Прежде, чем окунуться в мир русской охоты, хотелось бы дать слово Классику.
«...Охоту по справедливости должно почесть одним из главнейших занятий человека, - писал И.С. Тургенев, - Русские люди с незапамятных времен любили охоту. Это подтверждают наши песни, наши сказания, все предания наши. Да где же и охотиться, как не у нас: кажется, есть где и есть по чем. Витязи времен Владимира стреляли белых лебедей и серых уток на заповедных лугах.
Мономах в завещании своем оставил нам описание своих битв с турами и медведями; достойный отец великого сына, один из мудрейших русских царей, Алексей Михайлович, страстно любил охоту...»
Нынче мало кто знает, что традиции охоты и рыбалки являются скрепой, соединившей языческую Русь с христианской. Крещение Руси князем Владимиром не преобразило русский мир в один момент. Процесс христианизации развивался постепенно, и по оценке академика Б.В. Раушенбаха занял 100 лет. Скорее всего, распространение власти Церкви Христовой происходило гораздо медленнее, учитывая территориальные размеры Руси. Ведь в дальние уголки весть о принятии христианства пришла гораздо позднее.
Поначалу новая вера завоевала города, затем обжилась в деревне но остановилась на поскотине - возле леса. Стихия лесной чащи оказалась неподвластна вестникам слова Божьего.
Там хозяйничал Велес. Его культ возник в эпоху охотничьего хозяйства и был связан с культом медведя (Велес изображался у западных славян человеком с головой медведя, а у восточных – медведем, в руках у него был рог тура – своеобразный рог изобилия).
В русских языческих верованиях Медведь – хозяин леса, защитник от всякого зла и покровитель плодородия. С весенним пробуждением медведя наши предки связывали наступление весны. Язычники считали что медведь наделен особой мудростью, всеведением, он способен защитить от колдовства, болезней и всевозможных бед. Медвежья лапа считалась очень сильным оберегом от всяческих напастей, поэтому многие славяне хранили такой талисман у себя дома. С течением времени хозяин леса из медведя превратился в косматого лешего с клыками и лапами, но все же, напоминающего человека. Лешему, покровителю охоты, оставляли на пне первую добытую дичь. Считалось, что он может вывести из леса заплутавшего путника, но если его рассердить, может, наоборот, завести человека в чащу и погубить. Набожным христианам Велес представлялся злым духом, воплотившемся в образе Кощея Бессмертного. Охотничий поединок с медведем имел для русского человека особое значение - победить лесную злую силу, завалив косматого.
В княжеской охоте возник обычай - выйти на поединок с рогатиной против медведя. В отличие от европейских традиций, практикующих расправу над затравленным зверем, русская манера охоты предполагала честную борьбу человека с полным силами животным. Страшно! Но зато победитель, помимо трофея, получал славу избавителя от нечистой силы. Для русских царей такой приз был весьма желанным. Если здоровье позволяло, то они от поединка не отказывались.
Царю Алексею Михайловичу сражение в лесу едва не стоило жизни. А было это так...
В Звенигородском уезде Московской губернии существует Саввин-Сторожевский монастырь, основанный Св.Саввою еще в 1377 г. Из этой обители, в одно из своих посещений, Алексей Михайлович отправился раз на охоту в окрестные леса.
Случилось, что сопровождавшие его лица разбрелись по лесу, и царь, оставшись один, увидел шедшего прямо на него медведя. Убежать и спастись не было никакой возможности, и царь ждал уже неминуемой смерти, как вдруг перед ним явился благолепный старец-инок, и медведь тотчас же ушел. Обомлевший государь не успел отблагодарить монаха - тот скрылся в лесной чаще.
Вернувшись в Савво-Сторожевский монастырь, Алексей Михайлович увидал здесь икону Преподобного Саввы, написанную еще при жизни сподвижника Сергия Радонежского, и понял, что его спас от смерти местный святой. И без того полюбившийся Тишайшему монастырь теперь стал ему вдвойне дорог. Культ чудотворца Саввы принял общероссийский масштаб.
