“МОСКВА И МОСКВИЧИ” В.А. ГИЛЯРОВСКОГО НА УРОКАХ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ В IX КЛАССЕ - Grand

От друже Бардара - https://cont.ws/@Toster60

(ЛИТЕРАТУРНО-КУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКИЙ КОНТЕКСТ)

Выдающийся русский журналист и писатель Владимир Алексеевич Гиляровский “[26.11 (8.12). 1853, по др. сведениям - 1855*, лесное имение гр. Олсуфьева в Волгод. губ. - 1.10.1935, Москва]” [5, 563], которого современники называли “королём репортёров”, более полувека своей, весьма бурной, богатой неординарными событиями жизни прожил в Москве, и за это время, без преувеличения можно сказать, стал подлинным знатоком жизни одного из самых удивительных городов России. Не случайно московский адрес Гиляровского, которого в Москве по-свойски называли “дядя Гиляй”, был известен если уж и не всей России, то всей Москве - точно: все знали, что такое “Столешники дяди Гиляя” [5, 564], то есть Столешников переулок, где в доме № 9 жил неутомимый путешественник, талантливый журналист, корреспонденции которого “отличались оперативностью, точностью, выверенностью фактов” [5, 563], а колоритная фигура которого привлекала в этот дом самых разных людей.

Хорошо известно, что Гиляровский был, как говорили в то время, коротко знаком “с Л.Н. Толстым и А.П. Чеховым, И.А. Буниным и М. Горьким, И.Е. Репиным, А.И. Куприным, Ф.И. Шаляпиным, А.А. Блоком, В.Я. Брюсовым, Л.Н. Андреевым, М.Н. Ермоловой, В.Н.

Андреевым-Бурлаком, А.К. Саврасовым” [5, 563], другими выдающимися деятелями

русской культуры, воспоминания о встречах с которыми составили несколько

интереснейших книг: “Москва и москвичи” (1926), “Мои скитания” (1928), “Записки

москвича” (1931), “Друзья и встречи” (1934).

По мнению историков литературы и культуры, книги воспоминаний Гиляровского наполнены “ностальгией по прошлому” [5, 563], они в высшей степени живо и занимательно воссоздают неповторимый “колорит старой Москвы с её нравами и обычаями” [5, 563]. В ряду этих книг особое место занимает книга “Москва и москвичи”, в которой Гиляровский рассказывает не только о самых разных достопримечательностях своего любимого города, но и о людях - знаменитых и безвестных -, без которых Москва для него просто не существовала.

Бесспорно, что для учителя русской литературы книга “Москва и москвичи” представляет значительный интерес, поэтому её нужно знать и использовать в своей работе как особого рода литературно-культурологический источник, с помощью которого эпоха XIX - начала XX веков приближается к нам, становится “узнаваемой” и по-человечески близкой.

Однако в этом произведении также есть множество фрагментов, которые

непосредственно “выводят” нас на определённые произведения школьной программы,

поэтому они могут стать полезными при работе с этими произведениями.

Глава “Львы на воротах” [1,575-588] рассказывает об истории Английского клуба, который занимал особое место не только в общественной жизни Москвы, но и был, как называет его Гиляровский, местом, где долгие годы “среди мраморных колонн собирался цвет просвещённейших людей тогдашней России” [1, 575]. Основанный в 1770-м году, Английский клуб в качестве, как характеризует его Ю.М. Лотман,

“привилегированного закрытого заведения” [3, 331] представлял собой

своеобразный кружок избранных людей, попасть в который было необыкновенно

сложно, причём “добиться избрания было вопросом не денег, а признания в мире

дворянской Москвы” [3, 331].

Здание, в котором располагался с 1831-го года Английский клуб, так называемый “дворец Хераскова” [1, 575], теснейшим образом связано с именами поэтов Хераскова, Пушкина, Грибоедова, философа П.Я. Чаадаева, это здание описывает в “Войне и мире” Л.Н. Толстой. Можно, наверное, сказать, что Английский клуб прочно занял - в

качестве некоего “художественного образа”, с которым нельзя было не считаться,

- достойное место не только в жизни старой Москвы, но и в русской литературе,

поскольку этот центр московской общественно-культурной жизни не только влиял на

жизнь писателей и поэтов, но и оказывался для них благодатным источником для

творческих поисков. Хотя, как совершенно верно отметил В.А. Гиляровский, “ни

Пушкин, ни Грибоедов не писали точных портретов; создавая бытовой

художественный образ, они брали их как сырой материал из повседневной жизни”

[1, 576].

Рассмотрим, каким образом

можно использовать фрагменты воспоминаний В.А. Гиляровского, посвящённых

Английскому клубу и его истории, при изучении в IX классе комедии А.С.

Грибоедова “Горе от ума”.

Сразу же нужно сказать, что речь пойдёт не только о второстепенных персонажах комедии, о характеристике так называемого “фамусовского общества”, подавляющее большинство членов которого, как отмечают исследователи, просто-напросто “списаны” с наиболее замечательных про своему характеру членов Английского клуба [5, 26-56], но и о главном герое комедии.

