"Стихийный традиционалист" Гвидо де Джорджио

0 1734

"…Определённая традиционная форма возникает тогда, когда для человека лишь нормы, установленные этой традицией, остаются единственным путем к Богу; и любое такое возникновение строго подчинено провиденциальному замыслу. Поэтому не люди создают традиции, но традиции создают людей" (Гвидо де Джорджио).

Имя Гвидо де Джорджио практически неизвестно русскому читателю. Впрочем, ещё совсем недавно его мало кто знал во Франции и даже в самой Италии

"Стихийным традиционалистом" называл де Джорджио Юлиус Эвола. В своей книге "Путь Киновари" дословно он пишет следующее: "Это был своего рода посвященный в диком и хаотическом состоянии... Он был человеком высочайшей культуры, владевшим многими языками, но обладавшим крайне неустойчивым темпераментом и обуреваемым сильными страстями и эмоциями, чем напоминал Ницше. Его нетерпимость к современному миру достигла такой степени, что он предпочел жить отшельником в горах, которые он ощущал как естественную среду обитания".

Честно говоря, при всем моем уважении к Эволе, я не очень понимаю, в чем он усматривал "дикость" и "хаотичность" инициатического статуса де Джорджио, но очень понимаю ссылку на Ницше. Чуть ли не во всех текстах, посвященных де Джорджио, это имя всплывает с неизменным постоянством. Так, например, Филипп Байе в предисловии к сборнику "Мгновение и Вечность" пишет: "едва приступив к переводу статей де Джорджио, мы почти сразу вспомнили два других имени великих отшельников: Луи-Фердинанда Селина и Фридриха Ницше".

Действительно в отличие от сухой академической манеры Генона, которой до некоторой степени пытался подражать и Эвола, де Джорджио был прирожденным поэтом, так что его тексты скорее являются поэмами в прозе, как нередко говорили и о сочинениях Ницше. Пьетро ди Вона в "Эвола и Генон" даже находит необходимым "предостеречь возможного читателя против стиля мышления и писания де Джорджио", на его взгляд способным затмить свойственное де Джорджио "глубочайшее понимание идей и символов современного метафизического традиционализма" и его "высочайшие и загадочные прозрения".

Конечно, сложно спорить с такими авторитетами, но мне как читателю (а читать де Джорджио надо вслух!) его "вдохновенный, страстный и местами почти неистовый до безумия" стиль доставляет величайшую радость (каково при этом переводить его, я лучше умолчу). Как бы то ни было думаю дервиши или древние риши, создатели Вед, охотно приняли бы его в свои ряды.

