"Есенин был русской природой, обретшей язык"

  

  3 октября исполнится 125 лет со дня рождения самого светлого и лиричного, самого народного русского поэта. Да, мы помним о его трагической кончине, - но за свою короткую 30-летнюю жизнь Сергей Есенин успел подарить всем нам такие душевные, пусть порой грустные или печальные, но наполненные любовью к людям и Родине строчки.

 Слишком я любил на этом свете

Все, что душу облекает в плоть.

Мир осинам, что, раскинув ветви,

Загляделись в розовую водь.

Много дум я в тишине продумал,

Много песен про себя сложил,

И на этой на земле угрюмой

Счастлив тем, что я дышал и жил.

  В этом году вышла в свет книга Захара Прилепина "Обещая встречу впереди" о судьбе и творчестве Сергея Есенина. Пусть вас не смутит ее обьем - читается книга запоем, на одном дыхании. Прекрасный образец биографии Поэта.

  Привожу интервью с автором - может, оно сподвигнет вас на чтение, желательно, конечно, в толстом переплете и с многочисленными фотографиями, а не онлайн.

  Пожалуй, самый народный из русских поэтов. Его стихи распевают во время застолий - и в горе, и в радости. В то же время одна из самых загадочных фигур русской поэзии Серебряного века. Над разгадкой его личности сейчас ломают головы биографы. Кто он? Крестьянский сын и городской гуляка или утонченный эстет? Певец березок или реформатор русского стиха? Он читал стихи императрице и воспел победу революции. И, наконец, как он ушел из жизни? По своей воле или в результате заговора темных сил? Об этом и другом поговорили обозреватель "РГ" Павел Басинский и писатель Захар Прилепин.

  Павел Басинский: Мне вдруг пришла в голову странная мысль.  Теоретически Есенин мог дожить до 95 лет, как его почти ровесник Леонид Леонов. То есть мог дожить до 90-х годов ХХ века, до перестройки и крушения СССР. Ты можешь его себе представить в это время? Или он был обречен?

   Захар Прилепин: Есенин, безусловно, был обречен. Он приговорил себя уже в самых ранних стихах своих и приговаривал непрестанно. В некотором смысле он, безусловно, занимался смертестроительством. Но тут есть великий парадокс, который однажды удивительно точно подметил поэт Алексей Кубрик. У Есенина даже богооставленность - теплая. Именно здесь кроется одна из великих загадок его дара - описывая все это тяжелое, самоубийственное, разрушительное, невыносимое, гаршинское душевное опустошение - когда "душа проходит, как молодость и как любовь" - он вместе с тем дает ощущение великого света, тепла, и, да, божественного присутствия, и, да, божественного пригляда.

  Впрочем, представить Есенина в 90-е - нет никакого труда. Мы плохо понимаем одну вещь, искалеченные сначала советской пропагандой, а потом антисоветской. Изначально основной культурный раскол в 1917 году случился не между радетелями Святой Руси и уж тем более сторонниками батюшки-государя, с одной стороны - и зловредными большевиками - с другой. Раскол был между "февралистами", "прогрессистами", "западниками" с одной стороны - и "скифами", или, как сегодня бы сказали, "почвенниками" (хотя это не совсем точно) с другой. Есенин приветствовал большевиков как силу, которая сожжет "новый Содом" - это я его цитирую. Поэтому революцию поначалу восприняли с радостью именно крестьянские поэты - Клюев и Орешин. И, конечно же, Блок и Белый. Они были уверены, что это их, скифский, красный праздник - русский в первую очередь. А с той стороны были Мережковский и Гиппиус, которая в дневнике старательно записывала в рядок все гадкое хамье, которое пошло в услужение к большевикам. Сама брезгливая тональность ее дневников восхитительно напоминает, а порой и предвосхищает риторику нынешних "западников", в том числе наших писательниц этого толка. К Мережковским так или иначе примыкала и та компания, которую тогда именовали "жоржиками" - Георгий Иванов и другие.

  В недавней работе Валерия Шубинского о Гумилеве отчего-то никак не объясняется, почему же Гумилев не пошел в белую армию воевать. Да потому что "февралисты" и "западники" были от него так же далеки, как большевики. Ему дела не было до них никакого. Он остался в стороне. А Есенин не остался - у него были свои обиды.

  Есенин это снисходительное отношение столичной питерской публики не выносил. Он поэту Ширяевцу еще до революции писал, что эти все стихослагатели снисходительные - они романцы, западники. А нам, говорил Есенин, нужен костер в Жигулях и песня Стеньки Разина.

