- Коробкин, мля! Ты совсем очешуел, спать на работе?
Автослесарь Коробкин не был лентяем или алкоголиком. Просто он лег спать текущим днем в три часа утра, после обоеоклеечных работ в квартире гражданской жены Анастасии, и плохо понимал, где сейчас находится – в смотровой яме под серебристым «Ниссаном» депутата Уздечкина или в теплой ванне с мыльными пузырями и плавающей между ними резиновой уточкой Хряпой.
- Вот ты мне скажи, птица, что этим бабам надо, а? – Делился Коробкин наболевшим с уткой. – Обои меняли три года назад! Какого купороса?!
Хряпа сочувственно кряпала и прыскала в лицо Коробкина теплой водичкой, чтобы утешить.
- Коробкин! Я тебя сейчас уволю без выходного пособия!
Автослесарь вынырнул из голубой нирваны и понял, что влагой на него брызгала не Хряпа, а начальник смены, вечно недовольный Махалыч, брызгал в смотровую яму минералкой из бутылки.
- Чо орать, - угрюмо пробормотал Коробкин, мысленно взрывая богомерзкого Махалыча, запертого в «Ниссане» вместе с Анастасией. Хотя нет, «Ниссан» жалко, он ни в чем не виноват. Тогда в заниженной «Приоре». Распылить начальника на атомы, падлу. А Анастасию замуровать в стену, а потом оклеить обоями.
- Ты лежишь в этой яме третий час, Коробкин. - Сообщил Махалыч, перекидывая зубочистку из одного угла рта в другой. – А воз и ныне там. А Уздечкин, между прочим, добросовестно крышует нас пятый год.
- Да и эндоскоп ему в жо…
- Коробкин!
- Сейчас ликвидирую утечку масла и закончу, вашблагородь.
- Кого пороть?!
- Идите чаю попейте, Иван Махалыч, а то у вас в глотке вскипело.
- Я тебе не закрою заказ-наряд, поглядим, у кого тогда вскипит, - начальник картинно бросил в яму тряпку, которой вытирал вспотевшие от переговоров ладони и резвым козлом поскакал в свою наблюдательную коморку.
Замученный начальническим произволом, Коробкин начал выползать из-под автомобильного тяжелого чрева. «Ниссан» угрюмо подвинулся, выпуская человека на свет божий, и тут случилось непоправимое. Подъемник, которому давно пора было делать профилактику, крякнул и уронил с одной лапы автомобиль, отчаянно крикнув Коробкину «Ложись!»
Полусонный слесарь не успел отреагировать на предупреждение, как и удивиться говорящему подъемнику, и перекошенный на правый бок «Ниссан» шваркнул ему в ухо тяжелым колесом, погружая Артема в ту же нирвану, откуда он вынырнул.
В нирване было хорошо: в густой вязкой синеве хороводом плавали золотые котики, сцепившись лапами и хвостами, и мурлыкали звезды. Внезапно в центр хоровода выгребла Хряпа, встревоженно заглядывая в глаза Коробкину.
- Очнись, слышь, кряп-кряп. А то останешься тут навсегда, двенадцатым котиком в третьем ряду.
- Тут хорошо, - сонно бормотал Коробкин. – Мур-мур.
Но утка больно долбанула его в висок, и слесарь очнулся. От нирванной синевы не осталось и следа, только белая шуршащая простыня незнакомого потолка, наползающая на глаза крахмальными углами. Коробкин осторожно повернул голову, чтобы оценить общую дислокацию, и понял, что он в больничной палате.
На тумбочке рядом с кроватью стояла утка. Нет, не его Хряпа, а убогая сортирная инсталляция, в которую несчастные пациенты вынуждены помещать отходы собственного физиологического производства.
- Не вздумай! – Испуганно пискнуло судно.
Коробкин понял, что его накрыло «на отличненько» и прикрыл глаза, пытаясь вспомнить Всё. Обои в желтый ромбик с фиолетовыми лилиями, суровая амазонка в бигудях, педантично требующая совмещения клеточек до миллиметра, лапы электрогидравлического подъемника с ободранной синей краской…
Последним грозовым облаком, застилающим чистое небо памяти, было черное брюхо «Ниссана», плавно опускающееся ему на грудь.
- Черепно-мозговая травма, типа… - Любезно сообщил кто-то Коробкину, и он снова приоткрыл глаза, чтобы увидеть источник голоса.
Теперь с ним говорила система внутривенного введения лекарств, которая стояла в ногах кровати.
- Изыди! - Подумал Коробкин и нервно дернул ушами, по которым топотали мурашки.
- Ну и подумаешь, - обиделась капельница. – Ну и говори с утками - хоть жопой, хоть головой.
