Полицейские истории. Уходящая натура...

Почем долг и совесть?

Странное такое и не всем понятное слово есть – честь. И ценность самого стоящего за ним явления сомнительная, поскольку толкает человека на нерациональные поступки.

И эта самая честь - она всепроникающая. Встречается у военных и у гражданских. У полицейских и воров. Иногда приминает причудливые формы. Как, впрочем, и бесчестье, притом идут они нередко рядом и пасутся на одних полях.

В связи с этим вспомнился приятель мой Данила. Много лет отслужили вместе в одной конторе. Он в убойном отделе, ну а я в подразделении по интеллигентным и воспитанным ворюгам, крадущим Репина с Саврасовым.

Данила боксер, мастер спорта. И как все боксеры, его сжигало вечное желание – кому-нибудь въехать в челюсть, притом не просто так, а за правое дело.

Со своим темпераментом, энергией, а также сообразительностью и чувством юмора он вполне нашел себя в уголовном розыске. Начинал с отделения милиции в лихие девяностые.

Тогда шла уже не борьба с преступностью, а война. Данила попал в коллектив примерно из таких же парней, как и он сам. Люди боролись за все хорошее и любыми средствами. Порешили на собрании коллектива, что всякой шантрапе и бандюгам на районе не банковать. Это Дело Чести.

И кодекс чести у оперов сложился своеобразный, прям бусидо. Никого и ничего не бояться. Стоять до конца на своем. Сдохни, убей, но не сдайся. Не отступай. Иди вперед. Чини справедливость. Так надо. Так по совести. Так диктует честь.

Тогда много таких парней у нас служило. И много таких подразделений было. Сейчас таких ментов почти не осталось. Чаще у нынешних все по часам – рабочий день, отдых, фитнес-клуб. Вежливое обращение с жуликами и соблюдение их драгоценных прав человека и гражданина. А тогда пахали сутки напролет, гнали вперед без оглядки, только кровь и грязь из-под копыт летели.

Тяжела была судьба земельного опера. Вся твоя жизнь – это работа. А остальное, даже семья – так, необходимый фон. Ты как одержимый становишься. Адреналин бурлит. Ты весь проваливаешься в правила тягостной, но азартной игры. Волчком крутишься в этом странном мире «палок», засад, расколок, экспертных заключений. И вечно штормит тебя от вечных выговоров за головотяпство и волокиту до благодарностей за проявленную доблесть.

Ты в вечной войне. Ты зависишь от нее психологически, как наркоман. Клянешь эту работу, которая не оставляет тебя ни на миг. И вместе с тем без нее ты уже и не ты вовсе, а твоя тень.

За что пахали и себя не жалели мы, дети суровых дней России, люди в погонах? Ну уж точно не за любовь народную. Народ во всем мире, а у нас особенно, почему-то полицию ненавидит. Притом чем меньше сталкивается, тем больше ненавидит. Зато любит народ спеть в караоке «Столыпинский вагон, ветер северный и зла немеряно» - в общем, ублюдочный шансон. Ведь уголовник – это романтично. А мент – это сатрап, подлец и людям жить не дает. Так что народной любовью и не пахло.

Просто ты, опер, отлично знаешь, что общество вокруг вечно и неизлечимо больно преступными страстями, неудержимой алчностью.

И именно ты выполняешь роль лимфоцита, уничтожающего больные клетки и снимающего воспаление. Но вместе с тем и осознаешь предельно четко - вылечить организм ты не в состоянии. И преступность, насилие снова будут воспроизводиться. Но без тебя будет гораздо хуже.

А в эпоху слома и раздрая ты вообще в последнем окопе, который удерживаешь, не давая врагу прорваться в тыл и уничтожить все на своем пути. И держать его - дело чести.

Веселые времена были. С утра землю топтать, с «кроликов» информацию снимать, выслеживать, вынюхивать. Главный предмет у опера – вовсе не ствол, который то дадут на постоянку, то отнимут. Главное – это толстенная записная книжка, где записываешь всю информацию и даже через год или два можешь ее вытащить оттуда, найти интересующий тебя пунктик. Еще одежда нужна крепкая и практичная – по подвалам да по загаженным гаражам лазить. Бинокль сильный нужен – пасти контингент с расстояния. Ну и здоровье.

