Милтон Ротмар, капрал американской армии, который дислоцировался в Италии, узнал о бомбардировке Хиросимы из газеты вооружённых сил Stars and Stripes. Он писал: «Заголовок гласил: "Атомная бомба". Для человека, выросшего на таких историях, как "Последняя война", это было одновременно страхом и надеждой. Это оружие можно было использовать, чтобы уничтожить всё».
Но Ротмар не мог подавить мысли о том, что ядерную энергию можно использовать в менее разрушительных целях: «Чёрт возьми, так волнующе слышать по радио слова "атомная энергия", словно они говорят о последней модели автомобиля. Мне хочется крикнуть всем: "Я же вам говорил!"».
Его реакция, описанная в тот самый день, когда он услышал новость, может показаться пророческой: как он мог так быстро понять все последствия и возможности того, что было сверхсекретным оружием?
Ответ заключается в том, что он думал о нём в течение многих лет – как и другие американцы. Внезапное появление настоящей атомной бомбы было шокирующим, однако её природа – и последствия использования – обсуждались десятилетиями. Люди, которые услышали новости о Хиросиме, были удивлены не столько новой информации, сколько тому, что вспомнили о вещах, давно известных.
Очарованные радиоактивностью
Уже через несколько часов после атаки американские газеты пестрели заголовками о Хиросиме. Они были основаны на заявлении президента Трумэна, которое началось с описания поразительной мощности взрыва – в 2000 раз больше, чем всё, что использовалось до этого. Далее последовало объяснение, что бомба, о которой шла речь, была атомной. Это было «обуздание основной силы Вселенной».
Строгая секретность, окружавшая «Манхэттенский проект», означала, что мало кто ожидал появления атомной бомбы в условиях войны. Многие из тех, кто участвовал в создании «Малыша» – бомбы, сброшенной на Хиросиму – возможно, не знали, над чем они работали. Но то, что Трумэн имел в виду под «атомной бомбой», было общеизвестно.
Задолго до 6 августа 1945 года у общественности сложилось чёткое (и удивительно точное) представление о том, на какие разрушения способна бомба, основанная на высвобождении ядерной энергии. Так много писателей обратились к этой идее, что начало 20-го века иногда называют «радийным веком» научной фантастики. Выдающиеся учёные писали популярные книги о том, как экспериментировать с радиоактивными веществами в домашних условиях. Это была широко известная концепция.
Результатом этого стало интенсивное увлечение общественности ядерной энергией. Люди толпились в музеях, чтобы взглянуть на крупинку радия; их очень волновало то, что газеты называли «невероятно мощным веществом». Главный вопрос эпохи состоял в том, смогут ли учёные найти способ использовать эту энергию, и если да, то смогут ли они её контролировать.
Мнения разошлись.
Учёные-ядерщики приводили аргументы в пользу ядерных апокалипсисов. Ридиохимик Фредерик Содди в популярной серии лекций предположил, что с помощью ядерной энергии человечество может превратить мир в Эдем и с лёгкостью уничтожить его в результате одной ошибки.
От научной фантастики до Рузвельта
Радиоактивные вещества привлекли всеобщее внимание именно из-за этих ужасающих последствий. Даже то, что подразумевалось как беспристрастный, образовательный подход к предмету, как правило, становилось зловещим.
Как отметил историк Спенсер Уирт, известный британский физик Уильям Крукс заявил, что энергии, заключённой в одном грамме радия, достаточно, чтобы уничтожить весь британский флот. Непреднамеренно жестокий образ взрывного разрушения военной цели прочно закрепился в умах общества. Это был логический вывод из того, что газеты печатали о фантастических энергиях, запертых в атоме.
Авторы художественных произведений сделали эти выводы явными.
Уэллс ввёл термин «атомная бомба» в своём романе «Освобождённый мир» (1914 год), который изображал войну середины 20-го века с применением радиоактивных бомб. Произведение было посвящено Содди и внесло косвенный вклад в реальную ядерную историю: к примеру, оно вдохновило физика Лео Силарда задуматься о последствиях его теории цепных нейтронных реакций. Силард позднее добился от Рузвельта разрешения на то, чтобы начать ядерные исследования.
Уэллс был не первым и не последним автором, который решил исследовать взрывной потенциал атомной энергии. Комиксы, научно-фантастические журналы и научно-популярная литература той эпохи пестрели домыслами об атомных космических кораблях, радиевых бомбах и радиоактивных чудовищах, испускающих таинственные лучи.
Одни были абсурдными полётами фантазии, другие – превосходными изложениями основ современной ядерной науки. Оба имели одно и то же влияние: они увековечивали дискуссию о том, как будет выглядеть атомное будущее.
Этот дискурс часто был довольно оптимистичным – ядерная медицина и дешёвое электричество тоже присутствовали в головах людей, но бомбы были на первом месте.
Эмоционально тяжёлые
Как ни странно, атомные бомбы обсуждались больше до начала войны, чем во время неё, отчасти из-за ограничений военного времени, которые буквально душили научно-фантастические журналы.
Технические вопросы создания ядерного оружия были общеизвестны ещё до войны. Менее открыто говорили о возможности того, что эти препятствия преодолеют в ближайшее время. Военные цензоры отговаривали журналы от публикации статей об атомных бомбах. По меньшей мере, один осторожный издатель утверждал, что они были настолько распространённой сюжетной деталью, что внезапное исключение их из печати послужило бы сигналом врагу, что Соединённые Штаты делают успехи в разработке такого оружия.
Месяцы, последовавшие за Хиросимой и Нагасаки, были эмоционально тяжёлыми для американцев: радость от окончания войны смешивалась с угрызениями совести по поводу масштабов разрушений и страхом, что такое оружие когда-нибудь могут использовать против них.
Об атомных бомбах, а также об их моральных и технологических последствиях, вновь заговорили в выступлениях, газетах и научной фантастике. Но даже если это и было насущное обсуждение, оно всё равно было знакомым.
- Источник
Оценили 5 человек
7 кармы