- ААААААА! Да отпилите мне уже голову кто-нибудь! – Заорал пациент. Тут же палату наполнили набежавшие медсестры, которые волновались за органы Коробкина, как за свои личные, и погрузили его в милосердный сон.
За месяц стационарного лечения коробкинского мозга, больного проведали только три посетителя – сестра, директор СТО, переживающий, что его засудит собственный работник, и Анастасия, которая привезла ему личные вещи: летние кроссовки, старенький планшет, утку Хряпу и рюкзак с носками.
- А обои мне сосед Геннадий переклеил, - оповестила она Коробкина, отводя взгляд. – Зашел тут как-то… соли попросить. И заметил, что ромбики кривые…
- Пизззздит как дышшшшит, – хладнокровно сказал градусник с тумбочки. А из рюкзака тут же кто-то подхватил – то ли планшет, то ли носки:
- Геннадий этот давно ее обои окучивал - года два, как минимум.
- Да и весла ей в руки, кря-кря, - это уже Хряпа.
- Заткнитесь! – Мрачно буркнул Коробкин. Разговоры с вещами он списывал на действие обезболивающих веществ, поэтому не парился состоянием психического здоровья. По большому счету, эти беседы его не раздражали. И градусник, и капельница, а уж тем более, утка вели себя даже более разумно, чем многие окружающие люди.
- Эти таблетки можешь не хавать. - Советовал градусник. – От них никакого проку, наследие совковой медицины.
- Но-но! – Воздевала к потолку лапу с пластиковой трубкой капельница. – Без этого наследия медицина бы и вовсе скончалась в судорогах!
В углу скептически хмыкала тумбочка на шатких ножках, видавшая времена покорения Крыма, далее начинал ржать холодильник «Псков» 1978-го года выпуска, так заразительно, что хохот подхватывала остальная мебель, а потом и Коробкин. Хорошо, что палата была одноместной – лечение честно оплатил его работодатель, иначе больного можно было плавно сдать по истечении месяца в психушку.
Впрочем, только благодаря этому общению Коробкин и выздоровел.
При выписке он оглядел стены палаты и почувствовал, как у него увлажнились глаза.
- Братаны! - Прочувственно сказал он, сморкаясь в полотенце, которое всегда молчало. – Спасибо вам, и прощайте.
- Может быть, свидимся, - также шмыгнул ртутью градусник.
- Лучше не надо, - пророкотал «Псков». – Бывай, не кашляй. Приятно было пообщаться. Сам знаешь, тут все больше молчат.
- А вот, кстати… Почему раньше я вас не слышал. Может быть, я все-таки того… Ебобо?
- Не слышал, потому что не хотел… - Вступила в прощальные диалоги кровать, скрипнув пружинами. – Вы же никого, кроме себя не слышите. Иногда даже себя. Уши вам мироздание приделало. Даже два. А вы ими только лапшу собираете. Венцы эволюции, мля…
- Да что там… Царь. Просто царь, - улыбнулся Коробкин и прошел по периметру комнаты, прикасаясь пальцами к стенам. Даже если он и сошел с ума, то возвращаться в него никакого резона нет. Он выздоровел.
- Салют инвалидам! – громыхнул кофейный автомат, стоявший за стеклянной входной дверью ООО «АвтоМонтажЧихПых»..
- Бонжур! – махнул надкушенным утренним бутербродом Коробкин. – Как ваше электрическое здоровье, не подкашивает?
- Вашими динамическими молитвами, мон шер.
- Ты чо, с кофейником разговариваешь? – озадаченно спросил Махалыч, встречающий на входе выздоровевшего автослесаря.
- С господом нашим. По утрам так взбадривает. Не молитесь, случайно, всуе?
У Махалыча изо рта выпала надкушенная зубочистка, а Коробкин, насвистывая, отправился в цех, здороваясь по дороге с котами, инструментами и ранеными машинами.
Работать после травмы стало значительно легче. И не просто легче – архилегко! Машины послушно показывали больные места, распахивая двери, обнажая подкапотное пространство и втягивая в себя диагностический провод или эндоскоп.
Для Коробкина не осталось никаких тайн в прошлом любого механизма: скрученный пробег, жадный владелец, жалеющий денег на замену масла, продавцы-обманщики и дефекты завода-производителя. Махалыч закрывал заказ-наряды подчиненного, озадаченно крутя головой – ремонтные работы Коробкин проводил в три раза быстрее, чем прочие. Его диагнозы были стремительны и безошибочны, как броски гепарда.
К чудо-мастеру сформировалась очередь вперед на полгода, что не очень-то нравилось коллегам Карпюку, Виктюку и Брулько, теряющим клиентов.