Впрочем, все это лирика. Вернемся к фактам. Итак, Гвидо де Джорджио родился 3 октября 1890 г., в местечке Сан Лупо в семье нотариуса, едва достигнув двадцатилетнего возраста защитил диссертацию по восточной философии и почти сразу после этого перебрался в Тунис, где занялся преподавательской работой. Известно, что в Африке он имел контакты с центрами исламского эзотеризма. (В частности с шейхом Мохаммедом Кейреддином - как-то, беседуя с тогда еще юным де Джорджио, шейх сказал ему: "Вы подобны бомбе!"). Там же в Тунисе родился его первый сын Хавиз от его первой жены. В 1915 г., незадолго до вступления Италии в Первую мировую войну, он возвращается на родину и поселяется в Варацце, где появляется на свет его старшая дочь Ульмаир, позднее переезжает в Ормею, и, наконец, обосновывается в Мондови, по-прежнему продолжая свою преподавательскую деятельность, пользуясь огромным уважением со стороны местных "добропорядочных семействах". Перед возвращением в Италию де Джорджио проводит некоторое время в Париже, где совершенно случайно в одном из парижских музеев знакомится с Рене Геноном. Эта встреча переросла в долгую дружбу, Генон и де Джорджио вели постоянную переписку, а в 1927 г. де Джорджио по приглашению Генона приезжал к нему в гости в Блуа. По некоторым сведениям он сотрудничал в издаваемом Геноном журнале "Покрывало Изиды" под псевдонимом "Зеро" (к сожалению, документальных подтверждений этого сотрудничества не сохранилось). Но точно известно, что он публиковался в журнале "La Torre" (Башня), издаваемом Юлиусом Эволой, который упоминает де Джорджио как одного из "незримых вдохновителей" этого издания. По словам того же Эволы он оказал значительное влияние на воззрения тогдашнего традиционалистского движения в Италии, вышедшего из группы Ур, хотя жил отшельником и предпочитал публицистической деятельности личное общение и эпистолярный жанр, страдая от почти физического отвращения к обывателям, возраставшего с каждым годом. Эволе с трудом и практически против желания де Джорджио удавалось публиковать кое-что из им написанного. В начале 30-х годов де Джорджио вступает в новый брак. Его новой женой становится молодая преподавательница лицея, бывшая его ученица, защитившая диссертацию по Веданте. Она стала матерью двух других его детей - Марии (позднее подстригшейся в монахини) и Ренато (родившегося 25 декабря 1945 г.). Как уже было упомянуто по возвращению в Италию де Джорджио при посредничестве то ли Артуро Регини (с которым он также поддерживал дружескую переписку), то ли самого Генона знакомится с Эволой. Помимо уже упомянутых изданий де Джорджио пишет статьи для "Философской диорамы" (вкладке к еженедельнику "Фашистский режим") /к слову, стоит отметить, что Эволе удалось собрать в этом издании очень сильную группу авторов таких как: князь Рохан, Поль Валери, О. Шпанн, Е. Додсворт, Г. Бенн, В. Хайнрих, Г. Диац де Сантиланна и т.д./ и некоторых других изданий под псевдонимом "Хавизмат" (что на санскрите значит "тот, кто совершает жертвоприношение"). Воистину тут вполне оправдалась латинская пословица nomen est omen (имя - это судьба). Боги приняли жертву. Его старший сын, названный Хавизом, что в свою очередь переводиться как "жертва (…) связанная с огнем" (M. Stutley-J.Stutley, A Dictionary of Hinduism, London 1977) погиб в марте 1939 г., сражаясь в Эфиопии. Хавиз, воспитанный своим отцом "в соответствии с идеалами абсолютного действия" (Эвола, op. cit.) ушел на войну добровольцем в самом начале эфиопской кампании, за проявленный героизм был возведен в офицерское звание и командовал отрядом альпийских стрелков, неоднократно награждался, в частности уже посмертно ему присвоили золотую медалью за отвагу (отрывки из дневника Хавиза де Джорджио вошли в состав сравнительно недавно вышедшего сборника "Мгновение и Вечность"). Судя по ним, сын был вполне достоин своего отца. Позднее, пытаясь решить некоторые вопросы, связанные с гибелью своего сына, де Джорджио "обратился лично к Дуче, и в мае прошлого года в Риме, в Палаццо Венеция у нас состоялся длительный и обстоятельный разговор". При этой встрече де Джорджио вручил Муссолини рукопись "Римской Традиции", о чем он упоминает в одном из своих писем Массимо Скалиджеро: "Вас интересует созидание? Вы считает его необходимым. Если вы действительно желает и считает его необходимым, я поведаю Вам о своей созидательной работе, посвященной Священному Фашизму, которая сегодня находится в руках Дуче". (Кстати заметим, что приблизительно в то же время Муссолини ознакомился и высоко оценил одну из работ того же Эволы, а именно "Синтез расовой доктрины", на экземпляре которой, хранящейся сегодня в Центральном Государственном Архиве, сохранились пометки, оставленные его рукой).

Личным мужеством отличался и сам Гвидо де Джорджио. Буквально через пару дней после окончания Второй мировой войны он не только имел мужество написать ехидный памфлет, направленный против нового режима, установившегося после "освобождения" Италии под названием "Республика негодяев", но и попытался опубликовать его. Редчайший случай для человека, крайне равнодушно относившегося к судьбе своих произведений. Он даже лично обошел несколько издательств, но, естественно, в отличие от него, редакторы струсили и работа не была опубликована.

Под конец своей жизни Гвидо де Джорджио поселился в заброшенном доме священника в Девилья Монтальдо, тихом горном местечке недалеко от Пьемонта, где и прожил до самой своей кончины (27 декабря 1957 г.) в полном уединении. "Всем своим сердцем, на протяжение всей жизни он искал бескрайние горизонты. Он вверил горам свою жажду величия и мученичества. Он встретил Бога, овеянный могучим дыханием христианской молитвы" - так помянула его Церковь.

