Княжество Сват. Трудности выбора
Громкий стон, вырвавшийся во сне из уст Яна Мицкевича, разбудил самого себя. Ему приснилось, будто он все ещё сидит в душном Бухарском зиндане, закованный в цепи. А узбекские охранники, громко хохоча, поливают его сверху мочой. Он пытается увернуться, но куда там — цепи на руках и ногах не дают это сделать. От унижения и обиды Ян кричит в голос и… просыпается в тёмной комнате, где он давеча уснул после приезда в Мингору.
Подпоручик вытер рукавом потное лицо, шею и грудь; оглянулся в поисках кувшина с водой; пошарил рукой вокруг, но всё было тщетно. Во-первых, темно, во-вторых, ничего и не было. Нестерпимо хотелось пить, поэтому пришлось встать. На удивление, дверь в комнату была не заперта. Ян вышел в пустой коридор, прошёлся по нему, дергая ручки дверей, и, в конце концов, набрёл на кухню. Нашёл чан с водой, напился вволю и удовлетворенно крякнул.
Сон окончательно покинул Мицкевича. На улице слышались негромкие переговоры охранников, одиночный лай собаки и протяжный крик ишака. «Ему, наверное, тоже приснился тревожный сон», — подумал Ян, улыбнувшись. Он решил прогуляться снаружи, чтобы размять затёкшие ноги. Как говорится, сделай шаг, а дорога появится сама собой. Подпоручик вышел во двор. На улице было темно и прохладно; всё так же кричал ишак, ему вторила собака. Послышалась громкая ругань, видимо, хозяина ишака и собаки. После всё стихло и Ян зашагал по первой попавшейся тропинке вверх по гребню скалы. Но не успел он сделать и сотни шагов, как неожиданно был остановлен приставленным к горлу ножом. Ян мог бы без труда освободиться от захвата, уйдя вприсед и, воспользовавшись ножом нападавшего, вспороть ему брюхо, но скрипучий старческий голос разрешил ситуацию мирным путем.
— Абу Али! Отпусти его!
— Слушаюсь, учитель! — послышалось под ухом Мицкевича и нож Абу Али тут же перестал касаться горла.
Вглядевшись в темноту, Ян увидел сгорбленную фигуру Абдул Гафура, восседающего на камне, укрыв плечи тёплым одеялом.
— Подойди ко мне, урус! — потребовал ахунд. — Садись рядом. Я вижу, ты тоже не спишь. Какие мысли тебя терзают, урус?
— Я, кажется, впервые за долгие годы так много спал , учитель! — ответил Мицкевич. — Уснул ещё засветло, после разговора с вами и вот только проснулся. Сон больше не лезет в голову.
Ахунд понимающе кивнул, но ничего не сказал. Так и молчали довольно длительное время, рассматривая далёкие мерцающие звёзды. Как ни странно, неловкости от молчания не было. Только Мицкевич затылком чувствовал внимательный и напряжённый взгляд слуги Абдул Гафура, стоящего сзади наготове защищать своего хозяина. Наконец, почувствовав, что Абу Али создаёт стеснение Мицкевичу, ахунд слегка махнул ладонью в его сторону. Слуга нехотя отошёл на десять шагов и застыл как изваяние, стараясь не мешать ахунду шуршанием камней под ногами.
— Ты догадываешься, почему оказался за многие тысячи фарсангов от дома и зачем понадобился мне, урус?
— Почему я оказался здесь — объяснимо. Меня продали в рабство. Коварный эмир Бухары лишил меня свободы, бросил в зиндан и позволил своим нукерам издеваться надо мной, затем продал вашему послу. А зачем я вам понадобился — ума не приложу, учитель…
Абдул Гафур поправил на плечах одеяло из верблюжей шерсти, внимательно посмотрел на соседа и спросил:
— У тебя есть своя семья?
— Нет, я не успел жениться.
— А вот у меня было пять жён. Первые три жены покинули этот мир, родив мне дочерей. Все они, мои дочери, устроены, слава Всевышнему. Четвёртая принесла трёх дочерей. У них уже свои взрослые дети. А вот моя младшая жена Асия родила мне сына. Ему сейчас всего двенадцать лет. Он сейчас не здесь — живёт с матерью в Сайду-Шарифе. Мустафа — мой любимец, моя отрада, моё продолжение… Но я не хочу, чтобы он продолжал моё дело…
Ахунд снова надолго замолчал, обдумывая сказанное. Чувствовалось, что он пока не хочет высказывать основную мысль. Поэтому Абдул Гафур снова задал вопрос Мицкевичу:
— Ты понимаешь, урус, что тебе отсюда нет обратного пути?
