Можно ли в действительности научить человека писать?
Однажды престижный американский университет пригласил Брендана Биэна, который, как известно, называл себя «алкоголиком с пристрастием к писательству», прочитать вечернюю лекцию о своем искусстве. Репутация Биэна, прославленного пьяницы и демагога, сделала свое дело: аудитория была забита до краев, студенты стояли вдоль стен и теснились в проходах.
Но пришло время лекции, а выдающийся гость все никак не появлялся. Стрелки тикали — сцена оставалась пустой.
Примерно сорок пять минут спустя Биэн, еще более взъерошенный, чем обычно, ввалился в зал, и публика замерла в ожидании, заинтригованная и встревоженная одновременно.
— До-о-обрый вечер, — пророкотал он. — Так, поднимите руку те, кто хочет стать писателем.
Отозвались почти все. Биэн презрительно оглядел этот лес рук.
— Ну так идите домой и пишите, черт вас дери, — сказал он и убрался восвояси.
Ричард Коэн, «Писать как Толстой»
Сегодня мы поговорим о книге «Писать как Толстой» Ричарда Коэна (издательство «Альпина Паблишер», 2018 год). Ее автор — известный редактор, основавший собственное издательство Richard Cohen Books, в прошлом британский чемпион по фехтованию на саблях — виртуозно владеет не только холодным оружием, но и словами.
В исследовании «Писать как Толстой» он разбирает на примерах из литературы, на что следует обращать внимание начинающим писателям.
Первый же вопрос, который возникает — можно ли обучать писательскому мастерству на примере автора, которого ты читаешь в переводе? К сожалению, ответ на этот вопрос «Писать как Толстой» толком не дает.
Льву Николаевичу посвящена примерно одна десятая книги, основной акцент сделан на аспектах, напрямую не связанных со стилистикой и языком.
Творчество служит лишь одним из сотен примеров — тех самых «техник, приемов и уловок великих писателей».
Так Коэн рассказывает о том, как работал не только автор «Войны и мира», но и Марк Твен, Марсель Пруст, Джордж Элиот, Уильям Фолкнер, Джулиан Барнс и многие другие писатели, получившие мировую известность.
В эрудиции автора также сомневаться не приходится — будучи не только теоретиком (читал цикл лекций по литературному мастерству в университете), но и практиком (редактировал тексты Энтони Берджесса, Джона ле Карре, Себастьяна Фолкса etc), он точно знает, о чем говорит. На каждый обсуждаемый элемент работы над текстом, на каждое мнение и на каждый термин у него найдется практический пример из литературы, цитата автора или и вовсе комичная история.
Причём примеры яркие, хлёсткие и к месту — поэтому книга увлекательна. «Писать как Толстой» можно использовать как хороший источник иллюстраций к явлениям и понятиям. Содержание охватывает широкий спектр вопросов за относительно небольшой объем, пусть и не углубляется в детали — речь заходит и о технике потока сознания, и о применении психоанализа при придумывании персонажей, и об истории плагиата и этичности заимствований, и о технических приемах и написании диалогов, и о сценах секса, и о многих других аспектах писательского мастерства. Факты, цитаты и описания значимых произведений развивают эрудицию, а объяснения базовых понятий в теории литературы могут помочь начинающим авторам на практике.
Приведем в качестве примера содержания небольшой конспект идей из первой главы, которая посвящена первым предложениям книг — тому, как стоит начать произведения.
Зачины автор делит на три типа:
«Захватчики»:
«умышленная попытка автора увлечь читателя с первого предложения или, возможно, первого абзаца».«В ночь, когда Винсента подстрелили, он уже чувствовал нависшую угрозу».
«Проснувшись однажды утром после беспокойного сна, Грегор Замза обнаружил, что он у себя в постели превратился в страшное насекомое».
Подвид — «Вот он я», рассказчик хлёстко представляет себя. «Стану ли я героем повествования о своей собственной жизни, или это место займет кто-нибудь другой — должны показать последующие страницы». Минус — иногда автора сразу начинают ассоциировать с рассказчиком.
Подвид — «шокирующие». «Настырный сукин сын, подумал Джек Торранс». Минус — надо выдерживать уровень шока и дальше.
«Пригласительные»:
«Такие вступления не стремятся поглотить наше внимание, а неторопливо, почти куртуазно (cortesia — учтивость, радушный прием) заводят нас в свой мир».«Старик рыбачил один на своей лодке в Гольфстриме». Минус — не всех «зацепит» сразу, но зато от автора и не ждут свершений сразу.
Популярный подтип — сделать читателя свидетелем окончания разговора.
«— Да, непременно, если завтра погода будет хорошая, — сказала миссис Рэмзи. — Только уж встать придется пораньше, — прибавила она».
Телескопирование — описание места действия крупным планом.