Поэт Л. Мей в своих удивительных стихах изобразил этот эпизод, которые я и привожу дословно:
...Засветилась полянка... Под соснами
Куча хвороста снегом надавлена,
Белый пар так и валит в отдушины;
Тут берлога... И царь снаровляется:
У рогатины жало осматривал,
Поясок свой шелковый подтягивал,
С плеч спускал соболиный свой охобонь,
И задумал загадку мудреную:
Быть - не быть, а свалить косолапого...
Вот поднял он корягу из-под снега,
И ударил корягой по хворосту.
И медведь заревел,— так что дерево
Над берлогой его закачалося,—
Показал он башку желтоглазую,
Вылез он из берлоги с оглядкою,
Дыбом стал и полез на охотника,
А полез — угодил но рогатину.
Под косматой лопаткою хрустнуло,
Чернобурая шерсть побагровела...
Обозлился медведь и рогатину
Перешиб пополам, словно жердочку,
И подмял под себя он охотника,
И налег на него всею тушею.
Не сробел Государь — руку к поясу —
Хвать! ан нож-то его златокованный
И сорвался с цепочки серебряной.
Воздохнул Государь — и в последнее
Осенил он себя крестным знаменьем...
Вдруг скользнула с плеча его царскаго
Стопудовая лапа медвежая;
Разогнулися когти и замерли,
И медведь захрипел, как удавленный,
И свалился он на бок колодою.
Глянул царь — видит старца маститаго,
Ряса инока; взгляд благовестника;
В шуйце крест золотой, а десницею
Опустил он топор окровавленный...
Поднялся Государь - нету инока –
Как во сне приходил — и никем никого
На полянке и между деревьями,
Только зверь околелый валяется.
И башка у него вся раскроена...
Чудесное спасение от неминуемой смерти произвело на царя, как видно, глубокое впечатление, и воспоминание об этом случае всю жизнь не покидало его. Ужасные минуты, пережитые при встрече с глазу на глаз с разъяренным медведем, не прошли бесследно и для охотничьих склонностей царя. Он несколько охладел к рискованной охоте на медведей. В течение последних 25 лет своего царствования Алексей Михайлович почти исключительно тешился охотой с ловчими птицами, но об этом чуть позже.
Охотничьи поединки с медведями возобновил потомок Тишайшего - Александр II, который с молодых лет пристрастился ходить на крупного зверя. По свидетельству воспитателя цесаревича К.К. Мердера, он уже в десятилетнем возрасте владел техникой ружейной стрельбы. С 13 лет охотился на уток и зайцев, в 14 лет впервые принял участие в охоте на волков, а в 19 лет убил своего первого медведя. Именно при Александре II, медвежья охота вошла в моду при Императорском дворе.
В коллекции Гатчинского арсенала хранится коллекция охотничьих рогатин, с которыми Александр II мог лично ходить на медведей. Этот вид охоты всегда считался весьма рискованным. Александр II не раз подвергал свою жизнь реальной опасности. Во время охотничьего сезона 1872 г. произошел достаточно серьезный эпизод. Охота проходила в Малой Вишере. Раненый медведь бросился на Александра II, и только меткость унтер-егермейстера И.В. Иванова и расторопность рогатчика спасли жизнь императору. Позднее Иванова наградили специально отчеканенной в единственном экземпляре золотой медалью на Владимирской ленте с надписью «Благодарю», а рогатчика – медалью «За спасение».
Да судьба! Сюжет "чудесного спасения " был разыгран вновь. Интересная мысль пришла мне в голову о том, что во времена Святой Руси царя спасали святые, а в эпоху философского омута - мирские. Судя по дальнейшим событиям Божья помощь была надёжнее.
В отличие от Европы, Россия обладала колоссальными природными охотничьими ресурсами. Охота была важной частью хозяйственной жизни страны. Значительные территории Сибири и Урала были обложены натуральным налогом - ясаком. Прежде всего государевых людей интересовал пушной промысел.
Стандартная ставка ясака, которая налагалась в течение всего XVII века, — соболь с плательщика. Или другими шкурками. За соболя давали 50 хороших или 100 худых шкурок белок, три шкурки куницы, две шкурки росомахи. Иногда ясак брали бобрами.
"Современные исследователи считают, что ясак, налагаемый на русских подданных, не был тяжелым. Мол, добыть шкурку соболя за сезон можно было всегда. Однако дело обстояло не совсем так.
