Поэты-фронтовики, часть1

163 9580

 У каждого поэта есть провинция.

 Она ему ошибки и грехи,

 Все мелкие обиды и провинности

 Прощает за правдивые стихи.

 И у меня есть тоже неизменная,

 На карту не внесённая, одна,

 Суровая моя и откровенная,

 Далекая провинция - Война... 

     Семён Гудзенко

   К началу Войны подросло и оперилось поколение мальчишек, рождённых в первой половине 20-х годов, уже при Советской власти. Воспитанное на патриотических фильмах и книгах. Завидующее старшим братьям и отцам, побывавшим в Испании и на Халхин-Голе.

Многие из этих мальчишек в душе были поэтами и романтиками. Готовы были на подвиг во имя Отечества - и это не громкие слова, это было их сутью. Немного идеалисты, но цепкие и упорные в постижении наук. В их стихах - мальчишеская угловатость, юношеская влюблённость в жизнь и мерная поступь батальонов на марше.

Они прекрасно видели неизбежность грядущей схватки с фашизмом, а вероятность своей гибели в этих сражениях придавало их поэзии ту особую зоркость, которую даёт бинокль командиру, оглядывающему поле предстоящего боя.  

Их старший товарищ, уже прошедший фронтовыми дорогами, военный журналист Константин Симонов в стихотворении 1938 года "Однополчане" писал:

Под Кенигсбергом на рассвете

Мы будем ранены вдвоём,

Отбудем месяц в лазарете,

И выживем, и в бой пойдём.

Святая ярость наступления,

Боёв жестокая страда

Завяжут наше поколенье

В железный узел, навсегда.

Послушайте, как он сам читает свои стихи спустя 40 лет:

Вглядитесь в молодые лица поэтов фронтового поколения. Не все из них остались живы - но война оставила свой суровый отпечаток в душах выживших. Как сказал один из них, Семён Гудзенко(1922-1953): "Мы не от старости умрём - от старых ран умрём". Так и случилось с ним. Но он оставил потрясающие, как вспышка молнии, стихи:

              МОЕ ПОКОЛЕНИЕ

Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого б не жалели.

Мы пред нашим комбатом, как пред господом богом, чисты.

На живых порыжели от крови и глины шинели,

на могилах у мёртвых расцвели голубые цветы.

Расцвели и опали... Проходит четвёртая осень.

Наши матери плачут, и ровесницы молча грустят.

Мы не знали любви, не изведали счастья ремёсел,

нам досталась на долю нелёгкая участь солдат.

У погодков моих ни стихов, ни любви, ни покоя -

только сила и зависть. А когда мы вернёмся с войны,

все долюбим сполна и напишем, ровесник, такое,

что отцами-солдатами будут гордиться сыны.

1945

Через несколько недель после начала войны Гудзенко записался добровольцем в ОМСБОН - Отдельную мотострелковую бригаду особого назначения. Отбирали в это подразделение прежде всего спортсменов, причём такого уровня, как братья Знаменские. Как же туда попал 19-летний студент второго курса литфака? Объяснение простое: при отборе ценилась не только физическая подготовка, но и психологическая устойчивость, творческий склад ума, способность быстро принимать решения, знание языков, коммуникабельность. Все это было у Гудзенко.

Бригада формировалась для разведывательных и диверсионных действий. Это было совершенно новое для нашей армии элитное подразделение. Поэтому Гудзенко можно по праву назвать первым поэтом советского спецназа.

Уже в ноябре 1941-го омсбоновцев небольшими отрядами забрасывали на оккупированную территорию. Отряды состояли только из добровольцев, связанных крепкой дружбой. В боевой обстановке важно было понимать друг друга без слов. Переходили линию фронта на лыжах, каждый тащил за спиной пятнадцать килограммов взрывчатки. Подрывали мосты, минировали шоссейные и железные дороги, забрасывали гранатами немецкие штабы.

2 февраля 1942 года Гудзенко был ранен в живот осколком мины. Кто-то из друзей потом заметит: "пушкинское ранение". Семен выжил, но был признан негодным к строевой. В качестве «красноармейца-поэта» прошел Украину, Карпаты и Венгрию. Победу встретил в Будапеште, с орденом Красной Звезды на груди.

