Историки России

Здравствуйте, уважаемые читатели...

Проснувшись сегодня довольно поздно, я поспешила узнать, чем живёт достославный новостной ресурс - пульс "наших" чаяний и надежд, верный барометр содержания умов засланных лихих и разгульных казачков, - КОНТ Всеясветный. Как говорится, что на уме, то и на языке, а посему, пролистав новостную ленту спешу поделиться, что приходит на ум мне после знакомства с последними материалами в кластере "История".

Первое, что меня здорово здесь удивило, - это видение истории, как литературы.

Одним альтернативным видением больше, одним меньше... Хотела я пожать плечами и пройти мимо такого представления, но не тут-то было.

Ага! Вот оно что! А я-то, по скромному соображению своему считала, что история не пишется, а творится, в результате чего на свет появляются бухгалтерские счета, статистические записи, разные купчие и другие договорные бумаги, грамоты, тяжбы судебные, донесения служивых людей и прочая, прочая...  А к этому всему в культурный и не очень слой попадают оброненные или забытые предметы совсем себе даже и не литературного вида и содержания...

Но, поскольку в рядах альтернативно мыслящих такая точка зрения процветает и изобильно плодоносит, то посмотрим, как и во что это выливается прямо тут, на Конте.

А что, всем им можно быть историками, а графу А.К. Толстому мы с вами откажем? Да вон он, граф, - среди авторов журнала "Современник" (на верхней картинке, в верхнем ряду справа). Давайте, для разнообразия, проделаем эксперимент и не будем отказывать графу в должности историка государства Российского. Но в таком случае, предлагаю сравнить его и "немцев" Байера, Миллера и Шлёцера по критерию патриотизма.

В чём, по-вашему, выражается патриотизм: в словах или в деяниях?

Из автобиографии самого графа, который первые годы своей жизни провёл в поместьи своего дяди:

"...поэтому я и считаю Малороссию своей настоящей родиной. Моё детство было очень счастливо и оставило во мне одни только светлые воспоминания. Единственный сын, не имевший никаких товарищей для игр и наделённый весьма живым воображением, я очень рано привык к мечтательности, вскоре превратившейся в ярко выраженную склонность к поэзии. Много содействовала этому природа, среди которой я жил; воздух и вид наших больших лесов, страстно любимых мною, произвели на меня глубокое впечатление, наложившее отпечаток на мой характер и на всю мою жизнь и оставшееся во мне и поныне...

Воспитание моё по-прежнему продолжалось дома. В возрасте 8 или 9 лет я отправился вместе со своими родными в Петербург, где был представлен цесаревичу, ныне императору всероссийскому, и допущен в круг детей, с которыми он проводил воскресные дни. С этого времени благосклонность его ко мне никогда не покидала меня. В следующем году мать и дядя взяли меня с собою в Германию...

С тех пор и до семнадцатилетнего возраста, когда я выдержал выпускной экзамен в Московском университете, я беспрестанно путешествовал с родными как по России, так и за границей, но постоянно возвращался в имение, где протекли мои первые годы, и всегда испытывал особое волнение при виде этих мест. После смерти дяди, сделавшего меня своим наследником, я в 1836 году был, по желанию матери, причислен к русской миссии при Германском сейме во Франкфурте-на-Майне; затем я поступил на службу во II Отделение собственной е.и.в. канцелярии, редактирующее законы. В 1855 году я пошёл добровольцем в новообразованный стрелковый полк императорской фамилии, чтобы принять участие в Крымской кампании; но нашему полку не пришлось быть в деле, он дошёл только до Одессы, где мы потеряли более тысячи человек от тифа, которым заболел и я. Во время коронации в Москве император Александр II изволил назначить меня флигель-адъютантом. Но так как я никогда не готовился быть военным и намеревался оставить службу тотчас же после окончания войны, я вскоре представил мои сомнения на усмотрение е.в., и государь император, приняв мою отставку с обычной для него благосклонностью, назначил меня егермейстером своего двора; это звание я сохраняю до настоящего времени. http://www.poesis.ru/poeti-poe...