Данила с ностальгией вспоминает свое первое место милицейской службы. Лихо дела обстояли. Ни дня без мордобоя. Тем порядок и держали. Местную братву и шантрапу заглушили быстро и прочно. На районе сперва тихо стало. А потом среднеазиаты полезли. Ладно бы просто воровали, так ведь как коты мартовские с воем на всех женщин кидались. Пошли сериями изнасилования. Притом девчонок не просто насиловали, а били страшно. Такое вот время было – девяностые.

Отлавливали пришельцев со Средней Азии Востока пачками. Благо умом и сообразительностью они не отличались. На моей памяти один насильник из Таджикистана после своего грязного преступления объявил девчонке, что он ее теперь любит и оставил свой номер телефона – чтобы, значит, позвонила, когда ей снова захочется, чтобы ее снасиловали. Взяли идиота сразу же.

Колошматили этих диких обезьян при задержаниях щедро. Не за палки и раскрытия, не для премий. А потому что так правильно было. Так было справедливо.

Вообще, значительная часть оперской работы была, конечно, далеко за гранью закона. Потому что бурлил криминальный потоп. Потому что война. Вот и возникали такие ежедневные картинки борьбы.

Знакомый опер вспоминает: «Вижу двух разбойников, которых давно искал, во дворике, где припарковал свою машину. Делаю страшную рожу: «Стоять! Угрозыск!» Тогда это действовало волшебным образом. Сажаю одного в салон, другого запихиваю в багажник. И в отдел. А там от них уже явка с повинной. Несколько эпизодов. Такая работа – очищать город. Если бы я его не вез в багажнике, то стоял бы он тем же вечером с заточкой наперевес и примеривался, кого бы еще подрезать и ограбить».

Вернемся к Даниле. Однажды выезжал на жуткое изнасилование. Жертва, пятнадцатилетняя девчонка, нормальная такая, обычная школьница. И теперь в больнице лежит, вся переломанная физически и сломленная духом. И вот в отделении сидит насильник - дикарь с аула. Глаза в пол тупенькие упер и только долдонит на ломаном русском:

- Ничего не знай! Ничего не делаль! Все врут! А подельников не сдам!

Ну Данила смотрел на него, смотрел. А у него в кабинете вещдок – топорик для рубки мяса. Вот и говорит чурке, что слышал, будто по шариату насильникам руки отрубают. Хвать этот топор и рубанул гада по руке с размаху.

Обезьян чуть в обморок не рухнул. Заверещал отчаянно. А как пришел в себя, то увидел, что рука на месте, а топорик совсем рядом воткнулся в исцарапанный милицейский стол. Понял зверушка, что опер с топором ему не привиделся и никуда деваться не собирается. Заплакал. Тут же и его вина нашлась, и подельники припомнились. В общем, хэппи энд… Эх, еще бы действительно им руки рубить. Ей Богу, не жалко!..

У нас в Главке Данила по привычке и велению судьбы тоже постоянно во всякие экстремальные истории лез, благо ничего не боялся.

Работали наши тогда по организованной шайке жуликов, которые нашего сотрудника подставили, и он два месяца в СИЗО чалился. Шайка мошенническом способом, путем якобы продажи машин, завладевала деньгами граждан, а потом этих же граждан и подставляла под жернова правосудия. Там в связке и МУР работал, и районный прокурор. Деньги уж очень хорошие были, ну как мимо не пройдешь. А честь и совесть ведь на хлеб не намажешь. Так ведь?

Доказуху на шайку добыли. Начались аресты. А главарь как сквозь землю провалился. Но на связь с мобилы время от времени выходит.

По мобиле его и запеленговали. Где-то в Выхино запарковался, кого-то ждет в своем шикарном «джипе». А Данила один. И помощи не видать. Старший группы, который его по пеленгу на цель наводит, в контакте, приказывает:

- Только сам не лезь! Сейчас группа подъедет! Пробки, застряли немного!

Тут Данила и видит похожую машину. И там хряк какой-то сидит. И времени терять нельзя – надо брать.

Главного жулика он отлично помнил по фоткам. И тот вроде куда худее был, чем шофер «джипа». Но машина вроде та. Надо определяться. Открывает дверцу и вежливо спрашивает:

- Извините, вы Савельев?

Жулик изумленно смотрит на незнакомца и кивает:

- Ну я. А че?

- А ниче!

Данила заряжает ему в хрюкальник. Потом вытаскивает из салона. Заряжает еще. Укладывает на асфальт.

А вокруг кипит московский час пик. Народу полно. Бурление в массах начинается. Крики. Какой-то гражданин подскакивает:

- Стоять! Полиция!