- Нам к Артему, - кивал Махалычу депутат Уздечкин, сменивший «Ниссан» на «Порш Кайен турбо».
- Через неделю, - небрежно отвечал Коробкин, поглаживая крыло битой «Тойоты» 1980-го года выпуска. – Вот переберем коробочку у красавицы, колодочки обновим, бочок выправим… да, милая?
- Мрррр… – Урчала довольно «Тойота» и подмигивала слесарю хрустальными фарами.
- Берега попутал, Коробкин? – не выдерживал начальник.
- А ты меня уволь, гыгы.
И Махалыч сглатывал горчащую от недовольства слюну.
«Порш» Уздечкина он взял в работу даже раньше – через пять дней. Восхищенно посмотрел на свое отражение в глянцевом боку, заглянул под капот.
- Ух, силищщщааа. Тебя как звать-то, гламурный мой?
- Игорь. Просто Игорь.
- Ну и чего будем с тобой делать? На мой взгляд, ты здоров, как бык.
- Да заколебал он меня, придурок лысый. То телок в багажнике пытается трахать, то по городу гоняет невменько. Трижды автобог миловал от поцелуя с фурами и столбами. Но ведь такое везение не вечно, - пригорюнился «Порш». – Прикинулся, что мозги глючат. Хоть недельку от него передохну.
- А где его предыдущий мобильчик, не знаешь? «Ниссан» такой серенький?
- А он его сыну отдал, такому же долбойогу, как и сам. Тот перевернулся на нем месяц назад, да бросил в разборку на Пушкинской. Вот и меня такая же участь ждет, чуешь?
- Ладно, попробую тебе помочь. Есть у меня тут один знакомый, болеющий «поршами». Свои машины обожает. Моет, меняет расходники вовремя, чуть в бампер каждое утро не целует. Ему бабу не надо – только лошадиные силы подавай. А Уздечкину мы промоем мозги, что ты уже не модный, и вообще бортовой компьютер надо новый заказывать, а это ждать месяц. Депутату надо на «Хаммере» ездить, да? На «Хаммера» где сядешь, там и слезешь, он же танк. Утопит Уздечкина на рыбалке и не поморщится. А твою нежную ЦНС надо в надежные крепкие руки.
- Ой, буду тебе благодарен по самый кардан.
- Так где, говоришь, «Ниссан» наш базируется?
Разборка на Пушкинской была из недорогих. Видимо, крепко разбабахал уздечкинский пасюк папочкино авто.
- «Ниссан», цвет «снежная королева», не старше пяти лет, можно без пробега по России, - перечислил Коробкин свои требования. Он старался не смотреть по сторонам, мертвые и смертельно больные машины «на органы» его морально подкашивали.
Хозяин разборки, москвич в десятом поколении по имени Гоги, юмора не оценил, затарахтел заученно:
- Есть одна такая, буквально вчера сдал один, деньги понадобились, практически целая… Заменить двери, пороги, перебрать коробас…
- Ты мне по мозгам не мороси, - перебил его монолог нестандартный покупатель. – Я вижу металл насквозь, так что не трать мое и свое время.
Бедняга «Ниссан» был еще жив, хотя выглядел мертвой недвижной грудой металлолома. Он узнал Коробкина и вяло перекинул дворники слева направо.
- Вот так, значит… То меня отправили в нокаут, а сейчас твоя очередь, - пробормотал Коробкин, ежась от острого чувства жалости.
- Не моя вина, сам знаешь… - Прошептала машина.
- Не твоя, - согласился человек. – Но я тебе благодарен. Сам знаешь, за что. Ты заставил меня Услышать. Это бесценно.
- Сколько? – Повернулся Коробкин к Гоги. – Повторюсь, не трать время, не озвучивай то, что ты сейчас думаешь. Дели на шесть цену – и я заберу его через полчаса. Он дорог мне, как память о бывшей.
Гоги был продавцом, но не идиотом. Он умел читать по глазам. А во взгляде этого клиента плескался бензин, готовый заполыхать от брошенной спички.
Они ударили по рукам, и Коробкин рванул за деньгами, которые заботливо откладывал на первый взнос за ипотеку. Жил-то он пока в комнатке СТО, которую выделил ему экономный директор, в обмен на несколько ночных смен вместо сторожа.
- Слышь, брат… - На последнем издыхании обратился к нему «Ниссан», когда он грузил его уже на эвакуатор. – Забери на сдачу вон ту зеленую «девятку». Видишь, за «Газелью»?
- Зачем? – Не понял Коробкин. – Она же покойная.
- Просто анабиоз, без аккумулятора. Забери, у тебя погрузчик двухуровневый. Не пожалеешь, газ даю. Машины не умеют врать, сам знаешь.
