Первая мировая. Продовольственная политика правительства. Переход к развёрстке

http://sergeyhry.narod.ru/txt/...

А. Л. Сидоров. Экономическое положение России в годы первой мировой войны, 1973 г., стр. 450-499

Раздел второй. ВОЙНА И НАРОДНОЕ ХОЗЯЙСТВО

Глава третья. СЕЛЬСКОЕ ХОЗЯЙСТВО ВО ВРЕМЯ ВОЙНЫ И ПРОДОВОЛЬСТВЕННЫЙ КРИЗИС

Продовольственная политика правительства.
Вопрос о твердых ценах

До войны русская армия не знала централизованного снабжения продовольствием — воинские части закупали его сами. Война поставила перед правительством задачу не только боевого, но и продовольственного снабжения армии. Уже 30 июля 1914 г. Совет министров признал «желательным приступить немедленно» к покупке хлеба, но непосредственно у производителей. По предложению А. В. Кривошеина, это дело было поручено руководимому им Главному управлению землеустройства и земледелия, однако было указано на желательность привлечения земств, «если таковые изъявят согласие». Руководство заготовкой и закупкой продовольствия Кривошеин возложил на особоуполномоченного — тайного советника Г. В. Глинку. На местах были назначены окружные и губернские уполномоченные «из числа местных общественных деятелей» или же чиновников Министерства земледелия. Впоследствии на специальном совещании в Ставке 71 было решено, что заготовки в тыловых районах фронта предоставляются исключительно Главному управлению землеустройства и земледелия. Что касается заготовок непосредственно в районе театра военных действий, то они также велись ведомством земледелия, но отдельные районы выделялись в распоряжение военного ведомства. Все предельные цены, по которым совершались заготовки, нормировались ведомством земледелия.

Первые полтора года Министерство земледелия легко справлялось с заготовками для армии. Кроме органов земледелия, хлебными заготовками занимались местные власти — городские управы, которые пользовались правом регулировки цен. Особое пристрастие к борьбе с дороговизной проявили губернаторы и командующие войсками. Вскоре вся страна покрылась сетью местных рынков, откуда вывоз продовольствия был запрещен, были введены местные таксы и твердые цены, которые, конечно, обходились и нарушались. Однако общего органа по снабжению всей империи не было.

Численный состав армии постепенно увеличивался. Кроме того, государству пришлось взять на себя снабжение рабочих и городского населения. Поэтому заготовительные операции правительства с каждым годом расширялись: в 1914—1915 гг. было заготовлено 305 млн. пуд., в 1915—1916 гг. — 502 млн. пуд., в 1916—1917 гг. — 540 млн. пуд. различных хлебов 72.

В августе 1915 г. было создано Особое совещание по продовольствию. На местах появились уполномоченные этого Совещания. Отныне главные заготовительные функции лежали на Особом совещании, хотя существовали продовольственные органы общественных организаций — Всероссийского городского союза, городских управ, кооперативов и т. д. Председатель Особого совещания по продовольствию пользовался широким правом регулировки цен. «Твердыми ценами» признавались лишь цены, установленные правительством, с ними должны были соразмеряться и местные таксы. Однако уполномоченными Особого совещания допускались заготовки организаций и по вольным ценам.

При Особом совещании по продовольствию была организована комиссия по борьбе с дороговизной, которая занималась главным образом таксировкой предметов продовольствия и помощью общественным организациям в проведении продовольственных заготовок. Однако всякая попытка регулирования цен встречала сопротивление не только со стороны торговцев и спекулянтов, но и помещиков. Всякий раз как только в Совещании поднимался вопрос «о твердой цене», решение его бесконечно затягивалось, если не проваливалось сразу. 25 января 1916 г. в Совещании по продовольствию решался вопрос о твердых ценах на сено, солому и пшеничную муку в южных губерниях и на Северном Кавказе. При предварительном рассмотрении вопроса целесообразность введения твердых цен вызвала возражения со стороны некоторых членов Совещания. Например, И. И. Капнист заявил, что твердые цены и реквизиции могут только «затруднить заготовку сена» и тем самым нанести «серьезный ущерб сельскому хозяйству».

Работе Особого совещания по продовольствию мешала ведомственная борьба Министерства внутренних дел, которое добивалось перехода всего продовольственного дела в свои руки, поскольку занималось им до войны. Уже в декабре 1915 г. министр внутренних дел предпринял такого рода попытку. В дневнике министра земледелия А. Н. Наумова имеется следующая запись: «Министром земледелия доложено его императорскому величеству о возбуждении министром внутренних дел в письме к председателю Совета министров в декабре вопроса о коренном изменении созданных на местах, в порядке закона 17 августа 1915 года, организаций по согласованию и объединению правительственных продовольственных мероприятий. При этом министр земледелия довел до сведения его величества о необходимости для него, как председателя Особого совещания по продовольственному делу, и для всех местных его уполномоченных твердой уверенности в возможности продолжать спокойную работу без каких-либо неожиданных попыток к уничтожению созданной организации» 73.

Царь согласился с Наумовым и оставил старую организацию, подчеркнув необходимость регулярного проведения совещаний пяти министров, начатых по инициативе министра земледелия. Эти последние представляли своеобразный узкий военный совет министров, в который входили, кроме председателей четырех Особых совещаний, еще и министр внутренних дел. Обычно, кроме вопросов продовольствия, на совещаниях разрешались вопросы топлива и перевозок. Попытки министра внутренних дел вмешаться в работу Особого совещания по продовольствию продолжались и осенью 1916 г. В результате этого получилось такое положение, при котором «продовольствием в России никто не занимался» 74.

Особое совещание по продовольствию не могло наладить работу без помощи представителей буржуазных организаций, которым правительство отпускало некоторый кредит; но в то же время оно всячески тормозило развитие местной инициативы, запрещало созыв съездов и совещаний по продовольственному вопросу.