Скажем несколько слов о его книге "Римская Традиция". В отличие от того же Генона и Эволы, де Джорджио до конца своей жизни сохранил верность католичеству. Признавая превосходство единой Исконной Традиции над временными ее воплощениями, он искал ее живой дух не в экзотических странах и культах, но в своей родной, римской традиции. По его мнению, именно этот дух позволил Риму стать сначала центром языческого поклонения древним богам, прежде всего, специфически римскому богу, Януса, а затем воспринять Христа, став провозвестником обновления мира под знаком "новой" религии. Эвола воспринял это как некое "ведантизированное христианство", с чем, видимо, и связана его причудливая оценка де Джорджио.

Книга разбита на четыре части: первая называется "Божественный цикл" (включающая главы: "Безмолвие", "Ритмы", "Формы", "Исконная Традиция") и на мой взгляд (как человека лишенного всякой поэтической жилки) просто не переводима. Это не столько текст, доступный некоему осмыслению, сколько молитва, мантра, в том смысле, что значение имеет не только и не столько содержание, сколько звучание произносимого текста. В этой части де Джорджио пытается сделать невозможное, "выразить невыразимое", как единодушно оценивают это все пишущие о нем авторы.

Вторая часть "Устройство традиционного общества" (главы: "Жрецы", "Воины, "Рабочие", "Вождь") достаточно привычно излагает уже знакомые по книгам Генона (например, "Царство количества и знамения времени" и Эволы ("Восстание против современного мира") принципы построения традиционного мира.

Третья часть "Священный дух римского мира", как следует из самого названия посвящена непосредственно римской традиции (главы: "Римская Традиция", "Двуликий символ Януса и тайное имя Рима", "Сиятельная эмблема могущества: Ликторская Фасция", "Деятельное восполнение божественной полноты: Крест", "Огонь Весты и таинство вечного преображения").

Часть четвёртая, вероятно, вызовет наибольшее недоумение читателей благодаря своему названию "Фасциация Европы и мира" (главы: "Человеческий предрассудок", "Моральный предрассудок", "Научный предрассудок", "Эстетический предрассудок", "Прогрессивный предрассудок", "Философский предрассудок", "Псевдомистические отклонения", "Эгоальтрустическое заблуждение и вырождение учреждений", "Данте и священная вершина Римской Традиции").

Дабы не "расплываться мыслию по древу", отметим лишь один момент: "фасциация" имеет тот же корень, что и более привычное на сегодня слово "фашизация", однако, если в последнем случае речь идет о конкретном историческом политическом движении (впрочем, даже ему по сей день не могут дать адекватного определения), то "фасциация" ведет свое происхождение от надвременного традиционного символа, смысл которого выражен в том числе фасцией (и имеющего аналоги почти во всех традициях, пусть и в иной форме).

Говоря об "интегральном" или "Священном и Воинского Фашизме", де Джорджио имеет в виду не столько изменение данных форм общественно-политического устройства, но прежде всего "полное восстановление Римской Идеи, понимаемой как общее начало и объединяющая сила двух традиций (язычества и христианства - В.В.), но не за счет их смешения в за счет их возвращения к своей исконной чистоте", а смысл "фасциации" состоит в том, чтобы "дать каждому человеку, каждому элементу один путь, один центр, одну ось, избегая их смешения". Де Джорджио провидит мир, в котором каждый будет обладать "свободой, которой он достоин", в котором будет жить Традиция, а не традиционализм, в котором "сольются воедино Созерцание и Действие", в котором есть место и разногласиям, и конфликтам, и войнам, но все они находят свое оправдание в рамках единой Традиции. Для этого, человек должен восстановить утраченную внутреннюю цельность, что только и позволит внешнему миру обрести высшее единство.

Каждая раса обладает собственной традицией, имеющей священное происхождение. Это означает, что раса представляет собой определённую совокупность принципов и норм, иерархически объемлющих всю область человеческой деятельности, направленной на постижение единой истины, начиная от самого высокого вплоть до самого низкого уровня. Вне рамок Традиции не существует никакой жизни в истинном смысле этого слова. Естественно, речь идёт о высшей Традиции, а не о том, что стали понимать под этим словом на Западе, начиная с конца Средневековья, когда в результате торжества анархических настроений, единая Традиция распалась на множество замкнутых обособленных областей со своим отдельным названием – философия, искусство, наука, политическое право и так далее.