Коробкин пожал плечами и вернулся за кладбищенскую ограду. Когда он вернулся, «Ниссан» уже впал в кому.
Эвакуатор был не особо разговорчивой рабочей лошадкой.
- Акция милосердия? – лязгнул он нижней платформой.
- Нет, расплачиваюсь с долгами.
На душе у Коробкина было тепло и радостно. Золотые котики, которые танцевали с ним в синеве, одобрительно кивали головами и пели мартовские победные песни.
- Ну, выгодный бартер, брателла. Приведешь в сознание зеленую – аккуратнее с картами. У нее ресурсов двигателя на твоих внуков припасено.
Какие карты имел в виду эвакуатор, Коробкин понял только через месяц, когда руки дошли до своих приобретений.
Он начал с «девятки», как менее финансовозатратной операции. Стал менять крылья, прошитые словно металлической дробью («стреляли, малышка?»), копаться в проводке, латать гнилые места. Правда, к чести отечественного производителя, ржавчины было немного. «Девятка», недоверчивая особа, сначала помалкивала. А потом скрипнула осторожно: «В двери загляни, да смотри, чтобы обмороком не ударило».
Коробкин снял обшивку дверей – и обомлел. Кажется, прежний хозяин «зеленки» копил деньги не один год. Либо… его грохнули братки из конкурирующей организации. Баксы, упакованные в несколько слоев пергамента, а потом в полиэтилен и скотч, размещались по периметру машины, аккуратными кирпичными пачками.
В обморок Коробкин падать не стал, но тут же разбудил Ниссаныча, как он его любовно называл.
- Двадцать шесть пачек соток, чувак! – орал он, танцуя в ночном гаражном боксе и вскидывая в воздух руки с зажатым в них динамометрическим ключом.
Машины радостно вторили ему сигналами клаксонов в ритме «ча-ча-чачача»; Хряпа, стоящая на приборке «Ниссана», подкрякивала и размахивала крыльями в такт, а золотые котики бешено крутились по часовой стрелке над головой Коробкина, создавая подобие светящегося нимба.
Ну что еще можно рассказать тебе, любезный читатель, если ты добрался до эпилога?
Коробкин ушел из своей конторы (бывший директор рыдал и рвал волосы на теле, уговаривая Артёма остаться на любых условиях).
Сначала раскрутил маленькую станцию техобслуживания с шиномонтажкой, неспешно расширяя ее и добавляя оборотов. Автомойка, ТО, запчасти, обмен и продажа, поиск стареньким машинам новых хозяев (только в хорошие руки, иногда почти даром). Обмануть Коробкина было невозможно, он видел будущих владельцев насквозь.
- Пойдешь к этому, а? – кивал он гордому, но намучившемуся с хозяйкой-блондинкой, «Опелю» на претендента - работящего мужика из пригорода. – Свой гараж, не пьет, три кота, никаких кур, дети взрослые, им руль не доверят.
- Ну-уу, вроде ничего, - соглашался «Опель». – Эта тупая дура провоняла меня всего своими ментоловыми сигаретами. Этот не курит?
- Ты куришь? – поворачивался Коробкин к мужику.
- Бросил пять лет назад, - отвечал тот обалдело.
- Раз ты ему нравишься, десять процентов скидка, - говорил покупателю нежадный Коробкин, и участники сделки хлопали по рукам.
Бизнес процветал, машины и новые хозяева души друг в друге не чаяли, телефон Коробкина передавали из рук в руки, как величайшую драгоценность. Попытки же конкурентов наехать и отжать плоды его труда заканчивались всегда плачевно. То горела крыша, то угоняли технику, то наезжала налоговая.
Ясен пень, автомобиль начальника налоговой лечил тоже Коробкин.
Хряпе хозяин выделил отдельный бассейн и запустил туда компанию – резинового селезня с десятком мелких детишек, пищащих на разные голоса.
Анастасия пыталась обменять невыгодный товар – соседа Геннадия - на ставшего вдруг олигархом Коробкина, но он решительно отмел самые выгодные предложения, мысленно перекрестившись и вспоминая холодные бессонные ночи на кухне (неровный потолок), туалете (неровная плитка), ванне (неровные полы).
К тому же, в его предприятие устроилась неглупая симпатичная женщина (да-да, бывает такая ошибка эволюции), которая показывала неплохие результаты в качестве диагноста-электрика.
У Коробкина были далеко идущие планы. Ронять ей на голову Ниссаныча он, конечно, не будет. Но научить лечить автомобили, и, может быть, даже Услышать их (!) он попытается..
#опусыИрассказы
.
Автор (С) Паласа Тое
Оценили 38 человек
74 кармы