«Завлекающие»:
«Призваны завлечь, как правило, либо своим тоном, либо оригинальностью».«Если вам на самом деле хочется услышать эту историю, вы, наверно, прежде всего захотите узнать, где я родился, как провел свое дурацкое детство, что делали мои родители до моего рождения, — словом, всю эту давид- копперфилдовскую муть».
«Здесь едят и пьют без всякой меры, влюбляются и изменяют, кто плачет, а кто радуется; здесь курят, плутуют, дерутся и пляшут под пиликанье скрипки».
Семь сюжетов по версии Кристофера Букера:
1. Одоление монстра (противостояние чудовищу);
2. Из грязи в князи (неприметный человек оказывается в центре внимания и демонстрирует примечательные возможности);
3. Искание (достижение цели);
4. Путешествие туда и обратно (герои попадают в чужой мир и пытаются вернуться);
5. Комедия (миру должна быть явлена спасительная истина);
6. Трагедия (герой испытывает соблазн или принуждение совершить действие, по тем или иным причинам дурное или запретное);
7. Перерождение (герой попадает во власть тёмной силы, но высвобождается в финале).
Ричард Коэн говорит, что с таким делением можно поспорить, но он наводит на важную мысль о том, что базовых сюжетов ограниченное число.
Закончим обзор несколькими хорошими цитатами из книги.
«Повествование от первого лица может приближаться к потоку сознания — это понятие было введено в «Научных основах психологии» братом Джеймса, Уильямом, для обозначения повседневного течения человеческих мыслей и переживаний:
«Сознание, следовательно, не представляется самому себе порезанным на куски… Оно не складывается из сочлененных частей — оно течет. “Река” или “поток” — метафоры, которые описывают его наиболее правдоподобно».
Литературные критики вскоре позаимствовали термин и стали применять его к любой писательской попытке сымитировать этот процесс, назвав ранними образцами потока сознания монолог Молли Блум и размышления миссис Дэллоуэй, но усмотрев его зачатки в творчестве Эдгара Алана По и даже Лоренса Стерна. В каждом из приведенных случаев читатель проникает в личный мир героя, погружается в него, не отвлекаясь ни на других персонажей, ни на самого автора, и это придает повествованию особую интимность».
«Как-то раз, в конце 1850-х гг., Иван Тургенев приехал ко Льву Толстому в его имение Ясная Поляна и был приглашен хозяином в хлев, полный разных животных. Вскоре он выскочил оттуда и быстро вернулся в дом. Позже Тургенев жаловался другу, что Толстой подходил к каждому обитателю хлева — будь то лошадь, корова или утка — и рассказывал о характере, любовных отношениях и семейных связях животного. «Это было невыносимо! Он знает, что я не могу придумывать персонажей так же легко, но тут он проделывал это с целым зверинцем».
«В двух более поздних письмах друзьям он признавал, что находит толстовские описания охоты, катания ночью на санях и подобных сцен «удивительными, прекрасными», что «это первый сорт, и подобного Толстому мастера у нас не имеется», но сетовал, что «историческая прибавка, от которой собственно читатели в восторге, кукольная комедия и шарлатанство… Толстой поражает читателя носком сапога Александра, смехом Сперанского, заставляя думать, что он все об этом знает, коли даже до этих мелочей дошел, — а он и знает только что эти мелочи. Фокус, и больше ничего, — а публика на него и попалась».
«На самом деле то, что Тургенев называет «фокусами», помогает экономными средствами передать особенности персонажа и является важной частью писательского инструментария. В случае с Толстым пальцы, которыми быстро шевелил приказчик, заложив руки за спину, или ряд крепких зубов Вронского что-то говорят об этих героях (так же как и — вопреки мудрому изречению Джулиана Барнса в эпиграфе к этой главе — «блестящие серые глаза» Анны), и притом данные характеристики не доходят до нарочитости, потому что содержат в себе заряд ровно той мощности, которая необходима. Энергия их создателя уберегает такие детали от инертности. Мы мало что знаем о внешности Анны — нам сообщают только о некоторых ее отдельных чертах — и не получаем полного описания Каренина, но посмотрите, каким его видит жена...»
#Плагиат
Мысль зацепилась основательно на главе о плагиате. И не оттого, что меня волнует растаскивание произведений, как раз об этом я редко вспоминаю, а оттого, что показана изнанка явления.
В книге о Есенине, основанную на воспоминаниях современников. В старинном издании рассказывалось о его страстной любви к восточным поэтам (Саади, Хайяму, Фирдоуси), о заимствовании идей и даже целых строк. Речь шла о нынешнем понимании плагиата, но без тени осуждения. Факт меня смутил, но любое подражание и заимствование весьма относительны.
По большому счету, копировали ведь все. Кто-то преуспевал больше предшественников (тот же Шекспир). А что стоит фраза “гений чистой красоты”, ставшая чуть не визиткой творчества Пушкина. Многие ли знают, что это находка его учителя:
“Ах! не с нами обитает
Гений чистой красоты;
Лишь порой он навещает
Нас с небесной высоты”
В.А. Жуковский
Стихотворение Василия Жуковского написанное в 1821 году.
