Дневник "русской Анны Франк" - обыкновенная подделка.

Начиная с 80-х гг. либеральная шушера создала множество фальшивок, якобы советского времени. Причем многие "документы", обличающие советское время были найдены крайне при подозрительных обстоятельствах, а оригинала вообще никто в глаза не видел. Обычно в этих фальшивках в красках расписывается "ужасы нашего советского городка". В чем опасность таких фальшивок? Они заставляют читателя поверить нашим врагам, обливающим грязью нашу историю возненавидеть свою страну, своих предков, свою историю.

Вот передо мною "антисталинский дневник" советской художницы Анны Сергеевны Луговской (1918-1993). Переведен он на много языков и даже получил прозвище "дневник русской анны Франк", ну вы поняли, Советский Союз приравняли к Третьему рейху. Найден дневник был активистами общества "Мемориал", признанного иностранным агентом, и которое финансировался и финансируется на деньги иностранных государств. Нашли дневник якобы в деле Анны Сергеевны в 2001 г., то есть восемь лет после ее смерти, когда она уже не могла подтвердить или опровергнуть существование этого дневника. Собственно, в существовании подобного дневника нет ничего недостоверного – в то время писать дневники было в порядке вещей, как сейчас вести блоги в соцсетях.

Открыл и я этот дневник. Начинается в 1932 г., когда Анне Сергеевне было 13 лет. Что меня сразу насторожило? Абсолютная неопределенность и расплывчатость описаний. Нет в дневнике тех десятков мелочей, которые окружают нашу жизнь, например название остановок, улиц, упоминаний популярных кинофильмов тех лет (я в жизни не поверю, что девушка в 13 лет не интересовалась кинематографом). Все отрывки дневника какие-то беспредметные описания непонятно где и непонятно когда. 30-е гг. это были крайне политизированные годы, когда люди живо интересовались внешней политикой. Здесь этого интереса просто нет. Но такого быть не может – это были крайне бурные годы становления фашистских режимов, войн, политических бурь. Автор же дневника словно живет в аквариуме. Так в записи от 27 октября 1932 г. мы читаем:

"Вчера я была в театре на «Сверчок на печи». Вначале мне эта вещь не очень понравилась, но оригинальная разведка дополнила картину. В антракте мы с Ирой пошли в фойе, смешиваясь в толпе шелковых и ярких платьев, и на меня неприятное впечатление производили эти тряпки, в которые с таким удовольствием облекались женщины".

Что настораживает? Да в те времена поход в театр был целым событием. А тут ни названия театра, ни имен актеров. Только название пьесы. Такого быть не могло. Далее удивляет реакция девочки 13 лет на платья – оно отрицательное! Это когда в театр старались одеть самое красивое платье, сделать красивую прическу – уже одно это у должно у девочки-подростка вызывать любопытство. Здесь же реакция разочарованной жизнью дамы лет так 40. Итак, автор дневника почему-то проигнорировал даже название театра, что странно для будущего художника, то есть творческой натуры.

А вот 8 октября мы читаем чуть ли стихи в прозе:

"Мне кажется, что невозможно выразить словами того сильного и сложного чувства, которое наполняет меня, что-то хрупкое и нежное болезненно начинает шевелиться в моей душе, приятно и больно щекочет нервы, что-то просится наружу. О, как мне хочется в такие минуты присоединиться к пению сестер, вылить все наполнявшее меня в одном звучном и прекрасном звуке, но получается дрожащее жидкое хрипение, и я замолкаю, оставляя умирать в душе непонятный порыв. Какая-то непонятная и жгучая прелесть сквозит в разнообразных мелодиях: то шаловливых и игривых, то наполненных тяжелыми переживаниями".

Простите, а это точно пишет девочка 13 лет? Тут уже явно чувствуется рука литератора, который набил руку в литературном ремесле.

Но продолжив читать я наткнулся мелкие неточности, которые современник не мог написать. Так, 11 октября 1932 автор пишет: "Сегодня у меня выходной". Всё бы хорошо, но 11 октября 1932 г. приходился на вторник. Видимо автор дневника эту деталь не знал.