- Да я сам полиция! Уголовный розыск! – отмахивается Данила удостоверением и, видя, что клиент пытается встать, заряжает ему еще от всей души.

- А-а, - уважительно протягивает гражданин и, осведомившись, не нужна ли помощь, растворяется в толпе.

Ну такая жизнь в розыске. Поиск, мордобой, скандал. И чувство выполненного долга.

Но самая любопытная история у него по вопросам дела чести произошла, когда он еще в районе работал.

Однажды с МУРа прибывает команда. У них оперативная информация. Двух чеченских бандитов вязать собираются. Приехали с помпой, целой толпой. Притащили с собой журналистов. Ну все, дело века будет. Готовься и дрожжи земля, МУР идет.

Взяли муровцы на задержание местных оперативников УР. Притом почему-то не для подтанцовки, а для основного номера. А Данила молодой, амбициозный. Ему охота свою лихость показать. Карьеру сделать. Журналистов удивить.

Ну, в общем, начинается мероприятие. Наблюдение за местностью. Появляются два фигуранта. И по рации звучит команда «Фас!».

Данила, весь как на крыльях, летит за одним чеченцем. Вспоминает тот момент сейчас с улыбкой: «Ну, думаю, срублю его красиво. Народ аж залюбуется, какой я крутой. Не тут то было».

Орет злодею что-то типа:

- Замер! Уголовный розыск!

Бандит поворачивается и смотрит на Данилу, как на букашку неразумную, которую и раздавить – греха перед Аллахом не будет.

Данила рассчитывает красивой подсечкой обрушить его, завернуть руки. Как же! Нога у бандюка как тумба. И стоит он на грешной земле прочно, как колосс родосский, или там Родос колосский - по давности лет уже не разберешь.

В общем, борьба не пошла. Приступаем к боксу. Заряжает опер хук справа. А бандит стоит, сволочь. Но следующего удара не выдержал. Снесло на землю. Нокдаун, но еще шевелится, пытается встать, в горло вцепиться или бросок исполнить.

Данила начинает ему морду рихтовать во избежание. Потом наручники. Торжественное водворение в обезьянник.

А затем не менее торжественное вызволение. «Оковы тяжкие падут, и свобода встретит бандита у входа, и братья ствол ему отдадут», - так, кажется, Пушкин писал.

Что-то у Петровки там не срослось. Оснований для задержания не хватило. Вот и отпустили двоих чеченцев – они братьями оказались.

Перед уходом побитый пообещал:

- Еще встретимся, шакал. Отомщу!

- Да ради Бога, - отмахнулся Данила. – В любой момент. Заходи, если чего.

Тот и зашел. Но не к Даниле, а к прокурору. А прокуратура тогда почему-то стала получать нездоровое удовольствие от самой идеи закатать мента за нарушение прав граждан. Тогда очень сильно о правах бандитов заботились. Почти как сейчас.

И вот возникла чеченская заява. Опер налетел на невинного агнца на улице. Избил. Не извинился. В общем, закатайте, товарищ прокурор, сатрапа по всей строгости.

Данилу в прокуратуру вызвали. И заставляют признаваться, как он честного гражданина, ну совсем ни за что, лупцевал на глазах у всей пораженной столицы и замершей в стороне от ужаса Чечни.

Данила с курсантских времен знал истину: чистосердечное признание самый короткий путь на скамью подсудимых. Поэтому и объявляет:

- Никого не трогал. Не бил. Пригласил для проверки документов. А кто ему рожу разукрасил – понятия не имею.

- У меня свидетель есть, - кричит радостно чеченец в предвкушении близящегося часа расплаты со своим недругом. – Брат мой. Он все видел!

Притащили этого самого брата. Он молчалив и мрачен. А побитый верещит, требует:

- Ну скажи им! Скажи!

А брат как-то брезгливо посмотрел на него и вдруг заявляет:

- Я ничего не видел! Этот человек моего брата не бил!

И все, дело сдулось.

Странное какое-то ощущение. Вроде и бандит, с гор спустился. А свои понятия о чести есть. В отличие от своего родича, который их давно растерял, одна хитрость и изворотливость осталась, да мстительность…

Еще одна история в этом же русле. Серега, мой напарник, долгие годы был заместителем начальника СОМ ГУВД по Москве - это такая хитрая конторка, которая занималась личным сыском в местах концентрации преступного элемента.

Они постоянно кого-то вязали. Очень эффективная была организация, каждый день то разбой поднимут, то кражу.