Во-первых, соболя можно брать только зимой, когда он оставляет след, когда его можно выследить по снегу и увидеть среди голых веток. Летом это совершенно невозможно. Потом, соболь — крайне осторожное животное, просто так к себе охотника не подпустит, и охота на него требовала отличной выучки, осторожности и хладнокровия.
Во-вторых, на соболя не охотились острыми стрелами. Для этого были специальные стрелы, наконечники которых были сделаны в виде шарика. Такая стрела не ранила соболя, не портила шкурку, но оглушала его. Чтобы взять соболя, надо было подойти к нему (учитывая острый слух и осторожность), точно прицелиться и выпустить стрелу, которая должна попасть точно в голову. Права на ошибку у охотника нет.
В-третьих, летом и осенью соболь носит серую шерсть, в начале зимы линяет, и шерсть становится черной и блестящей. Если взять соболя слишком рано, по первому снегу, то шкурка не будет иметь ценности, и ясатчик ее завернет и потребует заменить. А брать соболя в середине или конце зимы намного сложней, потому что леса уже завалены снегами"[Покорение Сибири: Мифы и реальность. Буровский Андрей Михайлович. Серия: Неизвестная Россия, 2005.].
В общем, даже самый опытный охотник за сезон брал не более пяти-шести соболей. Почти все они уходили на ясак, поскольку он раскладывался на всех мужчин совершеннолетнего возраста, «натягивающих лук». Но реально добывать соболя приходилось самому опытному в роду охотнику. Это был тяжелый налог, тем более, что ясатчики очень неохотно брали белку взамен соболя, да и соболей старались брать самых лучших, с густым и красивым мехом.
Какой размер ясака собирался с подвластных земель, показывают писцовые книги, в которых учитывалось количество плательщиков ясака. В середине XVII века в Томском уезде ясак платили 530 самоедов и 2485 тюрок. Всего 3015 человек. В Кузнецком уезде, подчиненном русским с начала 20-х годов XVII века, ясак платили 5435 тюрок. Всего получается 8450 плательщиков ясака [Емельянов Н.Ф. Заселение русскими Среднего Приобъя в феодальную эпоху. Томск: Изд-во Том ГУ, 1981., с. 37] Это 8,5 тысяч собольих шкурок ежегодно или их эквивалентов.
Сколько же это в пересчете на деньги? В XVII веке соболь стоил рубль. Рубль того времени был равен 17 николаевским серебряным рублям XIX века. Хорошие шкурки, с пышным мехом, и не подпорченные охотником, шли чуть подороже, за три рубля. Итого, примерно 150 тысяч рублей николаевскими серебряными рублями.
Это были закупочные цены, то есть такие цены, которые устанавливались в Сибири. Но продажная цена того же соболя в Великой Руси или в Европе составляла уже 200–300 рублей. Только ясак с одного Томского уезда при продаже в Европе давал почти 3 млн. рублей деньгами XVII века, или 50,5 млн. рублей николаевским серебром [Покорение Сибири: Мифы и реальность. Буровский Андрей Михайлович. Серия: Неизвестная Россия, 2005.].
Или вот еще цены того времени. Мука стоила 15 копеек за пуд, железный топор — 30 копеек, [Обручев В А. От Кяхты до Кульджи. Путешествие в Центральную Азию и Китай. М.: Изд-во АН СССР, 1950., с. 84–85]. То есть на вывозе только одной соболиной шкурки из Сибири и продаже ее в центре России можно было стать обеспеченным человеком. На одну шкурку соболя человек мог завести себе пашенное хозяйство. На сто шкурок соболя мог стать богатым посадским жителем и начать торговлю. А тысяча шкурок делала человека богачом.
Оценивая доходы от пушного промысла, можно сделать вывод о том, что успехи политики Алексея Михайловича во многом зависели от охотничьей удачи подданных. Я думаю, что царь был в курсе государственных доходных статей и считал охоту важным делом. Случайных людей к ней он не допускал. Главным ловчим назначил двоюродного брата Афанасия Ивановича Матюшкина, который был его поверенным во всех интимных делах. Архивы сохранили переписку царя со своим родственным другом. При чтении этих посланий прежде всего бросается в глаза необыкновенная восприимчивость и впечатлительность Алексея Михайловича. Царь жадно впитывал в себя, "яко губа напояема", впечатления от окружающей его действительности. Его занимало и волновало все одинаково: и политика, и садоводство, и соколиная охота...
