4. Простые люди и тема войны

Продолжение теории, начатой тут, рекомендуется чтение сначала

    Есть такие люди, которые много думать не любят, но мнение своё иметь всё же хотят. Потому, что чувствовать себя что-то значащим-то хочется, просто напрягаться для этого не хочется. И вот заводят они своё мнение, и прут с ним по жизни, вкладывая в него всю ту энергию, которая сэкономлена на размышлениях. Процесс хорошо идёт – чем меньше человек размышляет, тем проще ему всё кажется, и тем увереннее он обычно оказывается в том, что знает всё правильнее всех. И когда толкает свои суждения такой человек, выступает с такой простой и серьёзностью, что я таких называю «простые люди».

У простых людей часто проявляется одна особенность: они любят сводить всё понимание к одной простой дилемме. В вопросе типа «Ты за наших или за ихних?» для них сосредоточена вся жизненная правда. И если ты критикуешь что-то у наших, значит, ты работаешь на врагов. А если критикуешь что-то у врагов, значит, свой человек. Причём сразу видно, по первым же словам, за кого ты – им, простым, сразу всё видно. Потому, что, если ты «за наших», значит, должен оправдывать любую нашу выходку, а если оправдываешь что-то ихнее – значит, «за ихних». Смысл других подходов им зачастую не понятен и не интересен.

Почему всё надо упрощать? Возможно, потому, что в некоторых темах бывают самозатягивающиеся гайки – не получается нейтралитет держать, надо примыкать к кому-то: либо к тем, либо к этим. А может, потому, что сводить всё к простой дилемме проще всего: меньше всего напрягаться умом, больше расслабляться. Поменьше изучать, побольше поучать – в чём ещё счастье диванного эксперта?

Проблема в том, что жизнь не так проста, как хотелось бы некоторым. И в жизни есть два вида людей: которые думают о других, и которые думают только о себе. И война между этими породами ассиметрична. И те, кто думают о других, им хорошо, когда другим хорошо, и плохо, когда другим плохо, и потому, за что один из них, за то и другие ему подобные. А вот те, кто думают только о себе, когда они думают о том, чтобы им стало хорошо, не особо думают о том, чтобы другим было так же. И чтобы им стало хорошо, нужно, чтобы другим чаще всего как раз и становилось плохо. А ещё, чем лучше это получается у одного из них, тем хуже это получается у ему подобных.

Те, кому присуще думать о других, обычно не отличаются воинственностью – у них все силы сосредоточены на созидание. А вот у сосредоточенных на своих интересах все силы обычно ориентированы на доминирование, так что воинственность им положена на инстинктивном уровне. Жизнь для них – это постоянная борьба за добычу и территорию, и постоянная грязня за власть, в которой их как-то не волнует, кто и как из живущих на этой земле может от этого пострадать. Их волнует только перевернуть пирамиду общества так, чтобы их угол оказался наверху. А если этого не получается, то гори оно всё огнём, и им ничего не нужно, кроме как паразитировать на чужой системе. А вот если получится, то тогда можно заботиться об этой пирамиде, и выстраивать её как можно выше, убирая тех, кто в ущерб их интересам паразитирует.

Если у думающих о других есть какой-то смысл в понятии «свои», то у думающих только о себе по-настоящему никаких своих не бывает – бывают только те, кого выгодно использовать, и от кого выгодно избавиться. И политические обманы, в рамках которых они имитируют желание думать о ком-то кроме себя. У них не бывает друзей; только временные союзы, в которых они взаимно используют друг друга, а когда становится невыгодно, тут же предают. И плевать им на холопов, у которых чубы трещат от такой драки; для них люди – это расходный материал, которым надо сыграть так, чтобы остаться в выигрыше, а проблемы людей – это не их проблемы.

Они воюют между собой, завоёвывают друг друга, и заставляют служить себе побеждённого вместе со всеми его подчинёнными, восстают, свергают друг друга, отделяются, и снова воюют. И покуда кого-то выгодно использовать, о нём будут заботиться в меру того, насколько он нужен, а когда станет не нужен – бросят, как будто он никогда своим и не был, И в служении таким хозяевам естественно, что те, кто вчера были врагами, сегодня станут союзниками, а завтра снова окажутся врагами и будут объявлены предателями. И если ты холоп, то не тебе решать, с кем тебе мириться, и с кем расплеваться из тех, с кем ты вчера побратался. И на карте всех этих действий простому человеку очень нужно провести всего одну жирную черту, отделяющую всё то, что будет заштриховано в цвет «наших», от того, что будет заштриховано в цвет «ихних». Разделить так, чтобы радеть за успехи «своих» всей силой своей эмоциональной душой, и ненавидеть врагов всей инертностью своих чувств. И как переварить всё то, что при таком подходе приходится проглатывать – не «простому» человеку не понять. Видимо, надо пребывать в состоянии, когда для того, чтобы пропускать неудобные вопросы, достаточно просто не хотеть их видеть, и нести в себе неразборчивость, на которой можно самортизировать любые неувязки.