В период продовольственного кризиса осенью 1916 г. в правящих сферах появилась мысль о назначении продовольственного диктатора, которому предполагалось передать руководство всем делом продовольствия армии и тыла. 10 декабря 1916 г. председатель Совета министров А. Ф. Трепов получил в Ставке проект «Положения о верховном начальнике по продовольственной части» с предложением царя подготовить законопроект для внесения в Государственную думу. По этому положению все дело продовольствия в тылу и на фронте подчинялось «верховному начальнику по продовольственной части», назначаемому самим царем и ответственному перед ним. На фронте его полномочия были приравнены к полномочиям командующего фронтом. Особое совещание по продовольствию фактически превращалось в канцелярию при этом начальнике, который имел право «собственной властью отменять и изменять принятые им, председателем (Особого совещания. — А. С.), решения и сделанные им распоряжения» 75. По предложению Трепова проект был переслан управляющему Министерством земледелия сенатору А. А. Риттиху.

Можно думать, что и Трепов не сочувствовал этой мере, так как она разрушала установившуюся систему управления и создавала новое лицо, не подчиненное Совету министров. Риттих также высказался против проекта, но не прямо, а весьма осторожно подведя царя к мысли о невозможности его реализации. Он указал царю на то обстоятельство, что Государственная дума, по предложению которой были созданы Особые совещания, не легко откажется от прежнего своего решения и возможно «в проект будут внесены изменения, не соответствующие значению предположенной меры и направленные к умалению власти верховного начальника» 76.

При таком повороте дела проект терял свой смысл. Однако лакействующий перед царем чиновник пытался окольными путями спасти этот проект. Он предложил «изыскать и наметить те способы, которые обеспечили бы незамедлительное осуществление этой мысли, не подвергая ее случайности голосования» в Государственной думе. План Риттиха заключался в том, чтобы на пост министра земледелия назначить военного генерала, которому одновременно будет подчинен и тыл и фронт, с состоящим при нем товарищем министра в качестве начальника продовольствия действующей армии — тоже военным лицом. Основная мысль Риттиха заключалась, таким образом, в военизации Министерства земледелия. Но ни проект царя, ни план Риттиха не были реализованы. Старая система организации продовольственного дела осталась до Февральской революции.

Частичное регулирование цен сельскохозяйственных товаров проводилось путем местных такс, ограничения вывоза хлеба и других обязательных постановлений. В основу такс принимались рыночные цены, действовавшие к моменту проведения таксировки. К осени 1915 г. выяснилась недостаточность этих мероприятий, и правительство установило твердые цены, обязательные для закупки правительственных и общественных организаций. По сути дела, это была «фиксация корректированных вольных цен». Они существовали до нового урожая 1916 г., когда вопрос о твердых ценах вновь встал во весь рост. В качестве подсобного средства к твердым ценам и угрозы против неаккуратных поставщиков и владельцев хлеба существовала реквизиция с понижением цены на 15%.

По поводу реквизиций, которые применялись чрезвычайно осторожно, буржуазия подняла бурю протеста и объясняла ими чуть ли не все расстройство хлебного рынка. 21 сентября 1916 г. министры земледелия и внутренних дел особой телеграммой еще раз предупредили об осторожном применении реквизиций. Покровительство правительства торговцам и помещикам мешало широко применить этот метод заготовок. До кампании 1916 г. государственный заготовительный аппарат использовал частных заготовителей в качестве посредников — с их помощью было куплено до 50% хлебов. В заготовительную кампанию 1916/17 г. правительство думало обойтись без посредников и отвергло услуги банков, хотя признавало, что в их руках концентрируется громадное количество зерна.

25 августа 1916 г. на съезде уполномоченных председателя Особого совещания по продовольствию встал вопрос об увеличении твердых цен. Особое совещание проделало подготовительную работу по их выработке. С мест представили свои соображения. Еще до съезда выяснилось, что аграрии намерены высоко поднять цены. Докладчик — товарищ министра Г. В. Глинка — высказался за повышение существовавших цен не свыше чем на 20—25%. «Я полагаю, что увеличение стоимости хлеба, каковы бы ни были подсчеты себестоимости производства, не может быть, по крайней мере по тем данным, которые я видел до сих пор, допущено выше 20—25% нынешних твердых цен». 77 Представитель военного ведомства, передавая точку зрения начальника штаба Ставки М. В. Алексеева, настаивал на «справедливом» повышении цен, так как рабочие относятся к ценам на хлеб «чрезвычайно остро». В секции, где вырабатывались цены, величину «справедливого» повышения определяли в 20%. «Между тем повышение отдельных проектированных цен достигает до 40 и даже до 50%». Съездом уполномоченных были приняты чрезвычайно высокие цены, которые были утверждены Особым совещанием по продовольствию. Но эти цены не были утверждены председателем Особого совещания по обороне.

Вокруг величины твердых цен завязалась серьезная борьба между буржуазией и аграриями, которая вышла за пределы съезда уполномоченных. Городской союз, Центральный военно-промышленный комитет, другие буржуазные организации оказали серьезное сопротивление аграриям. Они понимали, что повышение цен поведет к дальнейшему росту дороговизны, потребует повышения заработной платы рабочим и тем самым ударит по военным сверхприбылям. С другой стороны, буржуазия опасалась, что повышение цен обострит недовольство рабочих и вызовет рабочие забастовки.

В Особом совещании по продовольствию предлагалось повысить цену на пшеницу на 15%, рожь — на 20%, овес — на 20%, ячмень на 28% против существовавшей твердой цены. Но это предложение, как и все другие, направленные на ограничение твердых цен, было многими членами опротестовано и передано на решение военного министра, который признал их «преувеличенными». В Особом совещании по обороне было более сильное влияние группы промышленников, а в Особом совещании по продовольствию — аграриев.

8 сентября 1916 г. состоялось совместное заседание Особых совещаний но обороне и по продовольствию для окончательного решения вопроса о повышении цен. Военный министр Д. С. Шуваев, открывая заседание, указал, что по вопросу о размере твердых цен на рожь, пшеницу, овес и ячмень соглашения не достигнуто и что задержка в решении вопроса о ценах повела уже «к сокращению и частичной приостановке торговых сделок на местах, и дальнейшее промедление является крайне нежелательным» 78.