С практической точки зрения, соколиная охота – занятие бессмысленное: ничтожная добыча (утка, пара зайцев) явно не стоила затраченных усилий. Впрочем, добыча особого значения и не имела: соколиная охота затевалась исключительно для развлечения и удовольствия.
Царь Алексей был весьма эстетичен — в том смысле, что любил и понимал красоту. Его эстетическое чувство ярче всего проявлялось в страсти к соколиной охоте. В "Уряднике сокольничья пути" он очень тонко рассуждал о красоте разных охотничьих птиц, о прелести птичьего лета и удара, о внешнем изяществе своей охоты.
В дикой природе сокол охотится так: взмывает высоко в небо – это называется «ставка» – и высматривает добычу, низко летящую птицу или мелкого зверька. Сложив крылья, сокол бросается вниз, почти падает, развивая при этом скорость до трехсот километров в час. С сокрушительной силой он бьет добычу, прижимает к земле и тотчас приступает к трапезе. Так же действует и прирученный, охотничий сокол, с той лишь разницей, что он удерживает добычу, пока не подойдет сокольник. Человек может отобрать пойманную птицу и отпустить, либо разрешить соколу насытиться ею.
Да, грозен атакующий сокол, но победа его вовсе не предрешена. Звери и птицы тоже себе на уме! Они борются до последнего, стремясь неожиданным манёвром ускользнуть от хищника. Для промахнувшегося сокола это может означать смерть.
Предание сохранило рассказ о любимом соколе царя Алексея Михайловича – Ширяе. Эта птица бросилась на свою жертву и, не рассчитав удар, разбилась о землю. В память о любимце, безутешный царь повелел именовать поле его именем. В московских Сокольниках до сих пор сохранились следы той истории в названиях Ширяева поля, Ширяевской улицы и проезда.
Открою читателю соколиный секрет: почти все охотничьи соколы – самки. Да-да, их называли соколами в мужском роде, им давали мужские имена – Мадин, Ширяй, Гамаюн, Беляй, Лихач, Смышляй, Салтан, Булат, – но это все были девы-воительницы, валькирии с мужскими характерами. (Я встретил только одно исключение: сокол Любава.) Дело в том, что у хищных птиц самки всегда крупнее и сильнее самцов. Соколы-самцы тоже участвовали в соколиной охоте, обычно это были кречеты.
Содержание и обучение соколов, организация соколиной охоты обходились казне в 75 тысяч рублей в год – огромные деньги. На территорию соколиных дворов никто не смел войти без особого разрешения. Неудивительно, что управление всей соколиной охотой царь Алексей Михайлович передал в ведение Тайного приказа.
Это было государство в государстве!
Алексей Михайлович создал избранную корпорацию - корпорацию сокольников, особенность которой закреплялась уставом, предписывающим служебный и моральный порядок.
Мир сокольников напоминал театр. При этом напрашивается сравнение с игрой его сына Петра Великого во "Всешутейший и Всепьянейший Собор". Но насколько отличны оба действа! Петр осмеивал, издевался, выворачивал напоказ то, что испокон веков было неприкасаемо: обычаи предков, жизненный уклад, священнический сан.
Словом, Реформатор - западник покушался на традиции и безжалостно расшатывал их. Его отец был консерватором, в хорошем смысле этого слова. По мнению Тишайшего новое должно хранить старое.
Пытаясь возвысить сокольничих до уровня особо поверенных царёвых людей, Алексей Михайлович внушал им мысль о верности клятве и приоритете почёта над материальным вознаграждением.
По царю, служить значит "во всякой правде быть постоянну и тверду", слушаться "однослову", отступаться от всякого "дурна" и "плутовства", обязанности свои выполнять "прилежно и безскучно", начальников "любить что себя".