— Скажу откровенно, учитель, что нет человека, не мечтающего о свободе.
— Одобряю твою откровенность! Но ты должен понимать, что нет ни одной тропы, ни одной дороги, ни одного города и селения за многие сотни фарсангов отсюда, где бы не были мои люди. Любой человек, желающий покинуть Сват без моего позволения, обречён на погибель. Поэтому мы тебя не запираем и не держим на цепи, как раба. Более того, я даю тебе полную свободу передвижения по княжеству, а при выполнении определенных условий — освобождение от рабства и возможность вернуться домой.
— Какие условия, учитель?
— Во-первых, ты должен будешь принять ислам.
Заметив, что тот сделал отрицающее движение, ахунд остановил Яна положив руку на его плечо.
— Я тебя не тороплю с ответом, урус. Подумай…
— А какое второе условие? — спросил Мицкевич.
— Второе условие исходит от первого. Только добровольно принявшему ислам я смогу доверить это дело.
Подпоручик замолчал не зная, как ответить. Увидев его замешательство, Абдул Гафур, не отнимая руки от его плеча, проговорил мягким голосом:
— Смена религии не является грехом. Если ты решишь сменить христианство и стать мусульманином, то произойдёт лишь отлучение от твоей церкви. Ведь ты добровольно расстаёшься и меняешь свои духовные ценности. В Священном Коране говорится, что принуждения нет и не может быть в религии. Ислам является третьим ниспосланием Всемогущего, в котором мы можем увидеть некоторые отголоски других двух религий: Иудаизма и Христианства. Поэтому каждый человек – последователь Бога. Бог един, только вера разная. Вот ты знаешь, что мы, пуштуны, являемся одним из Десяти потерянных колен потомков Израиля?(40)
— Нет, не знаю…
— По легенде после смерти царя Соломона единое государство народа Израиля распалось на две части. На юге образовалась Иудея, на севере — Израиль. Всевышний наказал северян за то, что они отошли от служения Единому Богу Творцу, вернув в свои храмы золотого тельца. В древние века Северное Израильское государство захватили воины ассирийского царя Саргона Второго. Большая часть населения Израиля была уведена в плен и расселена небольшими группами в различных областях этой огромной державы. Наше колено берёт начало от самого царя Саула.(41)
— А какое отношение эта легенда имеет к исламу?— спросил удивлённо Мицкевич.
— Этим я хотел тебе показать, что народ, долгие годы поклоняющийся религии магов, нашёл единственно правильный путь в вере. Этот путь был труден…
Почти до первых петухов проговорили Абдул Гафур и Ян Мицкевич. Ахунд был хорошим рассказчиком. Его надтреснутый, но проникновенный голос уводил собеседника в глубину веков, заставляя образно представлять происходившие события тех времён.
По легенде в 570 году великому персидскому шаху Хосрову Первому приснилось во сне землетрясение, которое до основания разрушило его дворец. Мудрецы, призванные разгадать сон, сообщили шаху, чтобы он опасался Аравии.
— Ну какая беда могла прийти из Аравии? — спросил надменно тогда Хосров Первый. — Там живут лишь дикие кочевники, которые при всём желании никогда не смогли бы выставить против меня войско.
Сон, так умело разгаданный мудрецами, был вскоре забыт.
— А ведь зря! — воскликнул ахунд. — Пятьсот семидесятый год — это год рождения Пророка Мухаммада (саллаллаху алейхи ва саллям).(42) В шестьсот десятом году году в Мекке посланник Аллаха впервые выступил со своей проповедью.Через двенадцать лет Пророк (да будет доволен им Аллах) и его последователи совершили хиджру в Медину, откуда Мухаммад разослал письма царям, князьям и султанам различных частей света с предложением принять Ислам. Кто-то из оных посмеялся над незадачливым арабом, как, например, император Византии, кто-то не обратил на письмо особого внимания, а кто-то, наоборот, подошёл к нему со всей ответственностью, как то правители Южного Йемена и Омана, поспешив исполнить волю Мухаммада. Получив такое послание, последний сасанидский шах Хосров Второй, завоевавший до этого у Римской империи Армению, Каппадокию, Палестину и Египет, со злостью разорвал его на множество кусков, не читая. Вскоре на столько же частей распалась и его империя.
