Идеология коммерческого предприятия, отраженная в принципе подушевого финансирования, и целевая установка на баллы ЕГЭ ведут к общему снижению качества образования, которое сопровождается нарастающим разрывом между лучшими и худшими школами.
Мы вновь возвращаемся к теме, которая не потеряла актуальности.
В СССР в значительной мере был реализован фундаментальный принцип социального государства: равенство возможностей в получении образования. Школы находилась в шаговой доступности от места проживания учеников, и это были, как правило, вполне приличные школы.
В нынешней России «всё не так». Школы есть, но теперь они сильно разные. И в любом городе каждый заинтересованный родитель знает, какие школы хороши, а какие (и их подавляющее большинство) лучше обходить как можно дальше. Потому при записи в первый класс одни образовательные учреждения переполнены (и туда попадают избранные), а в других — хронический недобор.
Теперь многим ученикам элитных гимназий и лицеев (в том числе самым маленьким) приходится ежедневно тратить на поездки к месту учебы и обратно по полтора-два часа. Это норма нынешнего времени, которая никого уже не волнует и кажется сущим пустяком. Не говоря уже о сельских ребятах, совершающих подобный путь в разбитом школьном автобусе по еще более разбитым сельским дорогам в ту единственную школу, которая им дана без всякого выбора.
Отсутствие равенства возможностей в образовании является острой социальной проблемой, и нельзя сказать, что Минобр её полностью игнорирует. Напротив, имитируется ряд шагов, направленных как бы на смягчение этой проблемы, однако процесс «расслоения» образования с каждым годом набирает силу. Судить о его скорости мы можем по косвенным признакам, поскольку официальная статистика результатов ЕГЭ и ОГЭ по школам (а других «показателей качества» на сегодня нет) не публиковалась и публиковаться не будет.
Нам поможет забытый ныне «коэффициент децильности»(КД) ЕГЭ. Этот показатель придуман в Минобре, и он представляет собой отношение среднего балла ЕГЭ в 10% лучших школ страны к среднему баллу в 10% худших школ. КД был включен в число "целевых индикаторов" «Программы развития образования РФ до 2020 года», которую приняли в 2012 году и «переприняли» в новой версии в году 2014-м (см. http://минобрнауки.рф/документ... и http://img.rg.ru/pril/95/79/95/295.pdf ) .
По замыслу «архитекторов развития» значения КД надо неуклонно снижать, и скорость снижения по годам в обеих версиях была четко прописана (см. сканы ниже; заметим, что темпы убыли КД в версии 2.0 уменьшили). Надо признать, что значения КД в определенной степени отражают разброс качества среднего образования. Но сама по себе установка на снижение КД с указанием контрольных цифр является образцом чиновного кретинизма, спасением от которого является только то, что подобные указания никто не выполнял и выполнять не будет. Потому что проблему уменьшения КД гораздо проще решить, понижая уровень сильных, чем повышая показатели слабых.
Но сейчас речь не об этом. Для нас интересно то, что, начиная с лета 2014 года (после проведения «честного ЕГЭ»), о коэффициенте децильности забыли напрочь. Случилось это потому, что КД стал вести себя совсем не так, как ему было предписано: он возрастал. И рос по причинам отнюдь не случайным, а напрямую связанным с деятельностью Минобра.
В начале года Москва отрапортовала о блестящих достижениях в сфере образования (см. http://tass.ru/moskva/2740035 ). Там круто увеличился средний балл ЕГЭ, и две трети студентов самых престижных вузов составляют москвичи (где тот «мальчик из провинции», получивший возможность поступать по ЕГЭ в любой московский вуз?).
Подготовка к ЕГЭ осуществляется в основном у репетиторов и в профильных классах . Деньгами и репетиторами Москва богата. Кроме того, там провели перестройку образования под ЕГЭ — укрупнили школы, что позволило развести учащихся «по профилям» и превратить старшие классы в курсы по подготовке к ЕГЭ. Но заметим, что рост баллов ЕГЭ у москвичей не отразился на качестве подготовки абитуриентов: преподаватели ведущих вузов столицы снова отмечают его падение. ЕГЭ есть ЕГЭ. Базу для обучения в вузе он не дает, и тут ничего не поделаешь .