Вслед за военным министром выступил министр земледелия А. А. Бобринский. Он говорил о необходимости «осторожного» решения вопроса, так как «неправильное» в ту или иную сторону решение может привести к «самым тягостным последствиям». Впрочем, Бобринский боялся не слишком высоких, а низких цен, которые, по его словам, «неизбежно приведут к недосеву и, следовательно, к уменьшению количества хлеба в стране» 79. После А. А. Бобринского против низких цен с открытым забралом выступила земельная знать, защищавшая интересы своего класса. Вместе с тем она претендовала говорить от имени 75% населения страны, выставляя себя защитницей мелкого крестьянского хозяйства. Наиболее ярко и типично это выразил А. П. Толстой, заявивший, что «дальнейшее понижение установленных твердых цен поведет к разорению земледелия. Это разорение явится непоправимым бедствием для России, 75% населения в ней занято земледелием». Так, запугивая надвигающимся «бедствием», Толстой предлагал при решении вопроса о ценах отдать предпочтение «большинству населения» перед интересами городских потребителей хлеба, составляющих лишь 25% населения России 80. Между тем едва ли могли быть какие-либо сомнения, что большинство населения, в том числе и сельского, было заинтересовано в низких ценах. Поставщиками товарного хлеба на рынок являлись главным образом помещики и кулаки, тогда как беднота и середняки во многих случаях, продавая хлеб осенью, уже покупали его весной и даже в середине зимы. Другие защитники помещиков еще более открыто говорили о неприемлемости для них низких цен, предпочитая не маскироваться соображениями защиты интересов народа. «При современных неблагоприятных для ведения сельского хозяйства условиях,— говорил член Государственного совета В. И. Карпов, — дальнейшее понижение цен на зерновые продукты неизбежно приведет к непоступлению хлеба на рынок и к сокращению посева. Тогда Россия останется при низких ценах, но без необходимого ей хлеба» 81.

В случае понижения цен помещики открыто угрожали саботажем в поставках хлеба и сокращением запашек. Председатель Государственной думы Родзянко оказался в трудном положении. Будучи крупным помещиком, он был заинтересован в повышении цен на хлеб, но, с другой стороны, ему, как одному из вожаков либеральной оппозиции, было неудобно открыто встать на защиту своекорыстных интересов помещиков из-за боязни нападок со стороны либералов. Родзянко, а вслед за ним целая группа членов Совещания (Гурко, Софонов и др.) под предлогом невозможности поддерживать мероприятие правительства, «нормирующее лишь одну отрасль народного хозяйства», нашли выход в воздержании от голосования. Этот сочувственный аграриям «нейтралитет» должен был помочь лидерам помещиков добиться выгодного для себя решения вопроса. Голоса защитников снижения цен прозвучали менее громко и настойчиво. Представитель Всероссийского городского союза выступил с предложением понизить цены, установленные Особым совещанием по продовольствию на рожь — в размере 15%, на пшеницу — 13%, на овес — 31% и ячмень — на 3%. А. И. Шингарев считал наиболее радикальным решением вопроса установление государственной хлебной монополии, хотя в данный момент не видел возможности ее осуществить и поэтому предлагал провести максимальное снижение цен. Он предупредил, что дальнейшее повышение цен поведет к сокращению продажи продуктов ввиду отсутствия товаров и избытка бумажных денег. В принципе он высказывался за применение «принудительного начала», то есть государственной монополии, ссылаясь при этом на опыт союзницы — Франции.

Члены объединенного заседания разделились на две почти равные группы сторонников и противников повышения цен. Большинством 21 голоса против 19 при 5 воздержавшихся было принято принципиальное решение за понижение цен, выработанных Особым совещанием по продовольствию, которое и было установлено для ржи — на 10%, для пшеницы — на 5%, для овса — на 15% и для ячменя — на 5% 82. Но принятое решение не было окончательным. Вопрос был перенесен в Совет министров; там было утверждено снижение всех цен, предложенных Особым совещанием по продовольствию, за исключением овса, по которому цену снизили вместо 15 на 7%. Этим самым Совет министров делал «поправку» в пользу помещиков. В конечном итоге твердые цены были повышены: для ржи — на 10%, для пшеницы — на 10%, для овса — на 13% и для ячменя — на 23%. Дальнейшая практика заготовительной работы показала, что установленные твердые цены необходимо повысить, так как при отсутствии общего регулирования рынка рост цен на частном рынке происходил очень быстро, и твердые цены вскоре оказались много ниже рыночных. Владельцы хлеба задерживали его, срывая заготовку хлеба.

В этих условиях уполномоченным по заготовке хлеба приходилось нередко идти на прямое нарушение политики твердых цен. Как показало обследование продовольственного положения в городах, проведенное Всероссийским городским союзом в конце января 1917 г., такие нарушения имели место очень часто. «Курский уполномоченный г. Рапп, — говорится в материалах обследования, — за крупу платит выше всяких твердых цен. Также в Харькове уполномоченные платят за зерно выше твердой цены.» Указывая на тяжелое положение со снабжением городов Царицына и Астрахани, авторы материалов обследования писали: «Но по сравнению с Царицыном и в Астрахани рай: царицынцы завидуют астраханской «автономии», которая выражается в том, что общеминистерские твердые цены там почему-то не действуют, царицынский хлеб течет по повышенной расценке в Астраханскую губернию» 83.

«В Орле и Туле, — говорится там же, — рядом с твердыми ценами возникли «полутвердые», на которые уполномоченные смотрят сквозь пальцы» 84.

Большой удар был нанесен твердым ценам распоряжением, сделанным А. А. Риттихом вскоре после его назначения на пост министра земледелия, — приплачивать к твердой цене стоимость доставки хлеба к железнодорожным станциям и речным пристаням. И без того неглубокая вера в незыблемость твердых цен была еще больше подорвана и хлеба стало поступать еще меньше. Нередко наблюдались случаи, когда хлеб подвозился не к ближайшим станциям, а к наиболее отдаленным, чтобы больше получить денег за доставку. Таким образом, «риттиховская надбавка», не усилив поступления хлеба, повела к увеличению расходов на его заготовку.

