Актировка.

Немного прозы, в качестве исключения)))

Это желанное слово – актировка! Такое привычное, вроде бы будничное, но такое приятное, радостное сбывшейся, осуществившейся надеждой, которая возникла ещё вчера, после того, как стрелка барометра на стене резко устремилась в зону высокого давления, что не замедлил подтвердить красный спиртовой столбик уличного градусника за стремительно промерзающим окном - Виталик, привычно протаяв ребром ладони корочку льда по краю стекла, снова посмотрел на термометр:-35! ЗдОрово! И, как по волшебству, радио на стене прервало очередной отрывок классической музыки и раздался голос местного диктора, несмотря на всю его какую-то безжизненность, показавшийся куда приятней игравших до этого скрипок: «Прослушайте сообщение ГОРОНО: В связи с низкой температурой занятия 1-3 классов второй смены отменяются.»

Ура! Актировок не было уже две недели, что за зима такая? Не подумайте, что Виталик уж настолько не любил школу, вовсе нет. Но, согласитесь, кто же будет против на пару – тройку дней, а то и на недельку, забыть про уроки, причём на законных на то основаниях и не по болезни, к тому же. Виталик таких не знал.

Подхватив стоящий у порога сложенный портфель, он, кружась под звуки опять полившейся из динамика на стене музыки, проследовал в свой угол и отправил это напоминание о школе под стол. Синяя форма с октябрятским значком, так и оставшаяся на вешалке, проследовала в шкаф. Всё, свобода! Ну, вперёд! – одеваться, и - на улку, захватив разом и санки, и клюшку. «Там разберёмся, чем заняться, вдруг не наберётся народу на две команды, так хоть с горки погоняем». Отец был на сутках, мама придёт с работы только в семь, времени ещё море. Быстренько натянув на себя «боевое снаряжение» - двое штанов, шерстяные носки, толстенный свитер, валенки с печки, пальто и шапку, Виталик, прихватив огромные шубинки ( куда же без них?), откинул старое одеяло, занавесом висевшее перед дверью и вышел в сени.

В сенях воздух был пропитан запахом промёрзшей древесины – чтобы постоянно не ходить на двор за дровами, в них был устроен небольшой дровяник, - поленница доходила до потолка. Виталик очень любил этот запах, как и колоть колуном мёрзлые чурки, если, конечно, они были не слишком сучковатые. Тут же из чулана были извлечены старенькие, многое повидавшие, санки и особая гордость – клюшка «Жешарт». Почему она так называлась, никто из мальчишек не знал, но популярностью среди них она пользовалась большой, и всё из-за своей особой прочности. Полностью экипировавшись, свободный от школы человек открыл дверь на улицу и… чуть не сел.

 Дверной проём был почти наполовину занесён снегом. «Ну, вот! Погуляли…» - пробормотал Виталик разочарованно. Картина за дверью говорила, и причём недвусмысленно, что вместо клюшки в руках у него сейчас окажется лопата и вспотеет он совсем не от хоккея. Чистить крыльцо и проходы во дворе была его непосредственная обязанность и никакая актировка её не отменяла. «Откуда ж ты взялся на мою голову?» – взглянув в чистое, морозное небо, спросил Виталик, и без того уже целую неделю ежедневно боровшийся с беспардонными осадками. Он ожидал, и не без оснований, что похолодание прекратит эту его повинность, ан нет – получите и распишитесь. Резкий порыв ветра, принёсший с собой новую порцию колючих льдинок красноречиво ответил на поставленный вопрос. «Нда, эдак мне ещё и вечером лопатой махать придётся – хороша актировочка, нечего сказать!»

Впрочем, сколько не рядись, а чистить-то всё одно, - надо. Беда с этим снегом – иной раз, бывало, и полностью проём заметало – дом невысокий, крылечко скорее символическое, встанешь вот так утречком и лишний раз поймёшь, почему все входные двери только вовнутрь открываются. Минут через сорок распарившийся Виталик поставил лопату на прикол, гулять уже что-то хотелось не очень, тем более, что ветер всё усиливался. Мороз без ветра и с ветром – совсем не одно и то же. Зайдя в дом, мальчик разделся и закинул валенки обратно на печку – сушиться. Печь была уже еле тёплая после вечерней протопки, ветер в трубе начинал подвывать.

 Виталик знал, что по телеку ничего стоющего сейчас нет, что-что, а программа передач изучалась им очень внимательно, но всё равно, чисто автоматически, ткнул вилку телевизора в розетку. Так и есть – мура какая-то, и на пятом канале, и на седьмом. Его всегда интересовало, зачем делают переключатель на двенадцать каналов, если работают всего два? Неужели где-то есть столько программ? Поверить в это было невозможно: что там можно показывать-то? Или вот ещё: если на нескольких сразу будет что-то интересное – разорваться что ли? Раздумывая над этим, он потянулся за вилкой, чтобы выключить не оправдавший хрупких надежд аппарат, как вдруг телевизор выключился сам собой. Вместе с ним потухла и лампочка в коридоре.