К числу “второстепенных”

персонажей, которых в комедии великое множество, относится и такая колоритная

фигура, как знаменитый не только в своё время дуэлянт, картёжник и

путешественник граф Фёдор Толстой “Американец”, прославившийся не только своими

странствиями, необузданным нравом, плутовством в игре и, без преувеличения

можно сказать, бесчисленным количеством дуэлей, но в первую очередь тем, что о

нём упоминали, причём иногда очень нелицеприятно и едко, что его “выводили” в

своих художественных произведениях многие писатели-современники [6, 53-60].

Этот факт дал основания его родственнику и биографу С.Л. Толстому говорить о

таком явлении, как “Тип Американца Толстого в русской литературе” [6, 53].

Пожалуй, наиболее известным “явлением” Фёдора Толстого “Американца” в русской литературе можно считать его изображение под именем Зарецкого в романе в стихах А.С. Пушкина “Евгений Онегин”. Правда, по мнению Ю.И. Лотмана, “Даже если это так, П. подверг черты реального прототипа существенной переработке” [3, 288]. В комедии же Грибоедова знаменитый дуэлянт и картёжник предстаёт не только в знаменитом образе-описании “ночного разбойника, дуэлиста” [1, 576], но и в образе Антона Антоныча Загорецкого, который, как утверждает Гиляровский, “тоже очень им отдаёт” [1,576]. В этой связи нельзя не обратить внимание на очевидное сходство фамилий:

Загорецкий и Зарецкий, которое, скорее всего, не случайно.

Однако, на наш взгляд,

наиболее интересным для учителя является следующий фрагмент из воспоминаний

Гиляровского: “И Пушкин, и Грибоедов хорошо знали клуб. “Горе от ума” -

грибоедовская Москва, и многие типы его - члены Английского клуба. Как-то я

нашёл в извлечениях из “Журнала старшин” клуба, где записывались только

обстоятельства почему-либо “достопамятные”, следующее: “1815 г. Предложенный от

члена Сибилева из кандидатов в члены г-н Чатский по баллотированию не избран,

вновь перебаллотирован и тоже не избран”. Забаллотирован в Английский клуб -

это событие! О нём говорила вся барская Москва. Кто такой Чатский и почему он

не избран? Но хочется предположить, что есть что-то общее с “Горе от ума”. По

крайней мере, фамилия Чатский - это Чацкий. И является вопрос: за что могли не

избрать в члены клуба кандидата, то есть лицо, уже бывавшее в клубе около года

до баллотировки? Вернее всего, что за неподходящие к тому времени взгляды,

которые высказывались Чатским...” [1, 578].

Как сообщается в биографической справке, помещённой в I томе Собрания сочинений Грибоедова, в 1815-м году “Г. приехал в Спб” [2, IX], где, очевидно, и провёл весь год. Если учесть, что наиболее примечательные события московской жизни в столице были

известны очень хорошо и, несомненно, обсуждались довольно живо, то можно

предположить, что неудачная попытка некого Чатского стать членом

привилегированного клуба была на какое-то время “на слуху” не только в Москве,

но и в высшем свете Петербурга. И поэтому предположение В.А. Гиляровского

вполне обоснованно: уж больно необычная фамилия, невольно запоминается!

Разумеется, утверждать, что именно неизвестный Чатский стал единственным прототипом при создании образа героя комедии Грибоедова, мы не можем, как, собственно, и Гиляровский не утверждает того, что это именно так: “Это, конечно, мои предположения, но я уверен, что Чатский, забаллотированный в 1815 году, и Чацкий Грибоедова, окончившего пьесу в 1822 году, несомненно, имеют общее. Во всяком случае, писатель помнил почему-то такую редкую фамилию” [1, 578].

Хотя, и этого нельзя отрицать, некоторый полемический запал Гиляровского очевиден: “Сегодня, перечитывая бессмертную комедию, я ещё раз утверждаю, что забаллотированный Чатский и есть Чацкий” [1, 579].

Однако, пытаясь определить человека, ставшего, так сказать, “идейным прототипом” Чацкого, Гиляровский склоняется к мысли, которую разделяли многие современники Грибоедова: провозглашаемые героем идеи весьма схожи с теми идеями, которые смело обсуждали в так называемой “говорильне” люди, близкие к кружку Петра Яковлевича Чаадаева, который, как известно, позднее “за свои сочинения был объявлен сумасшедшим” [1,579]...

Тем не менее, нужно иметь в виду, что, несмотря на столь очевидные “источники”, образ Чацкого - это всё-таки образ собирательный, а личная драма “Чацкого была отражением и ещё более широкого общеевропейского явления” [4, 53], выражением отчётливо выраженного в начале XIX века кризиса идеологии “века Просвещения и века

романтизма” [4, 53]. Зато фамилию для главного героя своей комедии, замысел

которой возник приблизительно в 1816-м году, и тут трудно не согласиться с

Гиляровским, Грибоедов, скорее всего, “позаимствовал” у человека, которого

дважды отвергла московская знать, отказав ему в праве стать членом Английского

клуба...

Представляется, что обращение учителя на уроке по изучению комедии А.С. Грибоедова “Горе от ума” в IX классе к фрагменту из книги В.А. Гиляровского “Москва и москвичи” может повысить заинтересованность девятиклассников в изучении бессмертной русской комедии, оно способно помочь им глубже понять диалектическую связь между

художественной литературой и жизнью, их своеобразие и единство.