Это же, но более красочно описывает в биографии графа Толстого В. Л. Коровин:

"В 1826 г. Толстой был представлен ко двору и выбран товарищем для игр наследника престола, будущего императора Александра II. Летом 1827 г. десятилетний Толстой с дядей и матерью побывал в Германии, посетив, в частности, Веймар, и играл на коленях у самого Гёте... 1831 г. – опять же с дядей и матерью – Толстой путешествовал по Италии, посетив Венецию, Милан, Флоренцию, Рим и Неаполь. "…В каждом из этих городов, – вспоминал он позднее, – росли во мне мой энтузиазм и любовь к искусству, так что по возвращении в Poccию я впал в настоящую "тоску по родине", в какое-то отчаяние, вследствие которого я днем ничего не хотел есть, а по ночам рыдал, когда сны меня уносили в мой потерянный рай". Это путешествие описано в дневнике Толстого за 1831 г. – первом его сохранившемся литературном опыте, опубл. в 1905 г...

...Попытка сразу выйти в отставку, чтобы заняться исключительно искусством, встретила противодействие Перовского, и, чтобы не огорчать любимого дядюшку, Толстой смирился и продолжал числиться в архиве. В июле 1836 г. бездетный Перовский скончался на руках племянника, оставив ему огромное состояние – более трех тысяч душ в Черниговской губернии (управление имениями взяла на себя мать, так что забот у наследника не прибавилось).

В начале 1837 г. Толстой был сверх штата приписан к русской дипломатической миссии во Франкфурте-на-Майне, но почти сразу выхлопотал себе отпуск и два года провел в путешествиях по Германии, Италии и Франции... В 1840 г., по возвращении в С.-Петербург, Толстой был произведен в коллежские секретари и перемещен "младшим чиновником" во II отделение императорской канцелярии, занимавшееся составлением различных законов и указов, а в 1843 г. стал еще камер-юнкером, т.е. у него появились и придворные обязанности. Служба его мало занимала, однако, благодаря влиятельным родственникам, он быстро рос в чинах (титулярный советник, 1842; коллежский асессор, 1845; надворный советник, 1846; коллежский советник, 1852) и придворных званиях (церемониймейстер, 1851).

В 1840-е гг. Толстой вел жизнь светского человека...  В столичном обществе Толстой имел репутацию шутника и проказника, разделяя ее со своими двоюродными братьями Жемчужниковыми – Александром, Алексеем и Владимиром. (потом эти трое стали одним - Козьмой Прутковым - Взор). http://mirznanii.com/a/301758/...

Из серии "учОные шутят":

"Шутки порою проявлялись не в одних словах, но принимали более осязательную форму. Так гуляя с графиней по саду, я увидел в каменной нише огромную, величиною с собачку, лягушку, мастерски выполненную из зеленой глины. На вопрос мой - "что это такое?" - графиня со смехом отвечала, что это целая мистерия, созданная Алексеем Михайловичем, который требует, чтобы другие, подобно ему, приносили цветов в дар его лягушке. Так я и по сей день не проник в тайный смысл высокой мистерии. Не удивительно, что в доме, посещаемом не профессиональными, а довольно свободными художниками, штукатурная стена вдоль лестницы во второй этаж была забросана большими мифологическими рисунками черным карандашом. Граф сам был тонкий гастроном, и я заметил, как Боткин преимущественно перед всеми наслаждался превосходными кушаньями на лондонских серебряных блюдах и под такими же художественными крышками."

А.К.Толстой - И.С.Тургеневу. 30 мая 1862 года.

"Иван Сергеевич!

Стыдно будет, если не заедете в Пустыньку. Ведь это ровно ничего не значит: стоит только Вам взять билет до Саблина (вторая станция от Петербурга). Вы приедете в 1 час пополудни, а на другой день можете выехать в Москву опять-таки в 1 час пополудни, а здесь много хорошего, а именно: рвы, потоки, зелень, комнаты с привидениями, хроники, старая мебель, садовник с необыкновенно крикливым голосом, древнее оружие, простокваша, шахматы. Иван-чай, miss Fraser, купальня, ландыши, старые, очень подержанные дроги, я, Владимир Жемчужников, сильно стучащие столы, тихое место, Софья Андреевна, Моцарт, Gluck, Spinoza, два петуха и три курицы, розбиф, Полонский, распускающаяся сирень, опасный мост, прочный мост, брод, бульон, три английские чернильницы, хорошие сигары: “Cabanas Upmann”, фаянсовый сервиз, экономка Луиза, желающая выйти замуж, свежие яйца, издание древностей Солнцева, Андрейка, комары, кисея, кофей, слабительные пилюли, природа и пр." http://www.sablino.ru/sablino/...