Борьба против Традиции вызвана не тем, что утверждаемые ею принципы не способны удовлетворить стремление духа к реализации своих законных и естественных потребностей, но неспособностью людей понять эти принципы. Божественные истины, составляющие сущность Традиции, одновременно просты, сложны и глубоки; они требуют особого склада ума, способного подняться над собой, и особой восприимчивости, чуткой к восходящему движению духа, который поступательно поднимается во всё более высокие сферы, преображая жизнь и, развивая совокупно все возможности самовыражения, которыми одарила его судьба.

Традиция раскрывает все возможности. Она подобна гигантскому проекту, который указывает путь к неограниченному и неистощимому раскрытию человеческой свободы, нацеленному на совершенствование собственной природы, каковая достигает обожения, если действует в полном соответствии со справедливостью и истиной. Таким образом, Традиция не сковывает, но освобождает, не связывает, но развязывает, не уничижает, но искупает, не уменьшает человеческие возможности, но увеличивает и многократно усиливает их, направляя по оси развития, включающей всё более высокие ступени, по мере преодоления которых, шаг за шагом, поднимаясь из одной сферы в другую, достигнутое человеком обретает всё большую степень реальности. Таков традиционный динамизм в его строгом этимологическом значении, которое не имеет ничего общего с тем смыслом, который вкладывают в это понятие современные пустомели, охотно извращающие даже сам смысл используемых ими слов. Возбуждение, прерывистое развитие, ломаная дуга, ограниченное действие – всё это застой, инерция, падение, а не динамизм, напряжение и преодоление, так как напряжение исчерпывается в одной единственной области, рассматриваемой как цель в себе, а, следовательно, ложной и иллюзорной.

Традиция направляет всякую деятельность в русло божественного, даёт человеку свободу, образно говоря, наделяет его правами в глаза Бога, делая его активным участником, а не пассивным созерцателем истин, постижимых только при условии их практической реализации и интеграции. Современные люди упорствуют в своём заблуждении, считая, что Традиция это засохшее дерево, застывший, мёртвый памятник, на который можно смотреть извне со снисходительным и насмешливым уважением, как на нечто принадлежащие давно ушедшим старым временам, после которых, по их мнению, началась истинная жизнь, истинная свобода, истинное завоевание. Скажем сразу, что вещи являются такими, какими мы желаем их видеть; сундук, полный сокровищ, останется ненужной вещью до тех пор, пока его не откроют, и не увидят красоты и ценности спрятанных в нём сокровищ. Точно также традиция мертва, пока мертвы те люди, которые должны её понять, пережить и воспеть, будь то официальные представители или одинокие провозвестники, т.е. те на кого возложена эта задача. Поэтому бессмысленно говорить о ценности некой традиции, это абсурдно, поскольку всякая традиция есть то, чем она должна быть, и предназначена определенной расе, чьи наиболее глубокие потребности она выражает и которой она открывает наиболее широкие возможности. Напротив, нужно говорить о неверности расы своей собственной традиции, непонимании её, искажении её принципов и норм, усиливающемся вырождении, что является результатом восстания против традиционной ориентации.

…Каждая раса должна хранить верность своей традиции, но не внешне, не на словах, а на деле, утверждая её всем своим существованием, питаясь ею как неисчерпаемым источником жизни, самовыражения и грядущих достижений. Естественно, поскольку традиция священна как по самой своей природе, так и по своему предназначению, современным людям, сбитым с толку искажённым эхом профанической бездны, крайне сложно вернуться к осознанию сути традиционных ценностей и воплотить их в жизнь ради усиления их влияния и расширения сферы их действия. Современных людей притягивает всё внешнее, то, что они именуют конкретным, но, что на самом деле, мертво, так как исчерпывается сферой только человеческого и не способно преодолеть границы этого мира, будучи ограниченным пространством и временем. В противоположность этому, для традиционного динамизма характерна внутренняя глубина, ибо сфера его действия остаётся недоступной просто человеческому взгляду. Таким образом, традиция является священным и неотчуждаемым духом расы; люди, способные это осознать, сделать (традицию) частью собственной жизни и реализовать (её) на практике, являются истинными представителями Расы Духа и будут первыми. И даже если мир обречёт их быть последними с человеческой точки зрения, они всегда будут триумфаторами, победителями, преобразователями, властителями и дарителями жизни; не бесплодными сверхчеловеками, ностальгически мечтающими о туманном эстетизме, но носителями света. Только тогда смогут осуществиться слова, которые Ницше, к сожалению, пренебрегающий священным характером Традиции, вложил в уста своего Заратустры: «Aus Betenden müssen wir Segnenden werden!», смысл которых состоит в том, что носителем света может быть только тот, кто сам излучает свет, и тем самым, замыкает круг, возносящий вверх от человека к Богу и возвращающий вниз от Бога к человеку, как завершение и вознесение.