И не дай Бог, если царёв устав не принимался слугами во внимание! Как-то раз Алексей Михайлович узнал, что сокольник Борис Бабин позавидовал одному царскому слуге, «что он по городу служит». Алексей Михайлович возмутился: «Погнушался нашему государеву сокольничью чину»! И повелел бить Бориса батогами и вымарать его из списка сокольников. Бабин потом три недели за царем «волочился» – вымаливал прощение. Государь простил Бабина лишь отчасти: назначил стременным к грузинскому царевичу, жившему при московском дворе. В этом назначении чувствуется издевка: не любы тебе соколы, так послужи на конюшне. Мало того, после этого случая Алексей Михайлович обратился ко всем сокольникам с «открытым письмом». С письмом, потому что шла война, и царь находился фактически на передовой, но эта неприятная история не шла из головы. Государь писал «избранным сокольникам»: «Вспомяните, кто каков был и каков пришел, и каков ныне стал…».
В другой раз несколько сокольников обиделись на то, что им задерживают жалованье, и написали Алексею Михайловичу челобитную. Царь опять-таки разгневался, да как! Сочинителю челобитной отсекли руку, некоторых зачинщиков секли кнутом, многих разогнали. Мораль: не корысти ради служите, а за честь!
Нужно сказать, что большинство сокольничих службу несли исправно и тяготы её переносили достойно. Царь охотился с кречетами почти ежедневно, а то и два раза в день: "после раннего кушанья" или "до и после столового кушанья", т.е. после полудня. Излюбленными местами охоты с соколами были села Покровское, Измайловское, Семеновское, Коломенское, Кунцево, Сокольники, Преображенское, Ростокино. В соколиных охотах участвовали члены царской семьи и приглашенные иностранные послы. Церемониал выезда на охоту отличался особой торжественностью. Впереди шли выводные лошади, снаряженные роскошными седлами и попонами, в драгоценной сбруе. Их вели на поводу служители Конюшенного приказа. Воины, кареты, всадники, охотники, конюхи, сотни служителей разных специальностей и, наконец, большой обоз со всем необходимым для охоты и праздничного пира - медленно двигались к месту охоты, где все было заранее подготовлено для царской забавы. Там уже были разбиты походные шатры, о которых Самуил Коллинз - англичанин, врач на службе царя Алексея Михайловича - писал, что ему никогда не приходилось видеть ничего более величественного. Шатры самого царя, царицы, их детей составляли круг, в центре которого устанавливалась походная церковь. Впереди на ружейный выстрел от шатров выставлялась стража, не подпускавшая посторонних к месту потехи.
Приглашенные любовались прекрасным зрелищем птичьей охоты. По сигналу царя громкие звуки охотничьих рожков и маленьких литавр - "тулумбасов" - вспугивали с поверхности озера уток и другую дичь. Соколы один за другим взмывали в небо с руки сокольника, защищенной перчаткой, и камнем падали вниз, поражая добычу. Охотникам доставляла наслаждение красота полета сокола, его высота и стремительность. Ловчих птиц приучали прилетать на зов. Если же сокол скрывался вместе с добычей, охотники, оседлав коней, бросались на поиски и находили его по звону серебряных колокольчиков, подвешенных к хвосту птицы.
После охоты царю подносили самого удалого сокола. Тот любовался молодцом и ласкал его. Охота по традиции заканчивалась пиром. Царь в своем походном шатре угощал всех участников охоты водкой, медом, пряниками, астраханским виноградом и вишневым вареньем. Напитки подавали в серебряных чарках, кубках, братинах и ковшах.
Страстно, охотясь на подмосковных полях, Алексей Михайлович испытывал восторг от успешных атак своих неуёмных хищников. Его соколиная страсть вселяла в царское окружение здоровый оптимизм и надежду на то, что удачливый охотник и в других делах будет в выигрыше. И ожидания оправдывались - страна уверено шагала в имперское будущее.
Пройдёт два века и его далёкий потомок Николай будет стрелять ворон в дворцовом парке, обречённо пытаясь отогнать вестников беды от разваливающегося ковчега империи.
© Copyright: Борис Днепров, 2017
Свидетельство о публикации №217122000403
Первая часть про иноземную охоту https://cont.ws/@restspecialto...
Оценили 56 человек
103 кармы