Немудрено, что понимания простых людей часто не совпадают, несмотря на общее желание заштриховать себя одним цветом, и они спорят, упираются, воюют, и на брудершафт параллельно выпивают за «сильную власть», которая бы железным кулаком всем (и им в первую очередь) навязала бы общеобязательное определение правильной границы. И живя в такой системе, анализировать её суть, а тем более отвечать за свою позицию (ну хотя бы в споре, перед не согласными с их упрощениями оппонентами), простым людям как-то не нравится, поэтому такие темы они разбирать не любят. Они любят темы, в которых всё просто и понятно, и разделение на своих и чужих предельно удобно. Такой темой оказывается война.

На войне всё чётко: есть свои и есть враги. И свои повёрнуты вместе с тобой в одну сторону, а враги в обратную. И свои одеты в свою форму, а враги во вражескую. И свои всегда под своим флагом, и враги под вражеским, и эти расцветки не перепутать, потому, что соответствующее к ним отношение заложено на уровне рефлексов. Всё просто и понятно, и ничего лишнего, и потому сводить всё понимание в конечном итоге к такой теме им гораздо интереснее.

Конечно, бывают на войне и диверсанты, ряженные в другую форму, но экзотика и исключение, а в основном простое правило: эти свои, те враги – огонь по врагам! И пусть среди своих у тебя есть тоже и друзья, и недруги, но это всё совсем не то разделение, о котором надо думать, потому, что, когда начнётся бой, всё это исчезнет. Будут только люди в своей форме и во вражеской. И каждый в своей форме будет твой друг, а каждый во вражеской – враг. И любые мысли о чём-то другом будут неприемлемы.

И конечно, на войне тоже надо думать: как ударить, и как вернуться, и как приём применить и многохдовочку проделать – ну так для того и берегли свой ум, не растрачивая его ни на что другое, чтобы там всю интеллектуальную энергию и выплеснуть. А в мирное время, когда войны нет, изучать её в истории, додумывать, и аккумулировать её для использования на войне.

Когда человек живёт темой войны, он так или иначе проникается её духом и становится воинственным. Так что, если властям с каким-то целями нужно иметь воинственный народ – их задача обрабатывать его так, чтобы он всегда пребывал в «простом» состоянии. Т.е. таком, на котором не хочется что-либо понимать дальше одной простой дилеммы. И тогда, чтобы он военизировался, им не нужно эту тему ему принудительно заталкивать; достаточно только ему её подать – и он сам её с радостью будет жевать и жевать.

А ещё простые люди очень любят послушание, не жалуя тех, кто много рассуждает. И очень ревностно относятся к обязанности всех выполнять приказы без обсуждения. Потому, что на войне своя арифметика. И если командир отдал приказ всем бегом в атаку, значит все бегом в атаку. И если приказ тупой, и в лобовой атаке потеряем гораздо больше, чем если бы более умный манёвр сделали – значит, все бегом в лобовую атаку выполнять тупой приказ. Потому, что, если все будут рассуждать, и каждый умничать, и половина побежит, а половина не побежит, и тех, кто побежит, не хватит, и атака захлебнётся, и все они погибнут бес толку, а оставшихся не хватит уже ни на какой манёвр, дело будет хуже, чем если бы все побежали. Так что в таких ситуациях думать некогда – на войне надо выполнять приказ, а думать надо на гражданке.

Перед тем, как воевать, надо думать. Думать, как построить систему, в которой будут толковые командиры, и не тупые приказы, и чем это должно быть гарантированно. Думать, как сделать, чтобы на нужных местах оказались люди, которые думают о других, а не о своей только заднице. И думать, как вести эту асимметричную войну на невидимом фронте, где каждый думающий только о себе – враг всех тех, кто думают о других. И если определённые вопросы на войне решать некогда – значит, их надо решать с двойной активностью в мирное время. Ибо это так же естественно, как то, что если на войне некогда будет готовить запасы, то надо вдвойне запасаться в мирное время. И за невыполнение таких обязанностей такую же ответственность, как за все остальные. Но только на это уже ума простого человека не хватает – его хватает только на то, чтобы требовать выполнения приказов по логике военного времени. Всё остальное ему не интересно – ему интересно только одно: готов ли ты всегда выполнять приказ и больше ни о чём не думать. И такие очень любят выяснять, не нужно ли тебя заранее ликвидировать, чтобы не мешался на войне своей критикой системы. Вот только отвечать за то, какая система перед войной благодаря им выстраивается, они не любят.

Любимый вопрос простого человека: «А вот если завтра война, ты готов без размышлений то-сё-50-10?». Какая именно война – которая нужна нам всем, или только тем, кто думает о себе? В которой он не виноват, или которую поддержкой их он сам и спровоцировал? Перед которой он готов отвечать за то, какой режим он строил, или которая не настолько важна, чтобы ради неё это сделать? Всеми этими вопросами простой человек задаваться не любит. Потому, что задаваться ими надо до войны, а вне войны простой человек думать не любит.

Так что, если власть имущим по каким-то причинам нужны люди, которые готовы без размышлений выполнять любые приказы – им нужен как можно больший процент простых людей.