.
– Но его застрелили, – сказал я. – Я видел.
– Газета другого мнения.
* * *
Это отрывок из романа Мерцающие, автор Тед Косматка.
С давних пор известно, что если нельзя опубликовать документальный или научный труд о том, что не одобряется или отвергается официальной наукой - ваш труд не напечатают по разным причинам, ваша карьера прервётся, вас засмеют и ошельмуют как угодно, а потом замолчат о вас навсегда, то можно написать фантастический роман, повесть, рассказ с теми же самыми документальными фактами, с той же самой темой - и вас напечатают.
Фантастика, что с неё взять - выдумка, фантазия.
Если заменить современное слово фантастика на слово - сказка или сказание, быль, миф, или на фразу - это было ещё до потопа - то мы увидим, что иносказательно древние рассказывают нам о многом с давних пор, и это иносказание многие используют и по сию пору...
Читайте книги - с ними интересней жить!
Юрий Шатохин, канал Веб Рассказ, Новосибирск.
До свидания.
Оценил 1 человек
1 кармы