И тут задерживают какого-то рецедивюгу. Всего синего от наколок с ног до головы. Лоб низкий. Глаза злобные. Типичный продукт ГУЛАГа.

Оттащили его на базу – у СОМа было по Москве несколько просторных помещений, которые проводились как конспиративные. Обычно туда всю шушеру таскали, там же и кололи с пристрастием.

Серега там в кабинете своем сидит. Тут сотрудник этого «синего» заводит. А сотрудник сам парень бравый. В Афгане служил, кровь проливал. Только и разговоров у него, как героически духов стрелял.

Серега с интересом смотрит на согнувшегося доставленного. Ну, понятно – наш клиент. Да еще с крадеными вещами. Вот еще одна палка.

Только собирается приступить к процедуре, которая называется «получение признательных показаний и явок с повинной», в просторечье – расколка. Тут «синий» распрямляется. Рука его быстро ныряет куда-то за пояс. И вот в ней уже боевой револьвер. И ствол прямо в живот Сереге смотрит.

Уголовника даже не обыскали нормально при задержании. Ствол просмотрели. Жуткий прокол! Может даже смертельный!

Бравый «афганец» весь побледнел и с поразительной резвостью рванул за дверь. Мол, разбирайтесь сами, а у меня обеденный перерыв. Лучше бы он так резво личный досмотр производил.

Ну и остались в кабинете трое – Серега, бандюга и револьвер.

Чего у Сереги не отнимешь – это реакции, решительности и физической силы. В общем приноровился он и треснул «синяка» в челюсть со всей дури. Бандит в одну сторону полетел куклой бесчувственной. Револьвер - в другую.

Потом урка, который в СИЗО прописался, объявил, что говорить будет только с тем опером, который ему въехал. Потому как тот правильный мент. Серьезный. А его помощник – слизь. Нет у него чести.

Про тех, у кого честь есть и нет. Помню другой случай. В одной области, не буду ее называть какой, появилась информация о том, что в поселке видели совершенно отмороженного бандита и убийцу, вооружённого огнестрелом. Задерживать втроем поехали – заманчальника облрозыска, такой здоровенный, серьезный битюг с невозможным характером. Его и свои, и чужие одинаково опасались. А с ним двое его сотрудников.

Начальник выходит из машины на разведку. Направляется к участку, около которого бандюгу видели. И сталкивается с ним чуть ли ни нос к носу.

А в это время два розыскника, видя, что дело запахло жаренным, переклиниваются. Разворачивают машину и дают по газам.

Ну начальник бандюгу в одиночку повязал. Тот даже пикнуть не успел, как сграбастали, поломали и свернули в узел. Однако осадок в душе начальника остался. Да какой осадок – метр ила на дне. Своих же не бросают. Это вопрос чести. Но, как жизнь показывает, не для всех.

Честь и самопожертвование. Знал я спецназовца, который при штурме самолета еще в начале девяностых накрыл собой гранату, которую бросил террорист. Благо, та не взорвалась. Вот это человек чести и самопожертвования. А знал людей, которые ходили по начальству и канючили, подставляя в командировку в горячую точку вместо себя своих коллег. А потом удивлялись, почему те коллеги им руки не подают. Ну, воспользовался случаем, сделал себе как лучше, отвел беду за счет другого. Обычная бытовая история. Чего обижаться-то!

Иногда думаю – а что же такое честь. И у кого она проявляется. Дело только ли в воспитании или еще в чем-то? Мне кажется, это чувство врожденное. Это что-то высокое, данное нам свыше, его нужно лелеять и оттачивать. И никогда не ронять. И стоит оно где-то рядом с совестью. Честь и совесть могут быть у бандита и могут не быть у служивого человека. Могут быть у работяги и начисто отсутствовать в народного артиста. Или наоборот. Что дано, то дано.

Глядя на двинувших толпой за бугор беглецов от призыва и войны, испуганных патриотов, понимаешь, что для них это слово абсолютно пусто. Оно не несет никакого значения. А парень, который добровольцем идет в военкомат и одевает шинель со словами «пора Родине послужить». У него это прошито с рождения.

«Есть честь, нет – какая разница? - скажет кто-то. Главное жить сыто и зарабатывать».

Только в России без чести жить нельзя. Потому что у нас страна чести и совести. Чем она крепка была всегда. И чем она победит в очередной раз всяких фашиствующих правочеловеков…

Космическая опера

Костры с трехэтажный дом высотой на площади Ленина, которые жгут демонстранты. Дивизия Дзержинского, высадившаяся на аэродроме в Насосном. Кровь Сумгаита. Закавказье конца восьмидесятых годов.

