Камбоджа – страна оранжевой земли и сахарных пальм, выжженного солнцем неба и высохшей травы, центростремительных закатов и таких же быстрых восходов, когда солнце исчезает или появляется в считанные минуты, и на которое из-за плотного пылевого облака можно еще очень долго смотреть.
Впрочем, это не пыль – это мельчайшие частички красной глины, которые, поднимаясь в воздух, образуют коллоидную смесь, становящуюся красным фильтром, через который можно смотреть на солнце. Это страна ярко-насыщенных зеленых рисовых полей, загадочной каллиграфичности лотоса, деревьев, поражающих своей мощью, страна развалин кхмерской цивилизации, в которых раскаленные на солнце камни сосуществуют с холодными поверхностями внутренних строений.
Интересная информация о Ангкор-Вате
Это страна храмовых построек из серого и красного песчаника, которые в лучах заходящего солнца обретают теплый терракотовый и золотистый оттенки, и в которых глубокая резьба сосуществует с гладкими поверхностями, отполированными бесконечными прикосновениями на протяжении многих веков.
Поверхности стен в храмах хочется трогать, они оставляют с очень разными ощущениями. Это и напоминающие скалистые образования, изъеденные пустотами и шероховатостями в результате долгого выветривания и вымывания песчаника водой в период ливневых дождей, как в храме Bayon. Это и, напротив, плотный, гладкий камень, напоминающий отполированное дерево в храме Ta Prohm. В этом храме камень и дерево вошли в экстаз взаимных объятий: стволы огромных деревьев-исполинов взрывают каменные глыбы изнутри, разрушая их и одновременно предотвращая их окончательное разрушение. Дерево здесь обретает форму каменной резьбы, камень обретает фактуру деревянной поверхности. Они прорастают друг в друга, как в смертельном любовном пароксизме.
В храме Banteay Srei поражает глубокая тонкая резьба и насыщенный цвет красного песчаника, который в лучах заходящего солнца обретает матиссовские оттенки. Нам удалось оказаться с наступлением сумерек внутри храма, телом ощущалось, как ночная прохлада смешивалась с теплом, излучаемым красным шероховатым камнем, все вокруг мерцало флюоресцирующим светом жизни.
В реке «Тысячи лингамов» поверхность текучей воды вступает в отношения с каменным дном, при этом то убыстряет свое движение, то превращается в спокойную гладь, местами даже формирует течение, противоположное основному, что создает крайне загадочное измерение. Падающие красочные листья, увлекаемые водой, делают это течение еще более ярким, видимым. Поверхность становится подобной той, что образует акварель на воде, вместе с течением размывая сложную палитру оттенков.
Неподалеку от реки «Тысячи лингамов» в Пном Кулен есть родник, который являет собой крайне интересную визуальность. Это довольно глубокая чаша из воды, которая настолько прозрачна, что становится невидимой глазу в своей толще, только единичные яркие листья, скользящие на поверхности воды выявляют наличие поверхности и глубины. На самом дне этой чаши – белоснежный песок, который «дышит», находится в неимоверной подвижности в силу того, что под ним бьют ключи. Смотреть на эту абсолютную неподвижность толщи воды и тихое скольжение одиноких листьев по почти стеклянной поверхности, на напряженную подвижность белого песка на дне, можно бесконечно.
С водой у камбоджийцев особые отношения, видимо, в силу периода ливневых дождей: она, как представляется, внушает им недоверие, еще слишком сильна память о ее стихийном характере, когда она затопляет все вокруг, проникает повсюду, размывает дороги, останавливает жизнь. Воды в этом путешествии было много, начиная с Тайланда, с его особо таинственной изумрудной водой, прозрачной, насыщенной аквамарином, порой изумрудом, которая вся светится, будучи пронизана светом.
Лотосовые поля в Камбодже напоминают каллиграфическое письмо в силу отражений и зеркальных удвоений в воде стеблей. Находясь здесь, сложно было не вспомнить слова Малевича о том, что «если бы художники смогли увидеть перекрестки линий, их чудовищное сплетение, тогда они не писали бы хризантемы».
Конечно, самый сильный по ощущениям опыт был пережит в Ангкор Ват. Он трудно поддается описанию и имеет отношение к нахождению там после того, как схлынули все потоки туристов, и в один момент наступила ночь, явив очень контрастный переход из одного состояния в другое, когда вскрылось иное, трансцендентное пространство и все в какие-то доли секунд преобразовалось. Стремительно закатившееся солнце погрузило в звучную тишину и кромешную тьму, обнажив звездное небо и Млечный путь. Жара, идущая от камней Ангкора, еще несущих память о прямых лучах дневного солнца, в этом переходе начала соприкасаться с бесконечным холодом и вечностью мерцающего света звездного неба. Непривычно перевернутая для нашего взгляда Луна и слабо намечаемые очертания Ангкора, как еле уловимая плотность на черном небе, ввергали в еще большую странность происходящего.
Именно здесь с закатом солнца можно погрузиться в кромешную темень. У современного человека почти нет этого опыта, – опыта отношений с темнотой, ведь всегда есть какой-то, пусть небольшой, но источник света. В эти мгновения становилось ясно, что храм Ангкор – отнюдь не место, протоптанное туристами. Это «понятное» пространство разворачивалось всего лишь на короткое дневное время, с наступлением же темноты совершенно другое измерение брало верх.
Йога-туры с Александром Таишевым
Мы пробыли какое-то время на третьем уровне Ангкора…. Помню, что спускались по отвесной деревянной лестнице. Впрочем, кто именно спускался? Тот некто, кто оказался рассеян в холодном блеске «смотрящих звезд», в исчезнувших лучах солнца, разлит в туманности Млечного пути, растворен в ночных запахах земли и сухой травы?! Мы шли долго по полю в кромешной темноте, гулкие шаги разрывали внутреннюю тишину, взгляд пронзал ночь, луч фонаря выхватывал разные сюжеты, – скопища крупных насекомых, скорпионов. Все воспринималось беспристрастным взглядом, хотелось бесконечно молчать, прикоснувшись к опыту, который не ограничен ничем. Опыту одинокого предстояния лицом к лицу перед чем-то значительным, зовущим, бесконечным.
В какой-то момент появились слабые очертания белой лошади, ее движения в темноте, на фоне выбеленной солнцем травы, напоминали съемку в замедленном кадрировании. Ощущение времени и пространства стали потихоньку умещаться в привычное измерение; мы шли навстречу огням города, стуку повозок об мостовую, звуку сигналов, парам бензина и размягченного асфальта… но мы уже были не прежние, другие.
Оценили 5 человек
6 кармы