А вот как читает стихотворение Семёна Гудзенко "Перед атакой", написанное в 1942 году, Владимир Высоцкий:

Поэт-фронтовик Сергей Орлов(1921-1977) мог написать всего одно стихотворение "Его зарыли в шар земной" - и остаться в нашей благодарной памяти:

Его зарыли в шар земной,

А был он лишь солдат,

Всего, друзья, солдат простой,

Без званий и наград.

Ему как мавзолей земля -

На миллион веков,

И Млечные Пути пылят

Вокруг него с боков.

На рыжих скатах тучи спят,

Метелицы метут,

Грома тяжелые гремят,

Ветра разбег берут.

Давным-давно окончен бой...

Руками всех друзей

Положен парень в шар земной,

Как будто в мавзолей...

1944

Сергей Орлов воевал на Волховском и Ленинградском фронтах командиром тяжёлого танка "КВ", дважды горел в подбитом танке, чудом остался жив, скрывая впоследствии ожоги на лице бородой. 

Давид Самойлов(1920-1990) после пединститута поступил в военно-пехотное училище, но закончить его так и не успел. В 1942 году молодой человек попал на фронт, в Ленинградскую область, у города Тихвина. Провоевав один год, Давид получил серьёзное ранение – осколок мины повредил ему руку. Произошло это в урочище Карбусель, 23 марта 1943 года. Давид, будучи пулемётчиком, прорвался во вражеский окоп и в одиночку уничтожил троих неприятелей в рукопашном бою. За отвагу в атаке и совершённый подвиг Самойлов получил медаль «За отвагу».

Уже через год, в марте 1944 года, храбрый солдат вернулся снова в строй, теперь на линию Белорусского фронта и в звании ефрейтора. В ноябре 1944 года Самойлов получил очередную медаль - «За боевые заслуги». Уже после окончания войны, в июне 1945 года, Самойлову вручили третью награду – орден Красной Звезды за то, что взял в плен немецкого унтер-офицера, давшего ценные сведения советской разведке.

Поэт участвовал в боях за Берлин. (Я счастлив, что мне повезло слушать этого интереснейшего человека со сцены и видеть вблизи).

Сороковые, роковые,

Военные и фронтовые,

Где извещенья похоронные

И перестуки эшелонные.

Гудят накатанные рельсы.

Просторно. Холодно. Высоко.

И погорельцы, погорельцы

Кочуют с запада к востоку…

А это я на полустанке

В своей замурзанной ушанке,

Где звёздочка не уставная,

А вырезанная из банки.

Да, это я на белом свете,

Худой, весёлый и задорный.

И у меня табак в кисете,

И у меня мундштук наборный.

И я с девчонкой балагурю,

И больше нужного хромаю,

И пайку надвое ломаю,

И всё на свете понимаю.

Как это было! Как совпало -

Война, беда, мечта и юность!

И это всё в меня запало

И лишь потом во мне очнулось!..

Сороковые, роковые,

Свинцовые, пороховые…

Война гуляет по России,

А мы такие молодые! 

Григорий Поженян(1922-2005) встретил войну старшиной 1-й статьи на крейсере Черноморского флота «Молотов». Во время обороны Одессы входил в состав диверсионного отряда моряков-разведчиков при 2-й кавалерийской дивизии. 

В августе 1941 года группа моряков-разведчиков сумела отбить у противника водозаборную станцию в захваченной румынскими войсками Беляевке. Разведчики попытались запустить отключённые насосы и подать воду в страдающую от её нехватки Одессу. Почти все моряки-участники операции погибли. Г. Поженян был ранен, но его посчитали погибшим. На основе этих событий Григорий Поженян написал сценарий к художественному фильму «Жажда».

Начав войну краснофлотцем, закончил её в звании лейтенанта. Об отчаянной смелости Григория Поженяна на войне сказал адмирал Ф. С. Октябрьский: «Более хулиганистого и рискованного офицера у себя на флотах я не встречал! Форменный бандит!»

Среди наград Поженяна так называемый «Южный бант» — комплект медалей «За оборону Одессы», «За оборону Севастополя», «За оборону Кавказа».

               Погоня

Я старею, и снятся мне травы,

а в ушах то сверчки, то шмели.

Но к чему наводить переправы

на оставленный берег вдали!

Ни продуктов, ни шифра, ни грязи

не хочу ни сейчас, ни потом.

Мне сказали:

- Взорвете понтон

и останетесь в плавнях для связи. -

...И остался один во вселенной,

прислонившись к понтону щекой,

восемнадцатилетний военный

с обнаженной гранатной чекой.