Милый сон, души пленитель,
Гость прекрасный с вышины,
Благодатный посетитель
Поднебесной стороны,
Я тобою насладился
На минуту, но вполне:
Добрым вестником явился
Здесь небесного ты мне.
Мнил я быть в обетованной
Той земле, где вечный мир;
Мнил я зреть благоуханный
Безмятежный Кашемир;
Видел я: торжествовали
Праздник розы и весны
И пришелицу встречали
Из далекой стороны.
И блистая и пленяя -
Словно ангел неземной,-
Непорочность молодая
Появилась предо мной;
Светлый завес покрывала
Отенял ее черты,
И застенчиво склоняла
Взор умильный с высоты.
Все - и робкая стыдливость
Под сиянием венца,
И младенческая живость,
И величие лица,
И в чертах глубокость чувства
С безмятежной тишиной -
Все в ней было без искусства
Неописанной красой!
Я смотрел - а призрак мимо
(Увлекая душу вслед)
Пролетал невозвратимо;
Я за ним - его уж нет!
Посетил, как упованье;
Жизнь минуту озарил;
И оставил лишь преданье,
Что когда-то в жизни был!
Ах! не с нами обитает
Гений чистой красоты;
Лишь порой он навещает
Нас с небесной высоты;
Он поспешен, как мечтанье,
Как воздушный утра сон;
Но в святом воспоминанье
Неразлучен с сердцем он!
Он лишь в чистые мгновенья
Бытия бывает к нам
И приносит откровенья,
Благотворные сердцам;
Чтоб о небе сердце знало
В темной области земной,
Нам туда сквозь покрывало
Он дает взглянуть порой;
И во всем, что здесь прекрасно,
Что наш мир животворит,
Убедительно и ясно
Он с душою говорит;
А когда нас покидает,
В дар любви у нас в виду
В нашем небе зажигает
Он прощальную звезду.
Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1956.
Именно эта творческая сторона и анализируется в книге.
Вспомним, в Древнем Риме копирование предков считалось нормой, а перекраивание и преображение считались ценными навыками.
А как сказал Марк Твен, «как будто любое человеческое высказывание, устное или письменное, не состоит из него (плагиата) по большей части».
P.S. За нарушение авторских прав законодательством предусмотрена выплата компенсации правообладателя в размере до 5 млн. рублей (ст. 49 ЗОАП), а также уголовная ответственность в виде лишения свободы на срок до 6 лет (ст. 146 УК РФ).
Есть о чем подумать.
#Ритм.
Нынче много курсов по писательскому мастерству, но редко можно встретить тему ритма.
Роберт Рэй Лорент, «хорошая проза ритмична, потому что ритмична сама мысль, а мысль ритмична, потому что она всегда куда-то стремится — иногда гуляючи, иногда шагая маршем, иногда кружась в танце».
Помимо мнений известных и малоизвестных писателей, в книге есть приемы на освоение и понимание ритма, они весьма необычны. А упражнение “Яйцо” - настоящий дзен.
#Диалог.
Понятие “поток сознания” живет с нами более ста лет, приверженцев становится больше и больше. Но как растут ряды поклонников, так и ширится армия протестующих. Ведь многостраничные описания и рассуждения напоминают монолог автора, а хочется общения. В связи с этим, запомнилась фраза:
“В своей недавней статье для профессионального журнала британских писателей The Author драматург и романист Нелл Лэйшон поделилась воспоминаниями о своих первых читательских опытах:
«Если я бралась за книгу без диалогов, мне казалось, что я задыхаюсь — как будто давлюсь словами”.
Увы, такие же ощущения. Не сразу, но с каждой дополнительной страницей дышать все тяжелее.
Скользкая тема.
Немного задержусь на главе о сексе. Знаете, автор хоть и является писателем и издателем, но признает, мало кому удается написать интимные сцены достойно, пальцев хватит пересчитать успешные эпизоды. Так стоит ли браться опошления ради?
“Элизабет Бенедикт, американская писательница и преподаватель литературного мастерства в рамках программы Принстонского университета, написала целое
пособие «Удовольствие писать о сексе» (The Joy of Writing Sex). «Постельная сцена, — утверждает она, — не пособие по сексу для начинающих». И добавляет, что писатель должен «сделать ее значимой для истории или понимания персонажей». В другом месте она замечает: «Это невозможно сделать посредством заезженной лексики, почерпнутой из порнофильмов».
#Краткость
Когда-то у Горького читал, что мысль при чтении должна ложиться без усилий, в секунду. Автор вторит:
“Показатель литературного мастерства все тот же — вряд ли строку можно назвать удачной, если читатель будет задыхаться, попытавшись произнести ее вслух”.
Роберт Фрост сказал еще лаконичнее: «Ухо — единственный истинный писатель и единственный истинный читатель.
Писать и прочитывать - заключительный совет.
Оценили 5 человек
7 кармы