Кульминацией Духа Расы является Раса Духа. Невозможно дать правильной оценки отдельным телесным характеристикам и психическим склонностям того или иного расового типа, не понимая сущности Традиции, каковая служит основанием для данной расы. Точно также, не постигнув глубочайшим образом собственной традиции, бесполезно обращаться к другим традициям, причём постичь её необходимо не отвлечённо как остаток давно ушедшего прошлого, но пережив её всем своим существом. Чёткое понимание того, кто мы есть, позволяет нам лучше узнать, что представляют собой те, кто не таков как мы, и понять, почему они оторвались от своей традиции, в чём причины их вырождения. Иначе говоря, невозможно быть реально причастным духу расы, если не принадлежишь Расе Духа, для которой дух расы в его высшем воплощении укоренён в той же традиции, в её восходящей и нисходящей цельности, объемлющей всю деятельность человека, в соответствии с реальностью и истиной.

Раса начинает вырождаться, когда она отходит от соответствующей ей традиции, которая её сформировала, когда она её предаёт, отказывается от неё или вступает с ней в прямое столкновение, позволив сбить себя с пути светскими лже-ценностями индивидуалистического Запада. Таким образом, можно сказать, что раса тем моложе, сильнее и могущественнее, чем более жив в ней дух Традиции, поскольку в этом случае раса идёт к победе, даже если в отдельные периоды, обусловленные неблагоприятным стечением обстоятельств, она оказывается в крайне враждебных внешних условиях.

Что же касается ядра Традиции, то, повторим, что оно образуется истинами метафизического порядка, которые никогда не могу быть выражены адекватным образом, но могут быть, условно говоря, представлены посредством символов, постигаемых при помощи творческой человеческой интуиции. Это интуитивное понимание дополняется формой традиционного общества, то есть совокупностью учреждений, в которых всегда должен отражаться священный дух. С чисто внешней точки зрения эти учреждения имеют всего лишь относительную ценность, поэтому никакие соображения чисто профанического и утилитарного характера не могут служить оправданием для их защиты. Поэтому, когда говорят, что данный народ должен хранить верность данным конкретным устоям и институтам, это следует понимать в одном единственном смысле – он должен хранить верность духу этих устоев или институтов, так как именно дух, расовый дух, сформированный и ориентированный на соответствующую ему традицию, отличает данную расу от других рас, причастных другим традициям. Более того, именно согласие в вопросе о традиционных принципах формирует истинную Расу Духа, стоящую на несравнимой высоте в силу возвышенности той сферы, где она сохраняется в неизмененном виде, и её труднодосягаемости для профанов, шумно кружащихся вокруг неё подобно рою бесплодных трутней вокруг янтарных сот, наполненных золотистым мёдом. Расовые телесные характеристики, психические реакции обретают смысл только при наличии традиционного духа, без которого невозможно ни духовное единство, ни дух расы. Без традиции люди, рождающиеся на одной земле, живущие в сравнительно одинаковом климате, практически ничем не отличаются от предметов, выпускаемых на одном и том же заводе, но значительно различающихся по форме и назначению. Превосходство одной расы над другой определяется тем, насколько строго она придерживается духа своей традиции, её способностью к вечному обновлению, осуществляемому в строгом соответствии с присущими ей духовными истинами, иерархически объемлющими все уровни существования, включая биологический и физический, во имя достижения подлинного единства, внутреннего, сущностного и непреодолимого единства, всегда торжествующего над всеми внешними обстоятельствами. 

http://nationalism.org/vvv/de-... 

http://www.fatuma.net/text/gio...


Россия против Запада: гонка на выживание

Я всегда говорил и буду говорить, что силовые методы во внутренней и внешней политике — последний довод. Не невозможный, не запрещённый, не аморальный, а именно последний.Моральные оцен...

Блеск и нищета «Демократии»

Исходя из античной теории и последующего исторического опыта, власть всего народа, называемая демократией, в принципе, невозможна; ее никогда не было, нет и не будет.И, вместе с тем, есть что-то очень...