"Первый урок была биология. Мы пришли в кабинет, когда уже прозвенел звонок и учительница была в классе".

Если учесть, что до 1944 г. в школу дети шли с 8 лет, Анна Сергеевна, то есть она училась в шестом классе. Но в советских школах в шестом классе биологию не изучали. В шестом классе дети изучали ботанику и зоологию. Общую биологию изучали в 9-10 классах, но автор дневника про такую деталь, видимо, запамятовал.

В записи от 22 октября 1932 г. мы читаем о поездке на трамвае:

"Трамвай тронулся, я пристально смотрела сквозь стекло на улицу, где передо мной мелькали неясные фигуры людей. Толчок в плечо и громкий окрик «Билет, гражданка» отрезвили меня. Я повернулась к кондуктору и, подавая двадцать копеек, машинально сказала: «Один»".

В чем подвох? В году так в 1983 и я бы сказал точно так же. Но до 1961 г. не было фиксированной платы за проезд. Расчет производился по дальности поездки. Именно поэтому профессия кондуктора требовала от человека хорошей памяти и умения быстро считать. Так что современник бы сказал стоимость билета за дальность поездки. Вот как описывают подобную ситуацию Ильф и Петров в фельетоне "Дело студента Сверановского" (1935 г.):

"В вагон вошел контролер и стал проверять билеты. У Сверановского оказался билет достоинством в десять коп., в то время как ему полагалось иметь таковой достоинством в пятнадцать коп.

Контролер предложил уплатить штраф.

Студент со вздохом вынул рубль.

Контролер сказал, что надо три.

Студент сказал, что трех у него нет.

Контролер предложил студенту отправиться в милицию".

Как видим, но автор дневника такой детали быта 30-х гг. не знает.

А вот запись от 12 ноября 1932 г., где описываются похороны супруги Сталина Надежды Аллилуевой, где народ показан в крайне неприятном и отвратительном виде:

"За последнее время все вошло в свою колею, и совсем нечего писать. Вчерашний день отличался только похоронами сталинской жены Аллилуевой. Народу было масса, и немного неприятно становилось при взгляде на веселую, оживленную толпу любопытных, с веселыми лицами толкающихся вперед, чтобы взглянуть на гроб. Мальчишки с криками «Ура!» носились по мостовой, топая ногами".

Вот что странно, но никто, кроме автора дневника, веселящихся людей не встретил. На самом деле все были огорчены. Вот как вспоминает это Л. Каганович:

"Все члены Политбюро были на похоронах. Сталин был. Он был страшно подавлен. И я в прощальной речи сказал, это помню хорошо: «Мы, друзья Сталина, считаем своим долгом облегчить его страдания сейчас, после смерти его жены».

Он вместе с нами на кладбище ездил, стоял тут же, у могилы. Мне было очень тяжело выступать, потому что Сталин присутствует, вы представляете себе, как мне было выступать по случаю смерти его жены, не мое амплуа, но я выступал. Сталин предложил — пусть Каганович скажет… Трижды я так выступал — на похоронах Аллилуевой, Кирова и Сен-Катаямы. Трудно это. Очень трудно было, но я сумел себя перевести в такое состояние".

Ф. Чуев "Так говорил Каганович"

Как видим, но и такой детали, как присутствия членов Политбюро на похоронах супруги Сталина автор не знает. Тем более странно представить себе людей, которые бы веселились не только на похоронах, но и присутствия первых лиц государства.

Дочитав до этого места, я закрыл книгу, поняв, что передо мною неуклюже состряпанный фейк. Окончательно же я в этом убедился, когда просто сравнил почерк письма Анны Сергеевны с имеющейся в сети сканом дневника. Если в письме аккуратный женский почерк с явными следами школьного чистописания, где буквы стоят далеко друг от друга, то в дневнике почерк корявый, убористый. Не говоря уже о том, что написание букв отличаются друг от друга.

Это фальшивка. Такая же, как писанина Солженицына и дневник Рибковского, где расписываются роскошная жизнь коммунистов в блокадном Ленинграде и многие другие. Вот честно, иудам, которые эту фальшивку состряпали должно быть стыдно, хотя вряд ли у них есть честь и совесть.