Продовольственный кризис.

Переход к разверстке

В связи с ростом армии, необходимостью снабжать продовольствием рабочих военных предприятий и крупные городские центры потребность государства в хлебе с каждым годом увеличивалась. Правительство вынуждено было взять на себя снабжение продовольствием местностей в тылу театра военных действий вследствие исчерпания там запасов продовольствия. В 1915 г. Особое совещание по продовольствию уже составило план завоза продовольствия на декабрь 1915 и январь 1916 г. для 22 губерний, «каковой план, подлежащий пока осуществлению во второй половине января (1916 г. — А. С.) по отношению к губерниям Эстляндской, Лифляндской, Петроградской и Тверской, предположено распространить постепенно на остальные губернии. Перевозка продовольствия по этому плану должна быть совершена вне очереди с преимуществом перед всякими частными грузами» 85. Как видно из документа, речь шла не просто о планировании железнодорожных перевозок, а именно о снабжении ряда губерний продовольствием государственными органами. «Заготовку и отправку продовольствия, — говорится в документе, — было бы желательно организовать при участии уполномоченных министерства земледелия и землеустройства путем или обеспечения и отправки в виде интендантских грузов или путем отдельного учета заготовки и отправки совместно с интендантскими грузами и порядком, для перевозки этих грузов установленным» 86.

В том же документе имеется и расчет необходимого количества продовольствия. Только на два месяца для 22 губерний следовало доставить 30,6 млн. пуд. разных продовольственных грузов, в том числе муки, крупы, пшеницы, ржи около 20 млн. пуд. В переводе на годовую норму это составляет 180 млн. пуд., в том числе 120 млн. пуд. зерновых хлебов и круп. В 1916 г., по предложению военного министра Д. С. Шуваева, правительство взяло на себя снабжение всех рабочих оборонных предприятий.

Осенью 1916 г., по свидетельству бывшего начальника штаба Ставки В. И. Гурко, на снабжении интендантства в армии числилось около 10 млн. человек. Все это требовало значительного увеличения хлебных заготовок.

В 1914—1915 гг. для распределения было заготовлено хлеба 183 246 тыс. пуд. С сентября 1915 г. по 17 мая 1916 г. Министерство земледелия заготовило 407,6 млн. пуд. хлебных продуктов. Из этих заготовок было отпущено общественным организациям почти 43 млн. пуд. Не хватало овса, которого было заготовлено меньше нормы на 33 млн. пуд.

Потребность армии в овсе в 4 раза превосходила размер его довоенного вывоза за границу. В январе—июле 1916 г. подвоз интендантских грузов колебался от 90 до 110% назначенных перевозок, а для населения — от 40 до 67%. Эти нормы надо считать очень высокими. Если и были «заминки» с доставкой хлеба, то происходили они главным образом из-за транспортных затруднений, а не из-за недостатка хлеба. За эти годы правительство уступило значительную партию хлеба общественным организациям.

Осенью 1916 г. положение с заготовками и погрузками хлеба значительно ухудшилось. Регулирующие мероприятия правительства и твердые цены не обеспечивали снабжения армии и страны хлебом.

Особенно большие трудности, как указывалось выше, выпали на потребляющие нечерноземные районы (см. табл. 25).

Таблица 25

Сведения  о выполнении плана перевозок продовольственных грузов для Москвы и губерний (Московской, Владимирской, Костромской, Рязанской, Ярославской и Калужской), вагонов *

*) Таблица составлена по итогам месячных сводок (ЦГИА СССР, ф. 273, оп. 10, д. 3476, лл. 6—25).

Как видно из таблицы, доставка продовольствия в указанный район составляла в среднем всего лишь ⅓ запланированного количества. Только в октябре, после введения новых твердых цен, удалось довести отгрузку до половины запланированного количества вагонов, но уже в ноябре перевозки вновь падают почти до прежних размеров. Таким образом, наиболее критическим в 1916 г. был период, предшествовавший введению твердых цен — лето и начало осени. Второй критический период наступил в ноябре—декабре: из этого кризиса правительству вывести страну не удалось. Этот вывод подтверждается и данными обследования городов. Его результаты изложены в докладе «Продовольственное положение городов по данным экспедиционного обследования Всероссийского союза городов в январе 1917 года», датированном 10 февраля 1917 г. 87, и справке «Краткие предварительные итоги обследования продовольственного дела в городах Европейской России, произведенного Союзом городов (в конце января 1917 г.)» 88.

Обследование коснулось до 60 городов Европейской России в связи с переходом от системы закупок и реквизиций к разверстке потребного количества хлеба 89, и всюду было констатировано тяжелое положение со снабжением всеми важнейшими продовольственными товарами, а также рядом промышленных товаров первой необходимости, всюду отмечалось нарастание недовольства и возмущения трудящихся масс. Между тем А. А. Риттих возлагал на это мероприятие очень большие надежды. Принимая в декабре земскогородскую депутацию г. Гомеля, он самоуверенно заявил, что надеется «через три недели поставить на ноги продовольственное дело в империи, и этот вопрос потеряет свою остроту» 90.

Разверстано должно было быть 772,1 млн. пуд. хлеба, в том числе 285 млн. пуд. ржи, 189 млн. пуд. пшеницы, 270 млн. пуд. овса и ячменя и 28,1 млн. пуд. проса и гречихи. По губерниям это количество распределялось следующим образом (см. табл. 26).

Таблица 26

Разверстка между губерниями Европейской России хлеба, заготовляемого Министерством земледелия на 1916—1917 гг., тыс. пуд. *

*) «Известия Особого совещания для обсуждения и объединения мероприятий по продовольственному делу» 1917, № 1(30), стр. 14.