  Те, кто победил в 90-е - взяли реванш за февраль 17-го. Есенин был их противник - очевидный и очень последовательный. Достаточно вспомнить, что именно Есенина после большевистского переворота - наряду с Блоком и Белым - проклинали в определенных кругах как "предателя". Как же - "наш Сереженька" - и вдруг предлагает нас сжечь. Характерно, что Блок и Белый были тогда уже, как мы понимаем, мэтрами, по сути, классиками. А Есенину было 23 года, у него первая книжка вышла в 16-м году. Но очевидность его выбора, его, прямо говоря, ярость по отношению к определенным кругам заставили и Есенина через запятую перечислять с мастерами.

  Потом, в Гражданскую, все, конечно, поменялось, все эти расклады. Есенин охладел к большевизму. А потом, после заграничной поездки, его взгляды еще раз изменились - он окончательно убедился, что "Америки" здесь не будет и быть ее не должно - пусть уж лучше большевики.

  Так что, дожить он не мог, но позиция у него была бы, что называется, консервативная - как у Леонида Леонова и Валентина Распутина.

  П.Б.: Иногда возникает впечатление, что каждый автор, который пишет о Есенине, создает своего поэта и человека, совершенно не похожего на предыдущего. Свой Есенин у Куняевых, свой у Аллы Марченко, свой у Олега Лекманова. Судя по некоторым твоим заявлениям, ты тоже готовишься предъявить своего Есенина, написав его биографию в серию ЖЗЛ. Чем твой Есенин будет принципиально отличаться от уже существующих?

  Захар Прилепин: Наверное, ты сам знаешь, что самые удивительные открытия приходят во время работы над той или иной биографией.

  Я, собственно, не ставлю своей целью опровергнуть вышеназванные работы. У меня, ты прав, тоже свой Есенин, и я, как все вышеназванные, верю именно в своего Есенина. Отличия будут, наверное.

  Для начала, когда я пишу биографии, да и прозу тоже, я стараюсь свои политические взгляды оставлять за бортом. Обвинения в том, что я "порочу советский строй", звучали и после моей биографии Леонова, и после, скажем, романа "Обитель", а "Саньку", скажем, воспринимали как контрреволюционный роман. И более того, многие либеральные оппозиционеры угадывали там себя, что, впрочем, уже чересчур.

  В любом случае у меня никакой заданности нет, несмотря на мое "левачество". Я знаю, почему Есенин очаровался большевиками, знаю, за что он их ненавидел, знаю, почему он подружился с имажинистами и почему с ними разошелся.

  Есенина после большевистского переворота проклинали как "предателя". "Наш Сереженька" - и вдруг предлагает нас сжечь.

  П.Б.: Проблема самоубийства или убийства Есенина. Почему ты так уверен в версии самоубийства? И не бросает ли это на него тень как на христианского поэта? И был ли он христианским поэтом? Верно ли, что они с Мариенгофом расписывали бранными словами московские храмы?

  Захар Прилепин: Расписывали, да, Страстной монастырь, была такая история. И Вадим Шершеневич тоже был там. Только не бранными словами, а своими строчками - которые, впрочем, можно расценить как антиклерикальные.

  Я тут не хочу ни адвокатом, ни прокурором выступать. Потому что ответ на поверхности: русская литература в лице Пушкина, Лескова, Льва опять же Николаевича, и не только их, и вот Есенина тоже, а далее еще и Бродского - явила собой очередной парадокс. Иной раз сложные отношения с церковью всех вышеназванных, а порой и хулиганские выходки - каким-то невозможным образом соединены - в их же текстах - с высокой и неоспоримой религиозностью этих людей.

  О Есенине иногда пишут: вот он был православный, потом на него нашло на три года помутнение, это все, наверное, из-за имажинистов, а потом он опять стал нормальным. Все это, по совести говоря, ерунда. Есенин всегда был верующим - даже когда писал "тело, Христово тело, выплевываю изо рта". И точно не меньше, чем тогда, когда просил положить его умирать в белой рубашке под иконами. Просто объяснять это "своими словами" - достаточно опасно, можно сорваться в "неслыханную", но дурную простоту... Впрочем, и об этом я тоже буду говорить в книжке.