Всевышний одних людей наделяет ораторским искусством, тогда как другим предназначается меч, коим они умеют в совершенстве пользоваться. Только Аллах знает, закрепилась бы или нет новая вера, если бы не Халид ибн ал-Валид. Этот человек, как и сам Мухаммад, был родом из Мекки, из племени Курейш. Вначале он являлся противником Мухаммада и в шестьсот двадцатом году году нанёс урон мусульманам в битве возле Ухуда, позже принял ислам и стал главным полководцем Пророка, получив прозвище «Меч Аллаха». Халид провёл сорок три битвы, ни одну из которых не проиграл.
— Арабы, — продолжил Абдул Гафур. — Появились на нынешних пуштунских территориях в шестьсот шестьдесят четвертом году при праведном халифе Омаре. Их войском командовал Халид ибн аль-Валид. «Меч Аллаха» встретился с вождями еврейских племён, которых на переговорах представлял потомок Афгана — Киш. Впоследствии Киш принял ислам и взял себе мусульманское имя Абдул Ибн-Рашид, под которым прославился как поборник новой веры. Мало того, Абдул Ибн-Рашид связал себя узами брака с дочерью знаменитого полководца.
Мицкевич слушал ахунда почти не прерывая, лишь изредка восполняя его рассказ междометьями. На самом деле он слушал вполуха, а сам прокручивал в голове предложение Абдул Гафура принять ислам. Подпоручик осознавал, что попал в двоякое положение: с одной стороны, он, как истинный католик, не должен предавать веру предков; с другой, Ян Мицкевич является офицером Генерального штаба Русской армии, агентом разведки, который должен быть готов ко всему, пусть даже к смене веры ради достижения цели. Если заставят обстоятельства, то он обязан перевоплотиться в бродягу без роду и племени, нищего на паперти или в высокопоставленного аристократа, изворотливого купца… Да мало ли кем заставит притвориться нужда?! Вот и сейчас, волею судьбы, он стал рабом ахунда княжества Сват. Это было бы в действительности так, не будь за его спиной мощной Российской империи. Принадлежность к винтику государственной машины делает подпоручика не рабом, а форпостом Родины в далёкой стране.
Ян невольно хмыкнул, вспомнив предостережение Абдул Гафура о невозможности покинуть страну без его ведома. Да если будет необходимо, Мицкевич ужом проползёт все их заслоны, рыбой переплывёт реки, птицей перелетит через горы — нет препятствия, которая заставила бы остановить подготовленного русского офицера — они ещё не знают с кем связались.
Ахунд прервал рассказ, заметив ухмылку подпоручика:
— Что, урус? Не веришь?
— Нет, что вы, учитель! — сказал Мицкевич, прижав обе ладони к груди. — Верю, конечно! Только мне непонятно, если соглашусь принять ислам, как будет выглядеть процесс инициации. Сразу предупреждаю: обрезать себя не дам!
Абдул Гафур засмеялся громко — в охотку, мелко-мелко, своим трескучим голосом. Смеялся долго, до слёз в старческих глазах. Даже суровый Абу Али улыбнулся услышав, как развеселился хозяин — не часто такое увидишь… Ахунд, наконец, успокоился, вытер глаза свисающим краем чалмы и серьёзно проговорил:
— Ты должен понять, урус, что вера человека находится в сердце, а не между ног. Обрезание не является обязательным условием в Исламе. Это сунна — желательное действие. Человек может принять Ислам, молиться, поститься, ходить в мечеть, быть хорошим мусульманином, но не сделать обрезание, хотя это желательно. Отец всех пророков Ибрахим (мир ему) сделал обрезание в восмидесятилетнем возрасте.
— О, это тогда меня устраивает! — воскликнул Ян.
— Церемония принятия Ислама очень проста, — продолжил ахунд. —Для этого человек должен подтвердить свои чувства и осознанно проговорить вслух шахаду.
— А что это, учитель?
— Шахада — это самая главная и важная заповедь, которая определяет саму веру человека. Это принцип, без которого никто не сможет стать мусульманином. Символ, который выражается так называемой формулой Единобожия, свидетельством принятия Ислама: «Ашхаду аль-ля иляха илля Аллах, ва ашхаду анна Мухаммадан абдуху ва расулюх». Что в переводе с арабского языка означает: «Нет другого бога помимо Аллаха, Муххамад — раб Его и посланник».
Начало светать. Утренний прохладный ветер стал тихим шелестом шевелить листья и размеренно качать ветки на деревьях. Запели первые петухи, разноголосо и заливисто возвещая людей о наступлении рассвета — пора вставать; пернатым модникам через некоторое время стал вторить муэдзин из башни ближайшей мечети, призывая правоверных к фарджу — утренней молитве.
