Злобный рёв медведя, разбуженного охотниками и выбравшегося из берлоги посреди зимней сибирской тайги, был бы на порядок нежнее дикого рычания командира морского тральщика МТ- 200 капитана 3 ранга Тимохина.
— Р…р…р…аздолбаи! Якорь вам по всей р…р…роже! – орал кэп на общем построении. — Меня старого, замшелого флотоводца! Какие-то дикорастущие жрецы от партии! Проверяльщики, мать их так! Холёные и лоснящиеся от безделья! Меня мордой в ваши грязные конспекты! Нюхай, Тимоха, чем это пахнет! А где, Тимоха, твой партбилет? Слушайте сюда! Вы все положите партийные билеты вместе со мной, если за месяц не законспектируете все работы Ильича. Скажите спасибо вождю, оставил нам наследие в 55 томов. Переписать в тетрадки все тома! Схода с корабля не будет! Точите гусиные перья, месяц будем восстанавливать ваши первоисточники. И заодно Маркса с Энгельсом записать и выучить наизусть! Замполит! Продиктуй им всем «Капитал». Я всё сказал. Старпом, убрать трап!
Командир тральщика перехаживал своё звание уже восемь лет. Пределом его чаяний было стать командиром дивизиона тральщиков и получить второго ранга. Но на эту должность назначили молодого капитан-лейтенанта Фролова, закончившего высшие офицерские курсы в Питере. Тимохин чувствовал себя ущемлённым, обойдённым, старым и никому не нужным.
Суставы его начинали побаливать и поскрипывать, как и вся ржавая оснастка морского тральщика, спущенного со стапелей Хабаровского судостроительного завода в далёком 1959 году.
Как эту посудину не крась, всё равно то там, то сям нахально выползала ржа. Оба дизеля барахлили, антенна радиолокационной станции «Дон» периодически останавливала своё вращение из-за ржавчины. А может просто от старости. «Каштаны» хрипели, искажая и без того жуткий голос командира.
Свежеиспечённый, только что из училища юный штурманец, стоял в общем строю и душевно терзался своим назначением в бригаду охраны водного района, на эту скрипучую «гравицапу», да ещё к известному всему Сахалину деспоту и самодуру.
Еще недавно, три месяца назад, Юра Новосёлов был пятикурсником, уважаемым человеком с пятью «галками» на левом рукаве суконки. Первокурсникам выпускники казались взрослыми дядями.
Теперь штурман чувствовал себя молодым щенком перед грозным уличным барбосом.
— Ли..й..ти..нант, зелень ты флотская, — дыша «шилом» и луком, допытывался у него Тимохин, — почему это у тебя ни хрена на экране не видно? И куда это мы плывём непроглядной ночью, весело подпрыгивая, как какашки на волнах?
Лейтенант лез наверх и расхаживал приржавевшую антенну РЛС. Изображение появлялось, и, к счастью, опасная скала оказывалась не совсем рядом с тральщиком.
Через месяц службы Юра почти привык ко всем странностям и неадекватному поведению своего командира. Месячная норма спирта на всё корабельное хозяйство выпивалась на тральщике в среднем за неделю. Как, впрочем, и на всех флотах нашей Родины. После этого начиналась жизнь по уставу.
Трезвый и злой командир брал в руки Строевой Устав Вооружённых Сил СССР, корабельный Устав ВМФ и ходил по матросским кубрикам и каютам офицеров и мичманов. Проверял соответствие заведования требованиям уставов.
— Сегодня мы всем экипажем отправляемся на Луну! – торжественно объявил на очередном подъеме флага капитан 3 ранга Тимохин. – Ракета стартует с пирса 13-го дивизиона тральщиков. Для таджикских матросов Бурхоева и Сайчахварова дополнительно поясняю: Луна — это самая большая звезда на небе. А поскольку на Луне очень холодно, то берём с собой на пирс все вещи вплоть до постельного белья и матрасов. Рекомендую ничего в рундуках не оставлять – продукты питания, вино-водочные изделия и презервативы брать с собой. На Луне всё это пригодится.
Штурман смотрел на Тимоху и улыбался, думая, что это у него шутка такая. Но Юрины сослуживцы на полном серьёзе, как будто периодически всем экипажем совершали космические полёты, покорно пошли за своими шмотками и стали носить их с корабля на пирс.
Молодой штурман тоже взял свои вещи – кремовую рубашку, черную суконную фуражку, одеяло, постель и стал в офицерский строй. Сзади стояла с вещами в готовности к вылету на Луну шеренга мичманов, а за ними старшины и матросы.
— Старпом, проверить готовность экипажа к космическому полёту! – распорядился командир.
Старший помощник Кулинич пошел по рядам, осматривая вещи на наличие бирок со званиями и фамилиями владельцев. Если не было бирки, то вещь изымалась. На пирсе быстро росла куча обезличенных вещей. Матрасы, матросские робы, офицерские фуражки, хромовые ботинки…
— Кулинич, зажигание! – раздавалась очередная команда Тимохина.
— Есть зажигание! – отзывался старпом.
Он обливал всю эту кучу соляркой и чиркал спичку.
— Поехали! – по-гагарински восклицал командир.
Весь строй заворожено смотрел на всепожирающий огонь.
По трапу спускался замполит и корабельный минёр, наряженные Тимохиным в поход по матросским рундукам. Дополнительно в «ракету» грузились изъятые из всех загашников и корабельных шхер неуставные, перешитые в клеша черные суконные брюки, ушитые форменки, фуражки и бескозырки, превращенные умельцами в «грибки», игральные карты, съестные припасы, бутылки с портвейном.
Там же оказалась новая белая фуражка – «гриб» и модные остроносые туфли Юры Новосёлова.
С других кораблей тоже смотрели на костёр и ухмылялись: «Тимоха опять на Луну летит!»
Такие «полёты» командир совершал вне графика примерно один раз в два-три месяца, и подготовиться к ним было просто невозможно.
На флоте чудаков хватает. И к некоторым их выходкам постепенно можно привыкнуть. Но когда твои вещи в огонь…
«Главный конструктор» тех ракет капитан 3 ранга Тимохин ко всеобщему удовольствию экипажа МТ-200, как и положено, в 45 лет был уволен на пенсию. Но ещё долго потом, услышав ненавистную фамилию, штурман Новосёлов терял дар речи и нервно барабанил пальцами по столу. Налетался вдоволь на тимохинских «лунолётах». Надоело быть виртуальным космонавтом.
Оценили 12 человек
30 кармы