С той поры я бегу и бегу,

а за мною собаки по следу.

Все на той стороне. Я последний

на последнем своем берегу.

И гудят, и гудят провода.

Боль стихает. На сердце покойней.

Так безногому снится погоня,

неразлучная с ним навсегда.

1977

В 1942 со школьной скамьи Николай Старшинов(1924-1998) был призван в армию, стал курсантом 2-го Ленинградского военного пехотного училища. В начале 1943 года получил звание старшего сержанта, попал на передовую, воевал на Западном фронте, был помощником командира пулемётного взвода. В августе 1943 в боях под Спас-Деменском получил тяжёлое ранение. Первые стихи Старшинова были напечатаны во фронтовых газетах.

На просторах Европы

Бессчётные ночи и дни

Против полчищ несметных

Мы насмерть стояли одни.

В эти годы, когда,

Всё сжирая, сжигая, топча,

По Европе прошлась

Бронированная саранча,

Утопая в болотах,

Увязая по горло в снегу,

Это мы,

Только мы

Преградили дорогу врагу.

А союзники нас заверяли,

Мол, скоро,

Мол, не за горой,

Вот накопим резервы -

И фронт мы откроем второй.

Как мы этого ждали,

Сколько тягостных зим,

Сколько лет!..

А подмоги всё нет,

А подмоги всё нет!

В эти годы отбили мы

Тысячи тысяч атак.

Не согнёшь нас,

Не сломишь -

Мы сами двужильные, враг!

Против полчищ несметных

И крупповской чёрной брони

На просторах Европы

Мы насмерть стояли одни!..

А когда мы врага измотали

И стала победа близка,

Тут как тут появились в Европе

И ваши войска.

Появились в Европе

Под победное наше "ура!"...

Да, чужими руками

Вы жар загребать мастера...

А теперь вы кричите

На всех перекрёстках земли,

Что Европу спасли,

Что свободу вы ей принесли.

Мол, теперь вам за это

Все почести - вынь да положь...

Господа, это - ложь,

Это - самая низкая ложь!

Всё познали мы -

Голод, и холод, и зной.

Я-то знаю,

Какой нам нелёгкой

Досталась Победа ценой.

Сам прошёл я болота,

И сам утопал я в снегу.

И позволить вам лгать, господа,

Я никак не могу!

1985г.

В 1944 году Николай Старшинов демобилизовался и поступил в Литературный институт им. Горького. В том же году женился на своей ровеснице, такой же фронтовичке и начинающей поэтессе Юлии Друниной.

Тысячи и тысячи женщин участвовали в войне: вытаскивали раненых с поля боя, оперировали в медсанбатах, были радистками в штабах и разведгруппах, летали на бомбардировщиках. А некоторые при этом умудрялись ещё и писать стихи.

Юлия Друнина(1924-1991) — удивительная поэтесса, талант которой позволил ей очень просто и метко описывать собственные переживания, ужасы военного времени и, конечно, романтические отношения. 

До войны Юлия посещала литературный кружок и неоднократно участвовала в конкурсах поэтов. К сожалению, будущее оказалось совсем не таким безоблачным, как в стихотворениях. Война внесла свои правки в биографию Юлии Друниной. Едва окончив школу, девушка записалась добровольцем в санитарную дружину. Юлии пришлось скрыть информацию о возрасте, соврав, что уже достигла совершеннолетия.

Работала санитаркой в глазном госпитале. Суровое время диктовало собственные правила: кроме прямых обязанностей, врачи и санитары помогали добровольным отрядам строить оборонительные сооружения. Спустя некоторое время Юлия Друнина была ранена на фронте.

Убивали молодость мою

Из винтовки снайперской,

В бою,

При бомбежке

И при артобстреле...

Возвратилась с фронта я домой

Раненой, но сильной и прямой —

Пусть душа

Едва держалась в теле.

Оправившись, девушка поступила в Школу младших авиаспециалистов. По окончании отправилась на Дальний Восток в штурмовую роту. Там Юлию настигло известие о смерти отца. Друнина отправилась в столицу на похороны. На Дальний Восток девушка не вернулась, добившись перевода на западный фронт.

Я столько раз видала рукопашный,

Раз наяву. И тысячу - во сне.

Кто говорит, что на войне не страшно,

Тот ничего не знает о войне.