Ахунд кряхтя поднялся с камня и неожиданно ухватился за плечо Яна — закружилась голова. Абу Али моментально оказался рядом и подхватил хозяина с другой стороны. Так и ушли вдвоём, не прощаясь, вниз по тропе, а Мицкевич остался один на один со своими мыслями. Впрочем, он уже принял для себя решение подчиниться обстоятельствам и пройти инициацию в магометанство. Оставалось только понять, что за второе условие приготовил для него Абдул Гафур.
Всё прояснилось после пятничной молитвы в мечети. Туда был приглашен и Мицкевич. После прослушивания проповеди ахунда, который был посвящён об уважительном отношении правоверного мусульманина к своим родителям, Ян был приглашён внутрь большого зала. После того, как он торжественно повторил три раза шахаду: «Нет другого бога помимо Аллаха, Муххамад — раб Его и посланник», Абдул Гафур лично приступил к обряду имянаречения.
— Какое ты имя выбрал для себя, урус? — спросил он.
— Абдалла, учитель! — сказал смиренно Ян.
— Прекрасно! — воодушивился ахунд. — Это очень древнее арабское имя. Означает оно в переводе с арабского «Божий слуга». Обладателя такого имени ждёт успех в любом деле. К тебе начнут прислушиваться люди и ты сможешь ими управлять. Я рад, что ты выбрал это имя. Что же, приступим?!
— Да, учитель!
— Садись на ковёр лицом к Кибле.(43) Можешь закрыть глаза и слушать.
Сказав это, ахунд стал нежным и проникновенным голосом проговаривать азан. «Куда делся трескучий голос старика? — подумал удивленно Ян». В это время возле правого уха прозвучало:
— Абдалла! Абдалла! Абдалла!
Затем был произнесён камат.(44) И опять Ян услышал трижды своё новоё имя, но теперь уже возле левого уха. Далее ахунд приступил к прочитыванию самой первой суры, открывающей Благородный Коран — «аль-Фатиху». После этого снова зазвучал надтреснутый голос старца на пушту:
— Йа, Аллах, Ты ниспослал это дитя для нас в добром здравии, даровал ему ум и веру. О, Аллах, Своей великой милостью ниспошли ему благ, чтобы он стал опорой нашей уммы. Тебе по силам даровать ему здоровья и благополучия до скончания его века. Обереги его от болезней и несчастья, сделай так, чтобы его имя Абдалла соответствовало ему, и чтобы он прожил жизнь достойно. Чтобы ему сопутствовал успех во благо родителей, нашего народа и нашей веры. Пусть он совершит благие дела и принесёт радость всем нам. О Аллах, пусть из его рода вплоть до самого Судного Дня будут появляться последователи нашей веры, которые будут верны Тебе и поклоняться только Тебе, которые будут совершать мольбу перед Тобой по своим родителям и всем нам и предстанут перед Тобой в здравом уме и уверовавшими, обереги их от мучений в могиле и испытаний в аду.
Вечером, при большом скоплении уважаемых гостей, в доме ахунда был устроен праздничный ужин в честь вновь приобретённого правоверного. Взяв слово, Абдул Гафур во всеуслышание заявил:
— Братья мои, правоверные! Я поздравляю нашего Абдаллу с переходом в истинную веру. Это великое событие и для нас. Я будто обрёл себе сына. С этого момента ты, Абдалла, свободный человек и волен делать, что пожелаешь, если это не харам. Так как ты теперь живёшь среди нас, пуштунов, то не мешает ознакомиться с пуштунвали — это неписаный закон и идеология пуштунских племён, унаследованных нами от своих предков, своеобразный кодекс чести.
— Хорошо, учитель! — сказал Абдалла. — У меня память хорошая. Постараюсь…
— А поможет тебе в этом джиргамар Усман Хан.
— Да, учитель! — сказал, привстав со своего места, один из мужчин.
— Простите моё невежество, учитель, — попросил Абдалла. — Но я не понял, что означает слово джиргамар? Моё знание пушто ещё недостаточно…
— О, джиргамары очень уважаемые люди среди нас. Они знают пуштунвали наизусть и при необходимости могут разрешить любой спор.
— Ты должен понимать, Абдалла, что пуштунвали и законы шариата часто расходятся, даже очень сильно, в некоторых вопросах. Для того, чтобы ориентироваться в вопросах шариата, тебе поможет твой старый знакомый Сейф аль-Малюк.