«Ещё лучше – пробки выбило!» - подумал Виталик. Пробки и счётчик были под самым потолком и лазить туда ему было категорически запрещено. За окном быстро темнело, в доме темнело ещё быстрее. Обидно сидеть без света, когда у всех он есть. Виталик подошёл к окну и одного взгляда в него было достаточно, чтобы понять, что пробки тут не причём – темно было везде: и без того редкие, уличные фонари не горели, в соседних окнах кое-где уже зажглись свечи. «На подстанции что-то случилось» - решил Виталик, отметив, с опозданием, что и радио тоже замолчало.

 Делать нечего, на ощупь он нашёл большой, на три батарейки, фонарик, стоявший на своём законном месте и, с его помощью, добрался до керосиновой лампы. Она ему очень нравилась, такая пузатенькая, с широким фитилём и красивой ажурной окаёмкой вокруг него – туда вставлялась высокая стеклянная, с утолщением внизу, трубка. Свет отключали довольно часто, потому управляться с лампой Виталик умел уже давно. Он чиркнул спичкой, фитиль загорелся, стекло встало на своё место и комната наполнилась особым, желтоватым, в цвет огня, светом и сразу стало как-то по особенному уютно. Само слово «лампа» вызывало мысли о Волшебной Лампе Аладдина, о Джинне и, следом за тем, о Хоттабыче. «Эх, и почему я не Волька?» - подумал Виталик и с улыбкой потёр бока керосиновой лампы.

В ответ в печной трубе завыло уже по-настоящему. «Выдует всё тепло, топить надо» - рассудил парнишка. Откуда ни возьмись возник Рыжик – Виталькин кот, который постоянно, не смотря на зиму, предавался бурной деятельности – вот и сейчас он был холодный на ощупь и пах землёй, - вернулся с обхода подпольных территорий. «Что, всех мышей разогнал? Ну, давай, помогай, печь топить будем.» Рыжик теранулся несколько раз о ноги мальчика и с готовностью подбежал к дверям, - мол, пошли, помогу. Виталик принёс его полтора года назад ещё совсем маленьким, - у одного из друзей кошка привела котят, Барсик же, прежний кот, совсем пропал куда-то, а без кота в доме никак. Поэтому Виталик считал Рыжика своим котом, настоящим другом, и спали они всегда вместе, во всяком случае, просыпаясь, Виталик обязательно обнаруживал его у себя в ногах.

Под дверцей печи лежали три, уже высохших, полена, оставшиеся после вчерашнего. Пошурудив кочергой давно остывшие угли, Виталик закинул поленья внутрь и, снова взяв фонарик, в сопровождении рыжего друга, вышел в сени. За две ходки нужный для протопки запас дров был восстановлен, печь заряжена, наступил ответственный момент поджига. Технология его была как проста, так и эффективна: под дверцей топки была небольшая ниша, соразмерная рыбно-консервной банке, которая, собственно, там и находилась. Ответственность же заключалась в том, что в банку надо было налить бензин и аккуратно поставить в нишу, после чего поджечь. Виталик всегда немного боялся бензина, хотя запах его ему даже нравился, но устроить пожар было очень страшно. Тем не менее, он занёс в дом из сеней небольшой квадратный бачёк и аккуратно, через специальный носик бачка, наполнил жестяную банку на половину, предварительно отогнав кота. Наконец, банка была на месте, задвижка трубы вытянута, спичка зажжена. Пошёл обратный отсчёт: «Три, два, один, пуск!» Спичка ещё не успела долететь до поверхности бензина, когда он вспыхнул и начал гореть синеватым, довольно высоким, пламенем. Запах его горения стал распространятся по дому, но Виталик быстро закрыл дверцу топки и… началось!

Тяга была бешеная, подхваченное ею пламя, тут же увеличившись в несколько раз, с шумом, напоминающим взлёт ракеты, набросилось на поленья, стало глодать их с неимоверной жадностью. Первые три, просохшие, лежавшие внизу, вспыхнули практически сразу. Вокруг печи, проникая через щёлочки чугунной дверцы, на которой красовалась звезда, заплясали отблески огня, танец их напоминал лезгинку, настолько он был быстр и, вот уж точно, зажигателен. Другие отблески пробивались через щёлки крышек конфорок, что находились на жарочной поверхности, эти всполохи заплясали по потолку, как стая неугомонных светлячков, привлекая к себе внимание своей красотой и непредсказуемостью движений. Рыжик, усевшись, стал наблюдать за этим представлением, то и дело поворачивая голову во всех направлениях. Огонь же тем временем набирал силу и уже принялся за промёрзших собратьев своих первых трёх жертв. Вода в волокнах древесины стала почти мгновенно превращаться изо льда в пар, начался треск, он всё учащался и учащался, пока не перешёл в настоящую стрельбу, сопровождаемую то пыхтением, то стонами вырывающегося сжатого воздуха. Запах бензина давно вылетел в трубу вместе с кучей искр, пошёл сложный аромат чистого горения влажного дерева, насыщенный водяными парами, к которому добавлялся запах ещё не оттаявших поленьев, ждущих своей очереди у печки. Гул тяги дополнял всю эту красоту. От железных частей печи дыхнуло теплом.