Рассматривая приведенную таблицу, нельзя не заметить, что разверстывать поставку хлеба должны были не только губернии, имевшие излишки хлеба, но и те губернии, которые сами нуждались во ввозном хлебе — Вологодская, Новгородская, Костромская и др. Уже в этом была неизбежность краха разверстки. Но и в тех губерниях, где по учетным данным были показаны излишки хлеба, в действительности их не оказывалось. Как указывается в материалах обследования городов, «самая разверстка хлеба произведена была по губерниям неизвестно из какого расчета, иногда ни с чем несообразно, возлагая на некоторые губернии совершенно непосильное для них бремя» 91. Так, «в Петрограде Орловская губерния считается вывозящей по пшеничной муке (очевидно, потому, что до войны елецкие мельницы перерабатывали привозную пшеницу), а в г. Орле острый недостаток в пшеничной муке. Точно так же и Тульская губерния считается в Петрограде вывозящей пшеничную муку, а г. Тула, ощущая острый недостаток и в ржаной муке, ввозит пшеничную.» 92

Разверстку Риттих предполагал закончить в течение 35 дней до 6 января 1917 г., однако на местах она проводилась с большим трудом. Если губернии разверстали по уездам и то с большими скидками, то разверстать между волостями и селениями было весьма трудно. В результате целого ряда ходатайств с мест Риттиху пришлось отсрочить окончание разверстки до 1 марта, т. е. на 54 дня. Это само по себе уже было признаком краха разверстки.

Характерно, что план Риттиха предусматривал только удовлетворение потребностей армии, он прямо заявлял, что ему далеки заботы о «какой-либо Туле или Оренбурге» 93, которые, как и другие города и все неземледельческое население, должны были снабжаться за счет местных заготовок. «Фактически уполномоченные по заготовке для армии, — говорится в материалах обследования городов, — конечно, удовлетворяли иногда нужды Тулы и Оренбурга, но так как это не было урегулировано и проводилось бессистемно, то тем самым в деле снабжения городов открывался широкий простор случаю, произволу и беззаконию». 94

Уполномоченные по заготовке были поставлены планом Риттиха в очень тяжелое положение. Обязанные прежде всего снабжать армию, они имели дело с местным населением, сами видели рост его возмущения и вынуждены были выделять для него часть хлеба. При этом между уполномоченными по заготовке (обычно председатель губернской земской управы) и уполномоченным по продовольствию (обычно губернатор) велись нескончаемые споры. Например, уполномоченный по продовольствию говорил, что снабжение Нижнего Новгорода входит в счет разверстанного наряда, уполномоченный же по заготовке, наоборот, заявлял, что не входят, и что хлеба городу он не даст. 95 Уполномоченный по продовольствию давал наряды для ввоза продуктов из других губерний, уполномоченный по заготовке реквизировал их, как только они прибывали в пределы губернии. «Как феодалы в средние века, екатеринославский, таврический и проч. уполномоченные перехватывают на базарах и на железных дорогах, на складах и на мельницах друг у друга хлеб, закупленный с большими трудностями другими агентами власти». 96

Города еще с 1916 г. были приписаны к разным губерниям для снабжения их хлебом, однако уполномоченные этих губерний запрещали вывоз хлеба и даже реквизировали закупленные городами партии хлеба. «Казань имела наряды на поставку пшеницы на ноябрь и декабрь по 200 тыс. пуд. из Воронежской губернии и по 74 тыс. пуд. из Симбирской губернии. Ни одного пуда зерна из этих губерний не доставлено. Город с уверенностью и отчаянием предвидит, что в январе и феврале белого хлеба не увидит не только здоровое взрослое население города, но и больные, и раненые, и дети» 97.

В хлебопроизводящих губерниях скапливались уполномоченные различных организаций, земств, городов, плохо снабжавшаяся армия слала своих агентов. «С фронта являются в Киевскую губернию агенты с разрешительными свидетельствами и скупают все по любой цене. Каждый стремится перехватить, что может. Конкурируют агенты разных городов, иногда агенты одного и того же города, посланные различными организациями». 98 И часто все их старания и затраты были напрасными, поскольку купленный хлеб оказывался реквизированным уполномоченным по заготовке. Сами уполномоченные нередко проявляли прямое неподчинение центральной власти. Так, Риттих разрешил г. Царицыну ввезти из Донской области закупленные там 180 вагонов, а местный уполномоченный хлеб не выпустил. Рязань жаловалась, что, «несмотря на неоднократные предписания центральной власти», уполномоченные Саратовской, Симбирской и Харьковской губерний, к которым приписана была Рязань, «согласно и полностью игнорируют всякие наряды». Из 582 занаряженных вагонов Рязанская губерния получила всего 20, а на г. Рязань пришлось всего 3 вагона, в том числе 1 вагон негодной в пищу муки 99.

Подобное поведение уполномоченных и их взаимоотношения с центром доклад Всероссийского городского союза характеризует как свидетельство начавшегося «распада власти и продовольственной разрухи.» 100

Оценивая результаты риттиховской разверстки, авторы доклада по результатам обследования городов в январе 1917 г. писали: «За те два месяца, что прошли с того времени, продовольственный вопрос запутался безнадежнее прежнего, пресловутая разверстка успела наглядно обнаружить свою несостоятельность, а продовольственное дело в империи превратилось в общеимперскую продовольственную катастрофу, грозящую еще худшими последствиями стране и ее будущему. Отовсюду тянутся голодные рты, озлобленные, измучившиеся, отчаявшиеся.» 101.

Продовольственный кризис стал резко обостряться и на фронте. Во второй половине ноября 1916 г. командующий Юго-Западным фронтом А. А. Брусилов прислал министру земледелия Риттиху телеграмму, в которой подробно изложил положение со снабжением продовольствием армии 102. Почти ⅔ положенного снабжения не поступало. Армия жила только ежедневными поступлениями, что могло кончиться катастрофой. Снабжение солдат резко ухудшилось. «За недовозом продуктов зачастую люди не получают ни сала, ни масла, ни каши при малом поступлении овощей. Почти единственной пищей служит жидкий картофельный суп; недостаточность, крайнее однообразие пищи действуют угнетающе на людей, цензуруемые письма за последнее время содержат массу жалоб на плохое питание. Что касается конского состава, то, получая в общем менее половины дачи зерна и два-три фунта сена, лошади при осенней распутице тощают с каждым днем, болеют и падают».