— Да, учитель! — сказал названный. — С удовольствием.
Уже со следующего дня началась интенсивная подготовка Мицкевича в вопросах пуштунвали и шариата. Абдалла день проводил в доме Сейф аль-Малюка, штудируя законы шариата, обучаясь намазу, молитвам; другой день был отведён изучению пуштунвали в доме Усман Хана. Так и чередовались дни и ночи довольно длительное время, пока один из этих дней не был омрачён всеобщим горем — слёг Абдул Гафур. Причём это было не временное недомогание, а счёт шёл если не на часы, то на дни.
Однажды вечером, почувствовав себя лучше, ахунд призвал к себе Абдаллу и Сейф аль-Малюка.
— Ну, как наш новоиспечённый единоверец? — спросил он своего друга. Голос у Абдул Гафура был довольно бодрый.
— Старается, учитель, — ответил Сейф аль-Малюк. — Память у него хорошая. Не зря имеет способность к языкам.
— Это хорошо. Я вас позвал вот почему. Мои дни сочтены…
— Ну что вы, учитель! — перебил его поспешно Сейф аль-Малюк.
— Не перебивай! — сказал ахунд, скривив лицо, как от зубной боли. — Я знаю! Дни мои сочтены. Жалею, что не успел познакомить Абдаллу с моим сыном. Поправь мне подушку… Ах-х… Тебе, Сейф, поручаю это дело. Вам двоим… После моей смерти начнётся смута среди племён, пока не выберут нового ахунда. Сыну моему Мустафе грозит опасность. Слишком многим я перешёл дорогу… Слишком многие хотели бы извести меня и мой род… Опять же сикхи будут мстить. Вот они возрадуются, когда меня не станет…
— Учитель! — воскликнул Сейф аль-Малюк. — Отдохните! Вам тяжело так много говорить. Может, мы зайдём позже?!
— Нет! — возразил слабеющим голосом Абдул Гафур. — Слушайте меня. Я за остальных не тревожусь. Мустафа… Он — моё единственное беспокойство. Поклянитесь, что никому не раскроете тайну его рождения. Тебе, Абдалла, вручаю его воспитание. Только не здесь… Не в Свате… Вам надо будет уехать. Средствами я обеспечу — хватит на две жизни. А ты, Сейф, друг мой, помоги им незаметно выбраться из княжества.
— Хорошо, учитель! Всё сделаю, как скажете…
— А теперь оставь меня с Абдаллой наедине. Потом зайдёшь…
— Повинуюсь, учитель!
Сейф аль-Малюк вышел из покоев ахунда и тихонечко претворил дверь, но оставил щёлочку, чтобы слышать, о чём тот будет говорить с Абдаллой.
40. Десять потерянных колен — племена потомков сыновей Иакова, образовавшие, согласно Священному Писанию, израильский народ, которые после гибели северного государства попали в плен к ассирийцам.
41. По легенде, у Иеремии, сына царя Саула из колена Вениаминова, родился сын по имени Афган, чьи потомки спустя много веков были пленниками привезены в Вавилон царем Навуходоносором, который позже переселил их в горы, на северо-восток от Герата в Афганистане и Пакистане.
42. Фразу с̣алла̄-Лла̄́ху ‘алайхи ва-саллам (да благословит его Аллах и приветствует), мусульмане произносят после упоминания имени Мухаммада, которого в исламе является пророком. О благословении Мухаммада говорится в Коране: «Воистину, Аллах и Его ангелы благословляют Пророка. О вы, которые уверовали! Благословляйте его и приветствуйте усердно».
43. Кибла – это точно установленное направление из любой точки Земли в сторону священной Каабы, расположенной в г. Мекке в Аравии. Во время намазов и отправления ряда ритуалов все мусульмане обращают туда свои лица. Кааба — мусульманская святыня в виде кубической постройки во внутреннем дворе мечети Масджид аль-Харам (Заповедная Мечеть) в Мекке.
44. Азан - это оповещение всех тех, кто его слышит о том, что наступило время намаза. Камат это второй призыв на молитву, которая читается непосредственно перед совершением обязательного (фард) намаза.
Продолжение следует.
От автора: По ходу написания романа он обрастает новыми событиями и героями, поэтому, что бы не ломать хронологию событий, периодически будут добавляться новые части ранее опубликованных глав данной книги.
Рамзан Саматов ©
Оценили 48 человек
118 кармы