СКВЕРНА

Поздней ночью, нежданно-негаданно, разразилась такая оглушительная гроза с ураганным ветром и с ливнем, что не разбудить могла только усопшего. Сверкало, гремело, скрипело, журчало. Жутко раскалывалось небо, дрожали стены дома, хлопали рамы распахнутых окон, дребезжали их стёкла.

- Петя! - проснувшись, выкрикнула перепуганная Люба. - Петя, что это? Закрой, пожалуйста, окна! Петя… что это? Мне страшно! Ты где?

Не обнаружив мужа рядом, босая, вымчала на крыльцо, под болезненный свет мигающей электрической лампочки на потолке...

- Что ты тут делаешь? - спросила, бросившись ему на грудь… - Господи, какой ужас!.. Почему ты одет? Ты куда-то уходишь?

- Пытаюсь уйти, - ответил Пётро, обнимая Любу. - Только сквозь эту скверну, кажется, пройти невозможно.

- Господи, - заплакала Люба. - Куда ты хочешь уйти?

- К маме.

- Зачем?

- Она там одна, ей, наверное, страшно.

- А как же я?!

- Я думал, ты спишь… Да и твои родители дома, а я ненадолго - только посмотрю, как она там, и вернусь.

- Петенька, не уходи, пожалуйста! Что-то мне так нехорошо, так тревожно на душе!

- Да ничего особенного, Люб, ничего особенного... Просто на кого-то рассердилось небо.

- А мы тут при чём? Пусть сердится на того, кто его рассердил. Мы тут при чём?

- При том, что все живём под одним небом - и грешные, и праведные.

- Не уходи!

Страшная ночь опять осветилась пламенем разгневанного неба. Снова сухо рявкнуло громом. Лампочка, освещавшая крыльцо, погасла. Одновременно с нею погасли и редкие фонари на столбах сельской улицы. Бешеный ветер скрутил в жгут блеснувшую серебром мощную завесу дождя и швырнул её в непроглядную темень сада. Оттуда послышался треск сломавшегося дерева.

- Свят-свят-свят! - сказала укутанная в плед мать Любы, осторожно выходя с мужем на крыльцо и крестясь. - За какие грехи, Господи!..

- Не за грехи, а во славу греха, - ответил её муж, Любин отец. - Погода в самый раз для воровства и преступления… Помню, в такую же скверну, когда я ещё был маленьким, какие-то люди украли нашу корову. Воспользовались тем, что все мы спрятались в доме. Так что смотрите все в оба - грех бродит рядом, не зря же власти по Закону Надьки Савченко выпустили из тюрем тысячи заключённых. Теперь так и жди какой-нибудь подлости или убийства, так и жди. Хорошо, что мы все вышли... Стойте тихо и внимательно следите.

Стояли и слепо в темноте следили.

До тех пор, пока снова не полоснула молния и не громыхнуло раскатисто и жутко.

- Всю ночь? - крикнула Люба, плотнее прижимаясь к Петру.

Отец её не расслышал:

- Что ты сказала?

- Всю ночь будем стоять и следить? - крикнула Люба, пряча лицо на широкой груди Петра.

- Пока не утихнет, - ответил отец, - Потом мы с Петром обойдём курятник с коровником, проверим, всё ли на месте.

- А он хочет уйти! - громко пожаловалась Люба.

- Кто?

- Наш Петя!

- Куда?

- Говорит, что хочет посмотреть, как там его мама!

- Грыгоровна, что ли? - хохотнул её отец. - А что с ней может случиться? Она глуховата, спит, поди, и ничего не слышит. Мы потом к ней сходим. Куда же в такую…

Опять небо прорезало адским светом, и, в это же время, кто-то мокрый через дальнюю калитку воровато юркнул во двор. Беззвучно юркнул. И канул во тьму. Эта тьма его почти по-родственному обняла, защитила от постороннего глаза. Как соучастника в заранее спланированном деле.

Но насторожённо замершие на тёмном крыльце этот манёвр их заметили. Даже Люба, отшатнувшись от любимого юного мужа, заметила.

- Петенька, - чуть слышно охнула она. - Возьми в доме ружьё!

- А я что говорил! - нервно напомнил отец. - Их там, кажется, двое, а может, и больше. - Кто там?! - сурово крикнул Любин отец, безуспешно вглядываясь в непроглядную ветрено-мокрую ночь.

И от его крика всем стало не по себе: каждому вспомнились слова Любиного отца о каких-то людях, укравших когда-то корову в такую вот ночь, и о выпущенных недавно из тюрем...

- Петенька! - прошептала, Люба! - Возьми в доме ружьё! - и выкрикнула в сторону невидимого отца. - Папа, у нас же есть Петино ружьё!

- Не успеем! - напрягся всем сильным телом Петро. - Оно на чердаке.

- Свят, свят, свят! - перекрестилась Любина мать.

Не дождавшись ответа ночи, Любин отец ещё раз бесстрашно крикнул в свист ветра и в шум ливня:

- Кто там?.. Стой! - и припугнул. - Стрелять буду, у меня ружьё!!!

И, опять не дождавшись ответа, ещё раз во весь голос:

- Кто там, спрашиваю?!. Стоять, быдло! Ни с места! Убью!

- Слава Богу! - откликнулась ночь стоном ветра. - У вас всё в порядке, родненькие?

- Мама?! - прошептал поражённый знакомым голосом Пётро.