  Что до самоубийства: ну, тут ничего не попишешь. Многим хочется, чтоб Есенин попал в рай, кто-то даже надеется на встречу с ним там. И мне тоже хочется, чтоб он был в раю. Но я слишком люблю поэта Есенина - и верю ему всем своим существом. Он последовательно прощался с нами в десятках стихов. И все, что собирался с собой сделать, - десятки раз описал. Если б после этого Есенин прожил еще лет семьдесят - это было бы чудовищной нелепостью. Они что, считают, что Есенин врун? Что он не отвечал за свои стихи? Что он всех пугал, как малое дитя? Есенин - потому и самый любимый национальный поэт, что не врет ни одним словом. Народ не обманешь, он лукавых и фарисеев, которые жалость к себе вызывают и на этом строят свою "фактуру", не признает и раскусывает на раз. Там есть еще и политические аспекты его мнимого "убийства": я тоже об этом поговорю. Потому что они, конечно, за уши притянуты.

  Знаешь, каков один из показателей абсурдности всякой такой версии? То, что система доказательств у каждого исследователя своя - и все эти системы друг другу противоречат. То есть версии об убийстве Есенина сами друг друга опровергают непрестанно. Как, кстати, и версии о шолоховском "плагиате". Это все, к несчастью, иллюстрации к нашему муторному времени. Патриотам зачем-то хочется, чтобы Есенина убили злые масоны, чтобы на них повесить еще один грех. А либералам ужасно важно доказать, что Шолохов не писал "Тихий Дон", потому что не может поганый советский писатель написать гениальный роман. Все советское обязано быть бездарным, либо лживым, либо ворованным. Принципиальный подход, так сказать.

  П.Б.:  В чем загадка такой любви к Есенину простых людей, а с другой стороны - уголовников? Ведь поздний (да и ранний) Есенин писал отнюдь не просто. У него была достаточно сложная, если не сказать искусственно усложненная, поэтика, особенно в период имажинизма.

  Захар Прилепин: Есенин безусловный новатор, один из реформаторов рифмы. У него был абсолютный слух, и мастерство его абсолютно: и ритмическое, и метафорическое. Он, знаешь, как стихотворный боец сверхуровня - легчайшими движениями делал такое, чего сотни и сотни его последователей не могут воспроизвести. Собственно, не только последователи, а кто угодно. Потому что та, казалось бы, легкая певучесть, искренность, трепетность, которой он славен - она недостижима ни для кого. У Блока, который очень сильно на него повлиял, конечно же, случаются такие же пронзающие уколы прямо в сердце. Собственно, "Москва кабацкая", которую наш народ особенно любит - это все по линии Блока сделано. Но Блока русский человек - "простой человек", как ты сказал, - все равно внутренне своим считать не станет. Есенин снисходительно говорил, что иной раз Блок на наших полях выглядит "как голландец". Есенин - и здесь уже на Горького сошлемся - был русской природой, обретшей язык. А все мы любим свою природу, мы из нее выросли, это наше материнское чрево, мы бессознательно угадываем кровное тепло. Простые русские люди Пастернака и Мандельштама так не будут любить - поэтов, конечно же, тоже огромных. Любить будут, но не так. Цветаева, когда Есенин был еще жив, не очень умно уверяла, что "Есениным быть легко". Ну так пусть попробовала бы. Это всем так казалось - но эта легкость неприподъемна. Не то, чтобы вес был такой большой - а просто ты не угадаешь, что тут надо поднять. Березку? Алый цвет зари? Долину? Кепи? Ну, поднял. Ну, срифмовал. Что, получилось? Да ничего не получилось. Ну-ка еще раз. Изба-судьба, мать-прощать, Русь-клянусь. Вышло? Ой, опять нет.

  Это как увидеть работу плотника - настоящего, потомственного, у которого род вглубь на тысячу лет уходит. Раз движение, два, ты же то же самое умеешь, это же просто. Но конек у тебя не получается, изба не летит на этом коньке в небо, горбунок получается.

  К слову сказать, это хоть и не самый важный момент, но можно и о нем сказать. Есенин действительно урожденный славянский парень, не дворянских кровей. У нас же, признаться, таких славянских ребят в поэтическом иконостасе не густо. Про Пушкина мы все помним - он ведь не только эфиоп был, но еще и немец. Державин и Давыдов - татарского племени. Шотландский Лермонт, еще немцы - Брюсов (Брюс) и Блок. Ну и так далее. И недруг есенинский - Маяковский - был дворянского рода, и даже Мариенгоф - сын русской дворянки.

  Есенин же - кровинка. Нацедили.

  П.Б.: Есть такое высоколобое мнение, что Есенин - выдуманная величина в поэзии. Другое дело - Мандельштам (так считала Ахматова) или даже его товарищ-учитель Николай Клюев. Каково вообще место Есенина в иерархии русских поэтов Серебряного века?