Но это Москва, а как остальная Россия? В остальной России нет московских денег, и зарплата столичного учителя в сто тысяч представляется там за гранью фантастики. И потому Москва успешно решает кадровые проблемы в школе за счет всей страны: толковые учителя активно переезжают из провинции на работу в столицу. В такой ситуации похвальба Собянина о достижениях в сфере образования смотрится весьма некрасиво. Мэру Москвы не мешает напомнить, что он носит паспорт гражданина России и не должен забывать об этом.
Тот же процесс, который позволил столице резко выделиться на фоне всей страны, в миниатюре идет и в городах поменьше на уровне отдельных школ. Их стремительную дифференциацию подталкивает подушевое финансирование. Здесь четко реализован принцип обратной связи. Хорошая школа — много учеников — много денег — высокие зарплаты учителей — можно вести отбор учеников, выгоняя плохих в «плохие» школы — с хорошими учениками приятно работать — учителя стремятся в эту школу — можно вести кадровый отбор — учителя еще лучше — учеников еще больше — денег еще больше и т. д. В плохой школе всё с точностью до наоборот.
Подушевое финансирование приводит к тому, что разрыв между сильными и слабыми нарастает, и пока оно есть, по-другому не будет. И при этом надо отметить, что рост этого разрыва не означает, что качество обучения в лучших школах растет. Целевая установка на баллы вступительных ЕГЭ превращает их в курсы по подготовке к единым экзаменам, в курсы по обретению мертвых навыков, которые, как правило, не нужны ни в дальнейшей жизни, ни при обучении в вузе.
При этом ослабление слабых ведет к дальнейшему снижению зачетных порогов аттестационных ЕГЭ (русский язык и базовая математика), ибо «двоек на выпуске не должно быть». А понижение государственной аттестационной планки подталкивает общую деградацию. Мы системно катимся вниз. ЕГЭ в паре с подушевым финансированием не дает образованию никаких шансов.
В прежние времена школы не поощряли деньгами и не давили их отсутствием. Проблемы плохих школ решали кадрами, и прежде всего — руководящими. Директор блестящей школы мог получить партийное назначение в школу отстающую, а на его место выдвигался молодой начинающий. Работала система подготовки и воспитания кадров, за счет которой и решались проблемы качества. Эта система в значительной мере опиралась на обязательное распределение выпускников педагогических вузов.
Нынешние «менеджеры» никаких средств управления кроме рубля не понимают. И при этом особенно ценят рубль в собственном кармане.
Глава Рособрнадзора Кравцов, объясняя введение ВПР в начальной школе, говорил, что эти проверочные работы нужны для того, чтобы «выявить проблемные школы и оказать им помощь». Выявить смогут, это верно. Узнают то, что известно каждому осознанному родителю в любом населенном пункте. Для Рособрнадзора это большой шаг вперед. Впрочем, их могут обмануть, но это отдельная тема .
Но вот чтобы помочь школе — тут Кравцов замахнулся на результат недостижимый. Потому что нам не известно ни одного примера, чтобы Рособрнадзор за все время своего существования хоть кому-нибудь в чем-то помог.
В современном политическом лексиконе есть понятие «депрессивный регион». Депрессивность включает в себя не только экономические факторы. Важнейшей её составляющей является низкое качество школьного образования, которое бьет не менее больно, чем отсутствие приличной работы.
В нынешнее бездуховное время люди зачастую стремятся обрести цель и смысл жизни в воспитании детей. Но на этом трудном и ярком пути стоит школа. И сегодня она по большей части впустую пожирает лучшие детские годы. Многие мечтают ее обойти, но получается далеко не у всех (речь о семейном обучении).
Матери не хотят рожать, потому что детей придется отдавать «в эту школу». Тошно слушать на таком фоне демографическую демагогию самовлюбленного премьера.
Без настоящего образования мы вымираем. А хорошей школы не будет, пока в ней властвует идеология коммерческого предприятия, отраженная в принципе подушевого финансирования, и целевая установка на баллы ЕГЭ.
Оценили 38 человек
49 кармы