Горит Кавказ. Идут погромы в Киргизии. Раскачивается Россия. Сносятся бывшие кумиры, трещит по швам советская власть, которую с кровью и героизмом отстояли и в Гражданскую, и в Великую Отечественную, а сейчас просто сдают врагам, притом задешево. И в центре этого урагана сижу я в своей однокомнатной, скупо обставленной казенной мебелью с бирками квартирке в восьмом микрорайоне Баку. И строчу фантастическую повесть о космических приключениях бравых советских землян.

Работа у военного следователя, конечно, нелегкая. На плечах у меня погоны старлея. В производстве с десяток уголовных дел. Ни суббот, ни воскресений, одни дела. Нелегка сия ноша. Воры, дезертиры, насильники – мой круг рабочего общения и следственного интереса. А тут еще счастье подвалило. В городе бунт, и решением коменданта мы выезжаем на места погромов и убийств. Толпа митингующих собирается до миллиона, орут «Карабах». Погромщики разносят армянские квартиры, льется невинная кровь. Кто виноват и кто прав – не разберешься. Но мир на этой земле закончился. Как заканчивается и великий Советский Союз…

Ни компьютеров, ни интернета. Для нынешнего поколения это все равно что долгие вечера при лучине. Пишу текст шариковой ручкой за тридцать копеек. Потом долблю на расшатанной пишущей машинке в трех экземплярах, через копирку. Переписываю. Снова перепечатываю. И вот уже повесть начинает походить на что-то, на чтение чего не жалко нескольких часов.

Был я всегда натурой романтической. Меня влекло в космические выси. Я запоем читал великого и так и непревзойденного Ефремова с его Эрой Великого Кольца. Его идеи о вселенском торжестве Великого Разума человечества входили в резонанс с моим маленьким разумом. Но про это у меня как-то не получалось.

  

А получалось про стрельбу, бронетранспортеры на улицах, почти таких же, которые были за моим окном. В повести народ неистовствовал, прямо как на площади Ленина. Я попал в какую-то психическую зависимость от окружающего накатывающего хаоса.

Оно и неудивительно. Трудно быть оптимистом и думать об Эре Кольца. Зато легко писать про хаос и насилие, то есть добротный фантастический боевик. Тогда жанр был еще неизведанный. Но со временем он будет становиться все более востребованным, потому что вся наша жизнь превращалась в сплошеной боевик. А потом и в темное фэнтези.

Первый читатель – Володька. Личность, несомненно, эстетствующая, разумная, идейно-продвинутая, образованная и совершенно отмороженная.

Он закончил факультет спецпропаганды нашего ВКИМО. Арабист. Иногда заходит в мою контору, где я допрашиваю каких-нибудь среднеазиатов. Они, как правило, не колятся и следствию не помогают.

- Я не я и ослица не моя!

Володька начинает их давить сурами из Корана, которые легко цитирует по памяти на арабском языке. Сам двухметровая орясина, смуглый, непонятной национальности. Когда он уходит, обычно дитя аулов смотрит ему вслед озадаченно, а порой и ошарашенно, а потом осторожно спрашивает:

- А кто это был?

- О-о-о, большой человек, - протягиваю я уважительно. - Знаток ислама.

- Понятно.

И допрашиваемый становится куда сговорчивее.

У Володьки талант – он загорается какими-то глобальными идеями. Он весь в судьбах страны и человечества, меньшие масштабы его не интересуют. Иногда смотрит в корень, в который не смотрит никто. Все мы в то время были немного демократами. А Володька, прирожденный ретроград, консерватор и правдолюб, как только увидел хайло Ельцина¸ так сразу и объявил, что это враг и разрушитель страны, и его бы арестовать по хорошему вместе с его подпевалами. Ну что, в точку попал. Равно как и в прогнозах по грядущим страшным событиям в Закавказье.