Как говорится, "историк" впитывал историю российскую всеми фибрами своей души...

"...карьера придворного и политического деятеля была Толстому не по душе. Преодолевая сопротивление людей, пекущихся о его будущности (в частности, самого императора), он в 1859 г. добился бессрочного отпуска, а в 1861 г. – полной отставки (эта житейская коллизия нашла выражение в поэме «Иоанн Дамаскин»). Теперь он живет большей частью за границей, летом на разных курортах, зимой в Италии и Южной Франции, но подолгу бывает также в своих русских имениях – Пустыньке (под Петербургом) и Красном Роге. Занимается почти исключительно литературным творчеством. При этом хозяйству он уделял мало внимания, и постепенно разорился..." http://www.library.ru/2/lit/se...

Надеюсь, читатели мои, вы успели понять, что занятия историей захватили нашего графа целиком и полностью. Он не занимался хозяйством, не служил России ни в каком другом деле. Теперь пришло время нам узнать, в чём именно состояла деятельность нашего историоведа в период трудный для страны, ибо это был период отмены крепостного права.

СВИСТУНЫ

В 1859-1863 годах теплая компания холодных сатириков, куда кроме Толстого входили два его кузена – Алексей и Владимир Жемчужниковы, Добролюбов, Некрасов, Чернышевский и Салтыков-Щедрин, вовсю развлекалась в редакции “Свистка”. Это приложение к литературному журналу “Современник”, издаваемому Панаевым и Некрасовым, специализировалось на том же самом, чем в наши дни занимаются концептуалисты вроде Дмитрия Пригова и поэта-правдоруба Игоря Иртеньева, политик Виктор Шендерович, братья Пилоты, Хрюн Моржов и Степан Капуста. То есть, на пике реформ, когда народ обрел долгожданную свободу, преобразовывалось все от армии до университетов, и впервые прозвучали столь любимые нами в недавнем прошлом слова “гласность” и “перестройка”, эти легкомысленные свистуны и нарушители общественного порядка откровенно издевались над самыми важными и значительными достижениями новой российской политики. Для них не было буквально ничего святого.

Надо сказать, что Толстой стал, возможно, величайшим сатириком, земле российской просиявшим. В отличие от слишком чувствительного, и оттого несколько слишком безжалостного Добролюбова, мрачного обскурантиста Салтыкова-Щедрина и, позже, патологически депрессивного Чехова, наш граф был воплощением казенной мечты русского начальства о “правильной сатире”. Он, что называется, имел позитивную идеологическую платформу. Причем убеждения Толстого были самые что ни есть патриотические и православные. Одно время его даже чуть было не записали в славянофилы за большую любовь к древней Руси. Очень скоро, однако, выяснилось, что в древнерусской истории отечества отчаянного барина привлекают такие неудобные вещи, как вечевая демократия, торговые союзы, религиозный диалог и права человека. И без пяти минут ура-патриот на поверку оказался самым настоящим западником. Причем так подло, по-иезуитски все повернул, как будто древняя Русь – это именно и есть западное и европейское государство. А все, что приличные люди приучены со школьной скамьи считать исконно русским, обозвал “московским ханством”. И этому большому другу российского императора было плевать с высокого дерева на укрепление властной вертикали....

Историческая теория графа А.К. Толстого:

"...в одном из писем Толстой очень четко определит границы своей исторической модели. “Скандинавы… нашли вече уже совсем установленным. Их заслуга в том, что они его подтвердили, тогда как отвратительная Москва уничтожила его, - вечный стыд Москве! Не было надобности уничтожать свободу, чтобы покорить татар. Не стоило уничтожать менее сильный деспотизм, чтобы заместить его более сильным. Собирание русской земли! Собирать – хорошо, но надо знать, что собирать? Горсточка земли лучше огромной кучи говна”." http://www.krotov.info/library...

Вам, надеюсь, теперь понятно, что этот "историк" тоже был норманистом?

Чем же тогда не угодили норманисты Миллер, Байер и Шлёцер?

Писать о каждом из троих, значит выкладывать материалы на три статьи, как минимум. Потому пока обойдусь лишь одним кратким фактом. Упомяну о Герхарде Миллере, чтобы вы могли сравнить виды деяний русского графа Толстого А.К. и немца Миллера Г.