«Ну, вот, Рыжик, управились мы с тобой! А не сварить ли нам, по такому случаю, сгущёнку, а?» Достав из шкафа две банки, Виталик сорвал с них этикетки, положил в кастрюлю и, когда после нескольких ковшиков из фляги, банки скрылись под водой, поставил кастрюлю на жаровню. Варёнка была, пожалуй, главным, всеми признанным лакомством. Варить её надо было четыре часа – очень долго, невыносимо долго. У Виталика, как он не старался дотерпеть положенное время, ещё ни разу не получилось сварить её, как надо, до полной готовности. Но сегодня он решил во что бы то ни стало довести процесс до конца и засёк время на часах. После этого он немного прикрыл заслонку дымохода, взял у порога небольшую табуреточку и сел возле печки полюбоваться торжеством огня, который уже успокоился, немного насытился, и поглощал поленья уже более рассудительно. Тотчас на колени к нему запрыгнул Рыжик, громко заурчал и начал топтаться на месте, поворачиваясь по кругу и слегка выпуская когти в толстые штаны Виталика, хвост же его гладил хозяина по щекам. Оба были довольны друг другом.

 Жаровня быстро нагрелась и вода в кастрюле закипела, иногда выпрыгивая через край и добавляя в общий ряд звуков свои ноты. Насмотревшись вдосталь, Виталик сходил в полумраке к этажерке с книгами и взял, пожалуй, самую любимую из них – «Чёрный Свет» своего тёзки Виталия Мелентьева. Он очень полюбил эту книгу, даже больше, чем «Одиссею капитана Блада», и вот почему: мало того, что это была фантастика, так в ней ещё и описывались приключения самых обычных мальчишек, таких же, как сам Виталик. Книга состояла из трёх частей, в которых было всё: и космические путешествия, и чёрные дыры, и динозавры, и инопланетяне, и похождения в джунглях Южной Америки. Но более всего привлекала первая часть, она называлась «33 марта». В ней простой школьник Юрка Бойцов, отправившись искать зуб мамонта в старых геологических шурфах, оказался заметён пургой в одном из них и уснул, а когда проснулся, то мало того, что проснулся летом и не один, а вместе с огромным мамонтом, так ещё и оказался, шутка ли, в 2005 году! Виталик очень любил фантастику, о чём свидетельствовала внушительная стопка «Искателей», зачитанная до дыр и постоянно реставрируемая при помощи клея и бумаги. Фантастика – штука преинтереснейшая, но эта, про Юрку, - особая. Особая, потому, что Виталик сам сможет увидеть все те чудеса, которые в ней описаны. В космосе, тем более в дальнем, побывать, скорее всего, не получится. С инопланетянами познакомиться – тоже. Даже перспектива оказаться в Южной Америке была более, чем туманной. Но то, что он доживёт до 2005-го, или, как говорили тамошние жители, просто 5-го года, Виталик не сомневался. «Что ж я, ещё тридцать лет не проживу, что ли? Да мне будет-то столько же, как бате сейчас, а он ещё и не старый совсем, вон, по «Вихрю» на каждое плечо берёт и идёт, хоть в гору, хоть под. Да даже и родители всё смогут увидеть!

А посмотреть там и вправду будет на что! И атомные электростанции в Сибири, и огромные грузовики, тоже атомные, летящие по дорогам, не дающим совершиться даже малейшей аварии! А рыбалка при помощи ультразвука! А фабрики на Луне! А телевизоры во всю стену! А какие дома там строят, - какие кто захочет, и так быстро! И, главное, люди там все такие счастливые. И никаких войн. Хотя про Америку там, конечно, не было ни слова, но скорее всего, она уже станет к тому времени социалистической, возможно даже, к руководству придёт какой-нибудь темнокожий, вроде Мартина Лютера Кинга или Анжелы Дэвис, и тогда мы точно станем друзьями, всё к тому идёт - даже в космосе уже состыковались. У Жюля Верна все его самые фантастические предсказания давно воплотились, значит и тут так же будет. Эх, сколько же интересного и невероятного нас всех ждёт!» Виталик подсел к лампе, открыл книгу и начал перечитывать с самого начала, уже в третий раз.

 Рыжик налакался молока и развалился на полу, животом кверху. Вода в кастрюле булькала, в печи горела первая закладка. Впереди было прекрасное будущее. Заработал телевизор, - дали свет.