  Захар Прилепин: Есенин, безусловно, в первом ряду, с этим спорят только дешевые чудаки. Есенину не надо искать место в иерархии Серебряного века. У Есенина свое место в иерархии высших достижений всей русской словесности - а значит, и мировой - по той простой причине, что русская литература объективно - одна из пяти - семи сильнейших в мире литератур. Среди сотен и даже тысяч языков, учтите. То есть, по сути, перед нами одно из немногих чудес света и оправданий существования человека.

  Вот этот список, мы все его помним: Пушкин, Лермонтов, Тютчев, Некрасов, Блок, Гумилев, Есенин, Маяковский, Мандельштам... Ахматова и Цветаева. Это величины, о которых не надо спорить, а то сразу начинаешь глупо выглядеть. Дальше можно уже по вкусу добавлять. Я вот Петра Вяземского люблю. И Павла Васильева считаю гениальным поэтом. И уверен, что наряду с Иосифом Бродским в равной мере будет почитаем Юрий Кузнецов. Но тут мы можем поговорить еще. А про Есенина ничего не надо обсуждать уже.

  Всякий человек, обучавшийся филологии, может доказать, что романы Достоевского написаны неряшливо, а пьесы Чехова, как Бунин рассказывал, никуда не годны. И что? Перед нами величественное строение - здесь Господь Бог явно постарался. И тут является какой-то кривляка и начинает оспаривать Господа, рассказывая: а вот у Есенина сказано "погребав" вместо "погребовав", а Маяковский писал "ложить", ну и так далее. Пусть идут клоунами работать, там платят за шутки.

  П.Б.: Что ты думаешь об очерке Горького о Есенине, где он сравнивает его с деревенским мальчиком, который заблудился в городе и пропал?

  Захар Прилепин: Красивая такая метафора, вполне в духе Горького.

  Есенин, признаемся тихо и на ухо друг другу, от деревни оторвался уже, никаким деревенским мальчиком он быть не мог, крестьянской работой заниматься не умел, в последний свой заезд в Константиново еле забрался на лошадь и ловким ездоком себя, мягко говоря, не показал. Уже отец его не был крестьянином, а обитал в Москве и крестьянскому делу был чужд. Если б Есенин остался в деревне - он и до двадцати бы не дожил. Я понимаю, что Горький не в буквальном смысле это сравнение приводит... Но Есенин заблудился в русской... жизни? Почве? Судьбе? Душе? Где-то там. Гулял, гулял и выгорел по пути.

  У Есенина свое место в иерархии высших достижений всей русской словесности - а значит, и мировой.

  Домик для души

  П.Б.: Можно ли согласиться с мнением, что Борис Рыжий был последним поэтом, кто мог бы претендовать на место Есенина? И если да, то не в этом ли одна из причин его самоубийства?

  Захар Прилепин: Рыжий, безусловно, как никто иной претендует на место Есенина и для меня совершенно очевидным образом замыкает этот великий поэтический ряд: после Кузнецова и Бродского идет он, Рыжий, гениальный русский поэт. Причина самоубийства - Есенин и его влияние? Ну, это сформулировано чуть некорректно. Можно с тем же успехом сказать, что смерть Лермонтова на дуэли случилась потому, что Пушкина на дуэли убили.

  Хотя тут, конечно, есть и своя логика.

  Потому что все, что я о Есенине говорил в самом начале - о смертестроительстве и о теплой богооставленности - это конечно же и Рыжего касается в той же степени. Он это есенинское чудо повторил. Именно он. И его, кстати, наши лицемеры высоколобые тоже понемногу пытаются принизить, говоря: ну что там ваш Рыжий...

  Есенин и Рыжий показали один фокус. Когда берутся простые кубики и строится волшебный домик. И в этом домике живет русская душа - больная, мятущаяся и стремящаяся к святости. И всякие неприятные события на этом пути происходят, потому что душа эта надрывается.

  Но эту муку народ понял и за эту муку - благодарен будет вовек.

Не напрасно дули ветры,

Не напрасно шла гроза.

Кто-то тайный тихим светом

Напоил мои глаза.

С чьей-то ласковости вешней

Отгрустил я в синей мгле

О прекрасной, но нездешней,

Неразгаданной земле.

Не гнетет немая млечность

Не тревожит звездный страх.

Полюбил я мир и вечность

Как родительский очаг.

Все в них благостно и свято,

Все тревожное светло.

Плещет рдяный мак заката

На озерное стекло.

И невольно в море хлеба

Рвется образ с языка:

Отелившееся небо

Лижет красного телка.