Брусилов писал министру земледелия: «Считаю такое положение продовольствия армий недопустимым, жить лишь ежедневным подвозом, производящимся притом в половинной норме, невозможно без запасов на базисных магазинах, без заранее собранных уполномоченными министерства запасов для возможности непрерывной погрузки. Продовольствие армии путем лишь ежедневного подвоза постоянно грозит катастрофой. Достаточно перерыва движения вследствие метелей или каких-либо других случайностей при общем расстройстве железнодорожных перевозок, чтобы в армиях наступил полнейший голод.

Признаю необходимым, чтобы со стороны чинов Министерства земледелия при полном содействии чинов администрации были приняты самые энергичные меры к скорейшему накоплению запасов продуктов для беспрерывной отправки их на фронт не только в полной ежедневной норме, но и для возможности хотя и постепенного пополнения базисных магазинов. Если органы Министерства земледелия не будут подавать к погрузкам все причитающееся армиям фронта продовольствие, я буду вынужден для вывода армии из критического положения приказать приступить управлению снабжения и войскам к самостоятельным заготовкам, не считаясь с твердыми ценами».

Эта телеграмма произвела большое впечатление на Министерство земледелия, заставила его спешно отправить имевшиеся запасы (85 млн. пуд. хлеба) и ускорила введение продразверстки.

Большую часть хлеба, который получало правительство, посылали в армию, которая в конце января 1917 г. «располагала запасами на 13—30 дней» 103. Наряды же для Петрограда, Москвы и внутренних районов выполнялись на ⅓. За январь-февраль 1917 г. гражданское население получило всего около 25% планового назначения, железные дороги — около 33%. Города голодали.

Для того чтобы выйти из тяжелого продовольственного положения, правительству надо было ежемесячно заготовлять не менее 60 млн. пуд. хлеба, что при пониженном сравнительно с 1915 г. урожае являлось маловероятным. Руководитель продовольственного дела в стране и сам не верил в выполнимость плана заготовок и требовал «значительного сокращения потребностей тыла» и «объединения всех общественных сил России» вокруг выполнения хлебной разверстки. «Судьба разверстки в гораздо большей степени будет зависеть от отношения к этому делу населения и общества. Если не будет достигнуто необходимое для разрешения продовольственного кризиса обьединение всех живых сил страны, — тогда действительно может наступить катастрофа», — говорил Риттих. За две недели до второй буржуазно-демократической революции лишь оторванный от жизни чиновник мог мечтать об объединении «всех живых сил страны» вокруг прогнившего самодержавия.

Сведения о прохождении разверстки были скорее неблагоприятны. Характеризуя ее, журнал «Народное хозяйство» указывал, что эта мера с самого начала «считалась на местах невыполнимой». Несоответствие нарядов с запасами хлеба делала разверстку во многих губерниях «фактически невозможной». «На практике большинство губернских земств произвело «теоретическую» разверстку, сложив с себя всякую ответственность за выполнение ее. Несмотря на чрезвычайно решительные, оптимистические заявления официальной и официозной прессы, было несомненно, что разверстка не помогла делу. И, действительно, в начале 1917 г. продовольственный вопрос обострился до крайности». 104

15 февраля 1917 г., то есть через полтора месяца после окончания срока разверстки, по уездам был разверстан 91% наряда. В уезды разверстка попала с большим опозданием и с «сомнениями в возможность ее выполнения без ущерба для удовлетворения местных потребностей». Во многих губерниях и уездах внимание было сосредоточено на подсчетах местных норм потребления, в результате которых оказалось, что губернии, ранее вывозившие «многие десятки миллионов пудов, якобы сами нуждаются в привозном хлебе». Лишь около 10 уездов выполнили разверстку на 97%. О других сведений не было. О разверстке по волостям были лишь отрывочные сведения, но и они не обещали ничего хорошего: в некоторых волостях было разверстано то количество, которое требовалось, а «часть волостей недоверстала или совершенно отказалась от разверстки». О разверстке по селам и отдельным хозяевам сам министр земледелия ничего не мог сказать. Таковы были «успехи» продовольственной политики.

Более поздние сведения, полученные уже при Временном правительстве, показывают, что, по данным 2070 волостей, ими принята разверстка на 118,2 млн. пуд., из числа которых сельскими сходами было разверстано по домохозяевам 67,7 млн. пуд., а «общие итоги разверстки среди крестьян едва ли достигают 100 млн. пудов, а может быть, и еще менее» 105. Это было уже в конце апреля и мае 1917 г., когда заканчивался заготовительный год. Бумажной «разверсткой» жить было нельзя. Провал продовольственной разверстки правительства совершенно бесспорен.

Продовольственный кризис начала 1917 г. произошел в результате переплетения двоякого рода обстоятельств, разверстка провалилась, так как не встретила поддержки ни крестьян, ни землевладельцев, заготовительные операции давали незначительное количество хлеба, когда же хлеб стал появляться, то его очень трудно было доставить из-за транспортных затруднений.

Взять хлеб у крестьянина силой правительство было не в состоянии, так как для этого надо было посылать отряды солдат, которые и так уже проявляли недовольство. Земский аппарат оказался негодным для осуществления правительственной политики. К самодержавию, которое взяло под подозрение общеземскую организацию, он был оппозиционно настроен. Глава общеземской организации Г. Е. Львов являлся одним из вожаков группы буржуазии, подготовлявшей дворцовый переворот. Никакого усердия на местах оппозиционное земство не проявляло.

В осенние месяцы было очень мало заготовлено хлеба. 9 сентября 1916 г. Нижегородская дума просила разрешения приобрести хлеб по вольным ценам. Городской голова Д. В. Сироткин писал: «Правительственные и общественные организации бессильны бороться с хлебным кризисом, если не придет на помощь само население. Путем реквизиции можно бороться только с крупными землевладельцами, но в их руках всего 20% хлеба, остальные 80% в руках крестьян, против которых реквизиции в ход не пустишь» 106.