Воевала сначала в Белоруссии, а затем в Прибалтике. В 1944 году из-за сильной контузии Юлию Друнину признали негодной к военной службе. Девушка вернулась в Москву.

               Зинка

1

Мы легли у разбитой ели.

Ждём, когда же начнет светлеть.

Под шинелью вдвоём теплее

На продрогшей, гнилой земле.

- Знаешь, Юлька, я - против грусти,

Но сегодня она не в счёт.

Дома, в яблочном захолустье,

Мама, мамка моя живёт.

У тебя есть друзья, любимый,

У меня - лишь она одна.

Пахнет в хате квашнёй и дымом,

За порогом бурлит весна.

Старой кажется: каждый кустик

Беспокойную дочку ждёт...

Знаешь, Юлька, я - против грусти,

Но сегодня она не в счёт.

Отогрелись мы еле-еле.

Вдруг приказ: «Выступать вперёд!»

Снова рядом, в сырой шинели

Светлокосый солдат идёт.

2

С каждым днём становилось горше.

Шли без митингов и знамён.

В окруженье попал под Оршей

Наш потрёпанный батальон.

Зинка нас повела в атаку.

Мы пробились по чёрной ржи,

По воронкам и буеракам

Через смертные рубежи.

Мы не ждали посмертной славы.-

Мы хотели со славой жить.

...Почему же в бинтах кровавых

Светлокосый солдат лежит?

Ее тело своей шинелью

Укрывала я, зубы сжав...

Белорусские ветры пели

О рязанских глухих садах.

3

- Знаешь, Зинка, я против грусти,

Но сегодня она не в счёт.

Где-то, в яблочном захолустье,

Мама, мамка твоя живет.

У меня есть друзья, любимый,

У нее ты была одна.

Пахнет в хате квашнёй и дымом,

За порогом стоит весна.

И старушка в цветастом платье

У иконы свечу зажгла.

...Я не знаю, как написать ей,

Чтоб тебя она не ждала?!

1944

Смерть Юлии Друниной оказалась трагичной. Поэтесса покончила с собой. Беда случилась 20 ноября 1991 года.

Все произошло после развала Советского Союза. Страна и идеалы, за которые воевала Юлия Друнина, то, во что верилось, мигом оказалось разрушенным. В одной из предсмертных записок поэтесса призналась, что не в состоянии жить в ужасном новом мире, построенном для дельцов.

Не знаю, где я нежности училась,-

Об этом не расспрашивай меня.

Растут в степи солдатские могилы,

Идёт в шинели молодость моя.

В моих глазах - обугленные трубы.

Пожары полыхают на Руси.

И снова

нецелованные губы

Израненный парнишка закусил.

Нет!

Мы с тобой узнали не по сводкам

Большого отступления страду.

Опять в огонь рванулись самоходки,

Я на броню вскочила на ходу.

А вечером

над братскою могилой

С опущенной стояла головой...

Не знаю, где я нежности училась, -

Быть может, на дороге фронтовой...

1956

"Падение такого мамонта в пропасть официального иноагентства, со всеми последствиями, - шаг заметный"

Переформатирование элит идет сверху донизу, обратно и во все стороны.  Если это правда - что Аллу Пугачёву признают иноагентом, то падет один из самых значимых "бастионов" отечестве...

Невоенный анализ-57. Десять поляков вышли погулять. 27 марта 2024

Традиционный дисклеймер: Я не военный, не анонимный телеграмщик, не Цицерон, тусовки от меня в истерике, не учу Генштаб воевать, генералов не увольняю, в «милитари порно» не снимаюсь, ...

Опять обманули
  • pretty
  • Вчера 14:46
  • В топе

МАЛЕК  ДУДАКОВУкраина давно мечтала заполучить что-то от замороженных активов России. Сначала ей обещали сами активы - затем только набежавшую по ним прибыль. Но и это теперь отменяется. Бельгия,...

