Взрыв Зимнего дворца в С.-Петербурге 5 (17) февраля 1880 года
140 лет назад, 5 (17) февраля 1880 года, в петербургском Зимнем дворце прогремел мощный взрыв. Он был устроен народовольцем Степаном Халтуриным с целью покушения на Александра II. При взрыве погибли 11 солдат, нёсших службу во дворце, 56 человек было ранено.
Перед этим Халтурин, который устроился на работу во дворце столяром-краснодеревщиком, понемногу проносил туда динамит, изготовленный его товарищами-народовольцами. К моменту взрыва в его комнатке скопилось около 30 килограммов взрывчатки. Выше находилась комната караульных, а ещё выше — столовая, где обедала императорская семья. Взрыв предполагалось устроить как раз во время обеда. 5 февраля в город должен был прибыть родственник царя принц Гессенский, и в его честь намечался торжественный обед, на котором должны были присутствовать почти все члены императорской фамилии. Таким образом, возникала редкая возможность уничтожить всё царское семейство разом, на что и рассчитывали народовольцы. Как и предполагалось, столовая и соседняя с ней "Жёлтая гостиная" были совершенно разрушены взрывом. Однако Халтурин не мог учесть, что император задержится из-за встречи своего родственника, принца Гессенского, и немного опоздает к обеду. В итоге в момент взрыва царь находился в Малом Фельдмаршальском зале — достаточно далеко от столовой.
Последствия взрыва в Зимнем дворце
Александр Гессенский так вспоминал о моменте взрыва: "Пол поднялся, словно под влиянием землетрясения, газ в галерее погас, наступила совершенная темнота, а в воздухе распространился невыносимый запах пороха или динамита. В обеденном зале – прямо на накрытый стол – рухнула люстра".
Когда в апреле 1882 года Халтурина в Одессе отправили на эшафот, по другому делу и обвинению, то его судьи и не подозревали, что казнят организатора взрыва Зимнего.
Советский плакат в честь С. Халтурина
В советское время Степан Халтурин почитался среди других революционеров-народовольцев, его горельеф, наряду с горельефом Маркса, украшал кабинет В.И. Ленина в Кремле. Именем Халтурина были названы улицы в десятках городов России, Украины, Белоруссии, Казахстана...
Степан Николаевич был одним из немногих революционеров-небольшевиков, которых похвалил сталинский "Краткий курс истории ВКП(б)", где говорилось: "Народники заставили одного из крупнейших революционеров того времени — Степана Халтурина прекратить работу по организации революционного рабочего союза и целиком заняться террором... Они тормозили развитие революционной инициативы и активности рабочего класса и крестьянства".
Ф.М. Достоевский
Но особенно интересна реакция на взрыв в Зимнем двух убеждённых антиреволюционеров. Из дневника Алексея Сергеевича Суворина:
«В день покушения на Лорис-Меликова, часа в 2–3, я сидел у Достоевского... Мы разговорились о разных разностях политических. Тогда только и разговоров было, что о покушении и т.д. Зимний дворец только что был взорван. Достоевский говорил о том, что мы все ужасно неискренни и лицемерны, что в сущности мы сочувствуем всем этим покушениям и только притворяемся.
– Ну, например, представьте себе, вы или я, мы стоим у магазина Дациаро и слышим, что нигилист говорит другому, что через десять минут Зимний дворец будет взорван. Пошли ли бы их предупредить? Едва ли. Я сомневаюсь. А уж схватить этих нигилистов или указать на них полиции, да это и в голову не пришло бы. А ведь мы с вами вот как негодуем против этих преступлений и говорим против них. Что же другие? Другим и подавно до этого дела нет».
Запись Суворина о том же разговоре от 1903 года:
«Разговор скоро перешёл на политические преступления вообще и на взрыв в Зимнем дворце в особенности. Обсуждая это событие, Достоевский остановился на странном отношении общества к преступлениям этим. Общество как будто сочувствовало им или, ближе к истине, не знало хорошенько, как к ним относиться.
– Представьте себе, – говорил он, – что мы с вами стоим у окон магазина Дациаро и смотрим картины. Около нас стоит человек, который притворяется, что смотрит. Он чего-то ждёт и всё оглядывается. Вдруг поспешно подходит к нему другой человек и говорит: «Сейчас Зимний дворец будет взорван. Я завёл машину». Мы это слышим. Представьте себе, что мы это слышим, что люди эти так возбуждены, что не соразмеряют обстоятельства и своего голоса. Как бы мы с вами поступили? Пошли бы мы в Зимний дворец предупредить о взрыве или обратились ли к полиции, к городовому, чтоб он арестовал этих людей? Вы пошли бы?
– Нет, не пошёл бы.
– И я бы не пошёл. Почему? Ведь это ужас. Это преступление. Мы, может быть, могли бы предупредить. Я вот об этом думал до вашего прихода, набивая папиросы. Я перебрал все причины, которые заставляли бы меня это сделать. Причины основательные, солидные, и затем обдумывал причины, которые мне не позволили бы это сделать. Эти причины прямо ничтожные. Просто боязнь прослыть доносчиком. Я представлял себе, как я приду, как на меня посмотрят, как меня станут допрашивать, делать очные ставки, пожалуй, предложат награду, а то заподозрят в сообщничестве. Напечатают: Достоевский указал на преступников. Разве это моё дело? Это дело полиции. Она на это назначена, они за это деньги получают. Мне бы либералы не простили. Они измучили бы меня, довели бы до отчаяния. Разве это нормально? У нас всё ненормально, оттого всё это происходит, и никто не знает, как ему поступить не только в самых трудных обстоятельствах, но и в самых простых. Я бы написал об этом. Я бы мог сказать много хорошего и полезного и для общества, и для правительства, а этого нельзя. У нас о самом важном нельзя говорить».
Оценили 3 человека
2 кармы