Выходец из интеллигентной бюргерской семьи, сын ректора гимназии. Школьное образование получил в гимназии своего отца. С 17 лет студент Ринтельнского (1722–1724) университета, затем – Лейпцигского (1724–1725), где получил степень бакалавра.

Прибыл в Петербург в 1725 в возрасте 20 лет, поступив на службу в Академию наук «в звании студента». Преподавал в гимназии историю, географию, латынь, красноречие, «искусство писать письма». В 1728 допущен «к архиве и для сочинения курантов», занялся генеалогическими изысканиями. Редактор «Санкт-Петербургских ведомостей» и «Примечаний». С 1730 профессор Академии наук. Основатель (1732) первого русского исторического журнала на немецком языке («Sammlung Russischer Geschichte»), в котором опубликовал материалы по истории России, в том числе отрывок из «Повести временных лет».

В 1733 по собственному желанию был включен в состав Камчатской экспедиции Витуса Беринга, возглавив историческую часть исследований. Не владея первоначально в достаточной мере русским языком, за десять лет работы в Сибири стал выдающимся специалистом в области российской истории, источниковедения, географии, этнографии. Миллер обследовал архивы всех основных административных центров Западной и Восточной Сибири, разобрал, скопировал, обработал, систематизировал, ввел в научный оборот огромное количество архивных документов, оригиналы которых в ряде случаев были впоследствии утрачены. В настоящее время коллекция этих материалов, содержащая бесценные сведения по истории, географии, этнографии, археологии, социально-экономическому состоянию Сибири, хранится в так называемых «портфелях Миллера» в Российском государственном архиве древних актов и по сей день является важнейшим источником исторической информации.

Результатом экспедиционной работы стал обширный труд по истории Сибири, который автор успел довести до 1660-х и несколько монографий по отдельным вопросам незаконченной части его истории: «История о странах при Амуре лежащих», «Описание морских путешествий», «Известие о строении крепостей на Иртыше», которые охватывают фактически всю историю Сибири от момента присоединения к России до его времени...

«Сибирское мое путешествие, в коем я все страны сего обширного государства, в длину и в широту, до Нерчинска и до Якуцка объездил, продолжалось почти 10 лет. Отправился я туда 8 августа 1733, а возвратился 14 февраля 1743 г. Каким образом я сие время проводил, о том доказывают присланные от меня в Правительствующий Сенат и в Академию Наук рапорты, равно и сочинения мои, отчасти напечатанные, а отчасти и непечатанные. Всему путешествию сочинил я точное описание. Все дороги, коими я ездил, описал обстоятельно, некоторые дороги описаны и приданными мне студентами, о городах и их уездах, в рассуждении гражданского правления, истории и географии, собирал я потребные к тому известия; пересмотрел и в порядок привел архивы во всех сибирских городах, так же и города Чердына, и нужное списал, которые списки составляют больше 40 больших книг в десть; остатки древностей я описал и велел изобразить в лицах; нравы, употребления, законы и пр. тамошних народов описал же; новые ландкарты отчасти сам делал, отчасти ж геодезистов, при мне бывших делать заставлял; канцелярские и секретарские дела путешествующего академического общества все отправлял я и господину Гмелину помогал в набирании натуральных редкостей. Многие оные труды причинили мне в Якуцке тяжкую ту гипохондрическую болезнь, которая препятствовала мне ехать до Камчатки, от которой я и по возвратном моем приезде несколько лет еще весьма сильно страдал в Санкт-Петербурге»

«История не довольствуется одними критическими рассуждениями (гипотезами), она должна показать дела (факты), из которых иные утверждаются на подлинных, а иные на вероятных доказательствах».

«Я не требую, чтобы историк рассказывал все, что он знает, ни также все, что истинно, потому что есть вещи, которые нельзя рассказывать и которые, быть может, мало любопытны, чтобы рассказывать их перед публикою, но все, что историк говорит, должно быть строго истинно, и никогда не должен он давать повод к возбуждению к себе подозрения».

«Лучше будет, чтоб древние истории о народах за неимением основательных доказательств, в прежней темноте оставить, нежели сообщать к ним ложное изъяснение»

http://irkipedia.ru/content/mi...

Ну и на третье - конфекту :о)))

К нам приглашают в историки самого Шекспира!!!

А ещё мне стало понятно стремление выставить историков, как литераторов. Видимо, многие хотят пожинать "лавры" от такой исторической деятельности, нисколько не доказав делом своего патриотизма.