Попытка правительства регулировать рыночную цену кончилась крахом: не государство регулировало цены, а рыночная конкуренция и спекуляция банков «регулировали» политику правительства. Факт широкой спекуляции банков продуктами сельского хозяйства и сахаром совершенно бесспорен, дело особого исследования — выяснить количественную сторону этого явления.

Продовольственный кризис являлся одним из важных факторов, ускоривших революционизирование масс. Он был вызван сокращением продовольствия, нежеланием правительства пойти против интересов помещиков и организовать дело снабжения хлебом, устранить расстройство транспорта, дезорганизацию рынка и рост спекуляции.

Срыв плана хлебозаготовок сказался на работе мельниц, снова сокративших производство муки.

При Особом совещании по продовольствию было создано (30 июня 1916 г.) Центральное бюро по мукомолью, но со времени назначения Риттиха эта организация не принимала активного участия в работе, так как мукомолы были недовольны твердыми ценами на муку и установленными расценками за помол и доставку зерна и муки (20—50 коп. с пуда). Они добились пересмотра и повышения цен в 26 губерниях по ржаной муке и в 29 — по пшеничной. Принцип единства цен был нарушен, и владельцы зерна предпочитали направлять его в те губернии, где цены на муку были более высоки. В результате обследования мукомольной промышленности в декабре 1916 г. было констатировано «довольно печальное положение русского мукомолья». Фактический перемол за этот месяц сократился до 43% обычного месячного перемола по пшенице и 22% — по ржи. По сравнению с ноябрем перемол сократился на 16,4%. 107. Во многих районах помол пшеницы и ржи сократился от ⅓ до ½ нормального месячного помола. Мельницы работали лишь за счет текущего поступления зерна, сохраняя имевшиеся запасы нетронутыми, что особенно ярко сказывалось на примере Нижегородской губернии, где при запасе пшеницы в 919 тыс. пуд. и поступлении за месяц 730 тыс. пуд., перемолото было всего лишь 80 тыс. пуд. «При этом работала всего лишь одна мельница, остальные же крупные мельницы простояли весь месяц, причем причиной простоя указывался именно недостаток зерна» 108. Такая саботажническая «политика» мукомолов приводила, несомненно, к обострению продовольственного кризиса в стране. Хотя миллионы пудов зерна лежали на складах «про запас», на мельницах готовой муки для отправки потребителям не оказывалось.

Все же половина многочисленных остановок мельниц по империи была вызвана острым недостатком поступления зерна. 54% всех простоев мельниц (125 из 231 мельницы) происходили из-за недостатка зерна; из-за нехватки топлива остановилось 35% (82 мельницы) и, наконец, около 11% мельниц (24) не работали из-за отсутствия рабочих рук 109. Автор статьи о работе мельниц, написанной на основе материалов обследования, особое внимание обращает на увеличение поступления зерна, так как в противном случае оставался лишь единственный выход — сокращение потребления муки путем нормировки ее отпуска.

Мы остановились на этом частном эпизоде экономической действительности России для того, чтобы яснее и многостороннее показать связь продовольственного кризиса в стране с расстройством всей хозяйственной жизни, бороться с которым царское правительство оказалось не в силах.

Особенно остро с продовольствием обстояло в столицах — Москве и Петрограде. Городское население уже в 1915 г. увеличилось на 7%. В Москве и особенно Петрограде население выросло еще больше, так как здесь сосредоточена была значительная часть военной промышленности. Снабжение столиц было нормировано: сюда должно было поступать 405 вагонов продовольственных грузов в день для Петрограда и 480 — для Москвы 110. В течение шести месяцев — с 1 октября 1915 г. по 1 апреля 1916 г. — Петроград получал только по 358 вагонов в сутки. За последние месяцы 1915 г. к 1 января 1916 г. запасы основных продовольственных продуктов в Петрограде уменьшились наполовину и не превосходили месячной нормы. Министерство земледелия из своих запасов уступило Петрограду 13,5 млн. пудов продуктов 111. Положение Москвы было еще более тяжелое: запасы были только на несколько дней, ежемесячно повторялся недогруз против нормы. Выручали и здесь военные запасы, из которых было передано городу по 1 февраля 1916 г. 31,4 млн. пуд.

Продовольственный кризис во всем объеме разразился только в конце 1916 г., когда разруха транспорта особенно обострилась, правительство было окончательно дезорганизовано и обессилено в борьбе с рабочим движением и «общественными» организациями буржуазии. Никакой помощи от военного ведомства в это время Москва и Петроград не могли получить, так как и армия осталась без хлеба. Различные буржуазные организации, видя надвигающуюся катастрофу, предлагали взять на себя организацию продовольственного дела. Так, городское управление Петрограда 1 декабря 1916 г. представило особый проект, на основе которого оно брало на себя организацию всего продовольственного дела столицы на правах уполномоченного Особого совещания по продовольствию. Совещание под председательством министра земледелия отклонило это предложение, так как оно не согласовывалось с положением об Особом совещании по продовольствию. По поводу продовольственного положения в столицах Особое совещание 1 февраля 1917 г. установило, что ввиду двухнедельного прекращения пассажирского движения продовольственное положение столиц еще более ухудшится «и Петрограду и Москве придется некоторое время питаться исключительно запасами» 112. Но запасов к 1 февраля почти не было, так как и в предшествующие месяцы население столиц жило впроголодь. Петроград получил в ноябре вместо 3 050 тыс. пуд. хлебных продуктов всего 465 тыс. пуд., или 15%, в декабре вместо 3 740 тыс. пуд. — 524 тыс. пуд. (14%).

В январе поступление «улучшилось»: вместо 89 вагонов муки в сутки, нужных для пропитания, поступало 49 вагонов «вместе с рожью» 113. Аналогичное положение было в Москве, где за «благоприятный» месяц — январь поступило муки вместо 70 вагонов в день всего только 39 вагонов, а положение с фуражом было еще хуже.