Обсудить
  • :thumbsup: :thumbsup: :thumbsup: Убивали молодость мою Из винтовки снайперской, В бою, При бомбежке И при артобстреле... :pensive:
  • добавлю Кульчицкого: Мечтатель, фантазер, лентяй-завистник! Что? Пули в каску безопасней капель? И всадники проносятся со свистом вертящихся пропеллерами сабель. Я раньше думал: "лейтенант" звучит: "Налейте нам!" И, зная топографию, он топает по гравию. Война - совсем не фейерверк, а просто - трудная работа, когда, черна от пота, вверх скользит по пахоте пехота. Марш! И глина в чавкающем топоте до мозга костей промерзших ног наворачивается на чeботы весом хлеба в месячный паек. На бойцах и пуговицы вроде чешуи тяжелых орденов. Не до ордена. Была бы Родина с ежедневными Бородино.
  • Отличная статья! :exclamation: :thumbsup: :clap: Спасибо, Илья! :boom: Тема войны неисчерпаема... Думаю, что мы не раз вернёмся к ней. :star2: :star2: :star2: https://www.youtube.com/watch?v=13DtWuGR_HA Римма Казакова - "На фотографии в газете" На фотографии в газете нечетко изображены бойцы, еще почти что дети, герои мировой войны. Они снимались перед боем — в обнимку, четверо у рва. И было небо голубое, была зеленая трава. Никто не знает их фамилий, о них ни песен нет, ни книг. Здесь чей-то сын и чей-то милый и чей-то первый ученик. Они легли на поле боя,- жить начинавшие едва. И было небо голубое, была зеленая трава. Забыть тот горький год неблизкий мы никогда бы не смогли. По всей России обелиски, как души, рвутся из земли. …Они прикрыли жизнь собою,- жить начинавшие едва, чтоб было небо голубое, была зеленая трава.
    • MI-60
    • 30 ноября 2018 г. 16:24
    Прекрасная статья, но... не совсем полная. Не хватает Иона Дегена, входившего в десятку лучших танковых асов Красной Армии. А его стихотворение "Мой товарищ" - одно из самых драматичных, передает всю боль и ужас войны: Мой товарищ, в смертельной агонии Не зови понапрасну друзей. Дай-ка лучше согрею ладони я Над дымящейся кровью твоей. Ты не плачь, не стони, ты не маленький, Ты не ранен, ты просто убит. Дай на память сниму с тебя валенки. Нам ещё наступать предстоит.
  • Илья, вот ещё стихотворение Николая Майорова, моё любимое со школы: https://www.youtube.com/watch?v=YLViUv0mQrA Николай Майоров - Мы Это время трудновато для пера. Маяковский Есть в голосе моём звучание металла. Я в жизнь вошёл тяжёлым и прямым. Не всё умрёт. Не всё войдёт в каталог. Но только пусть под именем моим Потомок различит в архивном хламе Кусок горячей, верной нам земли, Где мы прошли с обугленными ртами И мужество, как знамя, пронесли. Мы жгли костры и вспять пускали реки. Нам не хватало неба и воды. Упрямой жизни в каждом человеке Железом обозначены следы – Так в нас запали прошлого приметы. А как любили мы – спросите жён! Пройдут века, и вам солгут портреты, Где нашей жизни ход изображён. Мы были высоки, русоволосы. Вы в книгах прочитаете, как миф, О людях, что ушли, не долюбив, Не докурив последней папиросы. Когда б не бой, не вечные исканья Крутых путей к последней высоте, Мы б сохранились в бронзовых ваяньях, В столбцах газет, в набросках на холсте. Но время шло. Меняли реки русла. И жили мы, не тратя лишних слов, Чтоб к вам прийти лишь в пересказах устных Да в серой прозе наших дневников. Мы брали пламя голыми руками. Грудь раскрывали ветру. Из ковша Тянули воду полными глотками И в женщину влюблялись не спеша. И шли вперёд, и падали, и, еле В обмотках грубых ноги волоча, Мы видели, как женщины глядели На нашего шального трубача. А тот трубил, мир ни во что не ставя (Ремень сползал с покатого плеча), Он тоже дома женщину оставил, Не оглянувшись даже сгоряча. Был камень твёрд, уступы каменисты, Почти со всех сторон окружены, Глядели вверх – и небо было чисто, Как светлый лоб оставленной жены. Так я пишу. Пусть неточны слова, И слог тяжёл, и выраженья грубы! О нас прошла всесветная молва. Нам жажда зноем выпрямила губы. Мир, как окно, для воздуха распахнут Он нами пройден, пройден до конца, И хорошо, что руки наши пахнут Угрюмой песней верного свинца. И как бы ни давили память годы, Нас не забудут потому вовек, Что, всей планете делая погоду, Мы в плоть одели слово «Человек»! 1940