Еще у Володьки фантастическая способность встревать во всякие ситуации. Правда, не менее фантастический дар выходить сухим из воды. Его все время кто-то хочет пристукнуть. Началось еще с того времени, когда он был студентом гражданского ВУЗа и постоянно дрался со шпаной при дежурствах в ДНД, наводя закон и порядок в стиле американских шерифов. В Баку он, как всегда, не уронил марку правдолюба и склочника. Полаялся с командирами. Те от него избавилось при первой возможности, не пожалев хлебной должности преподавателя военной кафедры в Бакинском университете. Там он поднял свою принципиальность до небес, пытаясь принудить к учебе совершенно не привыкших к этому студентов, до того обходившихся взятками преподавателям. Ставил двойки направо и налево, за что какой-то из мажоров пообещал его прибить и чуть ли не кровную месть объявил. Во время массовых беспорядков кого из русских военных решила разорвать озверевшая толпа? Правильно – Володьку. Навалились на него, лыбятся – конец тебе! А он гранату Ф-1 из кармана выудил и объявил, что взорвутся все вместе. Радиус разлета осколков двести метров… Отвалили макаки, никуда не делись.

Потом, когда он уже чем-то там командовал в Закавказском округе, в разгар боевых действий попал в Южной Осетии в засаду к доблестным защитникам свободы и единства Грузии, в большинстве своем из амнистированных уголовников. Эти отпетые бандиты быстренько поставили его к стенке со словами «Ты, скотина, не имеешь права ходить по святой грузинкой земле». Рядом с ним стоял его шофер-солдатик, который, кстати, к стенке встал вместе с офицером добровольно со словами «погибать, так вместе». Володька и там выкрутился, и солдата спас. Так закрутил прямые извилины в бандитских мозгах, пообещал продать недорого два ящика АКСУ – главный дефицит в то время. И те его отпустили, кретины. Вместо ящиков с автоматами Калашникова он прислал им группу спецназа, которая там навела немного шороху, но в рамках соблюдения прав человека и правил ведения боевых действий. Уже позже изъездил он весь Таджикистан на БТРах, благодаря своему словоблудию и знанию восточной специфики умудрялся предотвращать массовые выступления против властей, которые несознательные элементы предпринимали с ясной и прозрачной целью - идем всех резать.

В общем колоритный персонаж. При этом в Баку он знал всех и вся. И твердо решил принять участие в моем литературном возвышении. Прочитал произведение. Оценил:

- Вроде ничего! Но у тебя есть фразы, которые вызовут бунт и конфронтацию армии с населением.

Я посмотрел на него изумлённо. Не мог представить, как моя легкая космическая опера может вызвать бунт в Закавказье. А он нашел какую-то страницу, где речь шла о фашиствующих военных на другой планете, которые ездят бронетранспортерами по восставшему населению, так что только косточки трещат, да кровавые полосы по асфальту расползаются.

-О, здесь читатели усмотрят аналогии с сегодняшним днем! Хочешь, чтобы народный фронт тебя на щит поднял?!

В общем, по его мнению, такие места надо переписать. И вообще, более лояльно надо быть к человеку в БТР. И пошел пристраивать мое произведение.

А Кавказ продолжал гореть. Притом все сильнее. Чистенькая, аккуратненькая и бедненькая ткань нашего беззаботного бытия рассекалась под ударами когтей злого дракона, сопровождавшего человечество все время его существования. И в эти прорези лезли уже забытые страхи – голод, разруха, гражданские войны. Скоро они заполонят все. Но тогда еще мы думали, что кто-то поставит заплаты на эту ткань, вернет все, как было. Однако тяжелый исторический каток не знает сочуствия и жалости. И мы, простые души, крутились в этом водовороте.

Да, я еще надеялся на лучшее. И передо мной лежала моя фантастическая повесть, которую я мечтал увидеть опубликованной. Володька упорно пытался пристроить ее в какой-то азербайджанский журнал на русском языке. Даже получил там приличные рецензии. Естественно, ни шиша не напечатали. Потому как такие дела с кондачка не делаются. Нужно для этого… Ну много чего нужно было, чего я и не знал

Вот и спряталось это произведение в стол. Правда, потом я даже продолжение написал. Его тоже не удалось довести до издательства и до широких масс населения, которые упустили возможность выразить мне искреннюю благодарность.

А сейчас вытащил его на свет Божий. Отряхнул пыль десятилетий. Да и выложил в сеть.

Сегодня, наверное, повесть кажется запредельно наивной. Какие то ходы фантбоевиков с того времени уже давно обкатаны, но тогда я был в какой-то мере первопроходцем. Да и реалии там отражены давно ушедшей страны, выведены люди иного склада психики и ценностей. Ну, может, тем оно и будет любопытно.

Илья Рясной

«Книга «Пятого взмаха».

https://author.today/work/232766

Возможно, кто-то и прочитает. И вспомнит нас, какие мы были тогда. Наивные, честные и идущие прямо в ад перемен…