Различные лица — и представители самого царского правительства, и ученые-исследователи — сошлись в объяснении причин особого обострения продовольственного кризиса в начале 1917 г. в развале железных дорог и возникающих отсюда транспортных затруднениях, окончательно дезорганизовавших продовольственный аппарат.

В нашем распоряжении имеются многочисленные документы, ярко показывающие остроту продовольственного кризиса по многим городам страны и прежде всего в столицах. Со всех концов империи слышатся настойчивые требования со стороны царских чиновников, буржуазных общественных организаций и отдельных крупных представителей буржуазии — дайте хлеба, пришлите муки. Остановимся на некоторых из этих живых и красочных документах, гораздо более глубоко и показательно рисующих продовольственный кризис в империи, чем средние статистические данные о погрузке и заготовке хлебов.

3 февраля 1917 г. московский городской голова М. В. Челноков послал телеграмму председателю Совета министров 114. Это уже была четвертая телеграмма за два месяца, в которых Челноков просил принять «самые решительные и немедленные меры к обеспечению Москвы мукой». Перечислив меры, которые обещано было принять для усиления отправки продовольствия, Челноков далее писал: «Несмотря на указанные распоряжения, поступление муки в Москву в январе месяце не только не увеличилось, но еще больше сократилось. За последние две недели, 16—30 включительно, ржаной муки поступало в среднем в день по 18 вагонов против нормы в 33 вагона, пшеничной — 18 вагонов против нормы в 53 вагона, всего поступало муки в день 36 вагонов при общей норме 86 вагонов. Таким образом, поступление муки немногим превышает лишь ⅓ установленной для Москвы суточной нормы. Благодаря такому малому поступлению муки продажа ее населению как из частных, так и из городских продовольственных лавок не производится. Создавшееся положение угрожает вызвать в ближайшие дни хлебный голод, последствием чего явится острое недовольство и волнения со стороны населения столицы, что тяжело отразится на всех сторонах ее жизни, в том числе и на работе на оборону страны. Представляя об этом, вновь прошу ваше высокопревосходительство принять самые решительные меры к снабжению Москвы в срочном безотлагательном порядке всеми продовольственными продуктами, особенно же мукой» 115.

Прошла неделя. Несмотря на успокоительные телеграммы начальства, положение ухудшилось. 9 февраля Челноков послал новую телеграмму, в которой сообщил, что «для значительной части населения уже наступил хлебный голод» 116, вместо 86 вагонов в феврале поступало ежедневно лишь по 14 вагонов.

Чем ближе к концу февраля — тем больше продовольственных просьб, которые становятся все настойчивее. 23 февраля на имя военного министра поступила телеграмма председателя Общества фабрикантов и заводчиков Московского промышленного района Ю. П. Гужона о том, что в четырнадцати хлебопекарнях Москвы приостановлена выдача хлеба для 93 000 рабочих. «Фабрики и заводы приостанавливаются, рабочие волнуются, уходя искать хлеб». Гужон просит военного министра о присылке вне очереди 30 вагонов муки Обществу заводчиков и фабрикантов 117.

Со всех концов России стекались тревожные сведения об остановке предприятий и рабочих забастовках на почве продовольственных трудностей. Старший инспектор Костромской губернии сообщил о забастовке рабочих льнопрядильной фабрики, «вызванной сокращением до половинного размера пайка муки ржаной и пшеничной, выдаваемого правлением фабрики рабочим» 118. Чтобы прекратить забастовку, правление фабрики обещало 10-процентную прибавку заработной платы, но «рабочие отказались стать на работу, требуя выдачи прежнего пайка».

Начальник Главного управления кораблестроения ходатайствовал о снабжении продовольствием Владимирского порохового завода «во избежание массового ухода вольнонаемных» рабочих. Он указывая на полное бессилие администрации что-либо сделать собственными силами.

20 тыс. рабочих Брянского завода в Бежице, остановившегося из за недостатка угля, одновременно остались без продовольствия. Населения в рабочем поселке насчитывалось до 80 тыс., и ежемесячная потребность в продовольствии определялась в 75 тыс. пуд. Главный начальник Минского военного округа, донеся об этом факте, заканчивает телеграмму просьбой принять экстренные меры к снабжению завода «по крайней мере продуктами насущного питания». 119

Можно было бы увеличить количество примеров, но и приведенные нами документы ярко и бесспорно свидетельствуют об острейшем продовольственном кризисе в империи, который особенно сильно бил по рабочим и трудовым слоям городского населения. Правительство ежедневно получало сигналы об этом кризисе; лидеры буржуазии особенно старались воздействовать на правительство указаниями на растущее недовольство рабочих и предстоящий политический кризис.

Правительство ничего не могло поделать, чтобы кардинально изменить положение в стране. Это объяснялось, во-первых, тем, что причины кризиса глубоко уходили в общее расстройство хозяйственной жизни страны. Хлеба, мяса, масла, сахара становилось с каждым годом и месяцем войны все меньше, а спрос на них возрастал. В распоряжении правительства не было никакого товарного фонда, который можно было бы двинуть в деревню в обмен на хлеб. Наконец, когда хлеб частично появлялся, его нельзя было доставить из-за транспортных затруднений. Таким образом, продовольственный кризис, переплетаясь с другими кризисами, превращался в кризис всей политической системы.

Было бы односторонне и неправильно объяснять подъем революционного движения в 1917 г., приведший к свержению царизма, исключительно продовольственными трудностями, но нельзя и недооценивать их значения среди других причин революционного взрыва рабочих масс в феврале 1917 г. Продовольственный кризис перед февралем 1917 г. наиболее ярко отражает оскудение и дезорганизацию всей хозяйственной жизни страны.

Он упирался в общие задачи снабжения страны, в том числе и продуктами промышленности. Нельзя было наладить снабжение города хоть в минимальном размере продовольствием без одновременного снабжения деревни продуктами промышленности. Ни одну из указанных двух проблем нельзя было разрешить, продолжая империалистическую войну.