Эта история напоминает повесть Валентина Распутина «Живи и помни». Разница лишь в том, что его героиня скрывала от родни живого мужа, а тут семья выдавала за живую умершую мать. Настена тайком таскала дезертиру из дома последнюю еду, а реальные мошенники жили на пенсию усопшей старухи.
Семья 92-летней Аграфены из Зеленодольского района – старший сын, дочь с мужем – в ночь на праздник Крещения Господня собралась на экстренный семейный совет. Обсуждался один, абсурдный, на первый взгляд, вопрос: хоронить ли умершую мамашу? Единодушно постановили: нет! Аграфена в последнее время жаловалась на ноги, со двора отлучалась редко, а тут вдруг собралась в соседнюю деревню к знакомой вдове. После полудня небо заволокли свинцовые тучи, а к ночи разыгралась метель, да такой силы, что затмила свет уличных фонарей. Родные за бабку не особо волновались: заночует в гостях! Но ни поутру, ни днем она не объявилась. И тогда Сергей отправился за ней, прихватив на всякий случай салазки.
Когда шел по лесу, его внимание привлек снежный бугорок поодаль от обочины, из которого торчало что-то напоминающее валенок. Утопая в снегу, подошел ближе – точно валенок! Сердце екнуло – не его ли он матери недавно подшивал? Стал лихорадочно разгребать сугроб и наткнулся на ее шубейку и вязаный платок. Видимо, убоявшись непогоды, мать заторопилась домой, но в темноте свернула с дороги, провалилась в снег, увязла… Здесь ее буран и упокоил.
В первый момент он растерялся: что делать? Бежать в деревню за помощью? Но смеркалось, пока туда, обратно – совсем стемнеет. Он уложил окоченевшее тело на санки и направился домой. Дорогу сильно замело, на суметах санки опрокидывались, пришлось привязать тело брючным ремнем. По пути он не встретил ни людей, ни машин. Безлюдны были и улицы поселка.
Домашние к сообщению Сергея отнеслись без лишних эмоций, по-деловому. О смерти бабушки решили молчать и получать ее пенсию – восемь тысяч рублей на дороге не валяются! Сергея с салазками никто не видел, подозревать некого. Да и кто о старухе вспомнит? Покойницу обмыли, одели в «смертное», завернули в одеяло и вынесли в клеть. Для маскировки крышу ее стали разбирать на дрова. Шло время. Сергей по-прежнему ходил за материной пенсией на почту, хотя срок доверенности уже истек. И родственники без зазрения совести проедали, вернее, пропивали Аграфенины «бабки».
В весенние каникулы в деревню к прабабушке из Казани привезли правнука. Шустрый вездесущий малец сразу же облазил все дворовые постройки, чердак, сеновал. Сунулся было в клеть – дверь заколочена. Но семилетнему сорванцу ничего не стоило забраться внутрь через растасканную крышу.
Однажды он вбежал в дом с выпученными от ужаса глазами и заорал: «Я бабушку нашел! Ее снегом присыпало! Наверное, уже замерзла!» Домочадцев охватила паника: «Что ты, Миша, тебе показалось! Там только ее старая одежда!»
Его кое-как угомонили и предупредили, чтоб он больше никому эту чушь не повторял: поднимут на смех! После этого случая держать покойницу в сарае было бы неосмотрительно. Когда пришли плюсовые температуры, Сергей втихаря выкопал в огороде неглубокую могилку и закопал мать.
Меж тем долгим отсутствием Груши обеспокоились соседки. На их расспросы сын, дочь и зять твердили одно: сами не знают, куда подевалась старуха. Заподозрив неладное, те написали заявление в районную прокуратуру. Но и проверяющие ничего вразумительного про таинственное исчезновение бабушки от родственников не услышали. Аграфену официально объявили в розыск.
Разоблачить ложь помог случай. В отсутствие хозяев (они уехали на майские праздники в Казань) голодные псы разрыли небрежное захоронение. Рассмотрев, что они таскают по улицам, жители поселка ужаснулись. Следы собачьего пиршества привели к страшной яме на огороде…
Настоящие похороны все же состоялись. Останки бабы Груши собрали в полиэтиленовый мешок, уложили в детского размера гробик и отвезли на кладбище. Сухонькая, горбатая старушка, явившаяся читать по покойной псалтырь, сокрушалась: «Жил человек, жил, а честного погребения себе не выжил». Следствие не нашло оснований подозревать членов семьи в причастности к смерти родственницы: несчастный случай! А то, что сотворили они с ней после смерти, пусть остается на их совести. Как сказал классик: «Высший суд – суд совести». Уголовное дело завели только на сына – получателя пенсии, по факту мошенничества. Прокуратура внесла представление и на начальника почтового отделения, допустившего выплату денег фактически по филькиной грамоте.
Я рассказал эту историю с конца. А про Аграфену узнал двумя годами раньше, когда прочитал заметку в районной газете о том, как женщине в возрасте далеко за восемьдесят, обратившейся в поликлинику с высокой температурой, отказали в приеме из-за отсутствия медицинской карточки. Оказывается, она до этого ни разу не болела! Да что карточки – на тот момент у нее и паспорта не было! Секрет своего «безболезненного» долголетия она объясняла тем, что всегда спала не на одном месте, а там, «где душа попросит»: на полу, на дворе, на грядке, на меже. Вот хворь ее найти и не могла.
Решил проведать Аграфену. Мне тогда и в голову не могло прийти, что совсем скоро придется вникать в подробности ее ужасной, почти фантасмагорической, кончины.
С биографии этой неказистой, донельзя изработанной старухи как с ладони можно было считывать линию страны. Пережила две революции, голод, разруху, несколько войн. В 1941-м рыла оборонительные сооружения на Волге, работала на пороховом заводе. И умудрилась прожить столь долгую, трудную жизнь без единого подтверждавшего ее существование официального документа. Непостижимо! Ведь работала в колхозе, на производстве, ходила на выборы… А еще говорят, что без бумажки ты букашка!
– Не удивляйся, милок, родилась и выросла я в деревне, а когда выходила замуж, мы с мужем не расписывались, только венчались, – рассказывала она. – А церковь не загс, поп паспорта не спрашивал. В 1942-м Ивана забрали на фронт. Мне тогда всего 25 было, а детей трое: Сережа, Надюшка, Славик. Чтоб их прокормить, устроилась на военный завод в Казани. В то время в отделах кадров документы не очень спрашивали – каждая пара рабочих рук была на вес золота. А в деревне, чтобы проголосовать, паспорт не нужен. Да и какие у меня могли быть документы? Стыдно признаться, я ведь неграмотная. В школу не записывалась, девчонкой нянчила младших сестер и братьев, ходила за скотиной, работала в поле, на лесосеке. А безграмотные родители к учебе меня не принуждали.
Первый раз в первый класс я, милок, пошла в 30 лет! Иван заставил. Да и не учеба это была, а мученье! Для школьников я кто? Тетка, у которой дети их возраста. Вот они надо мной и издевались как могли. Я не выдержала, бросила школу и вернулась на завод.
И опять у меня паспорт не потребовали – уже в лицо знали. А самой-то мне не до паспорта было! Мужик с фронта пришел вовсе хворым, работать в колхозе, как раньше, трактористом, не смог. Ему дали «группу», и начал он помаленьку для себя плотничать. Старшему сыну, Сергею, к той поре приспело жениться, и отец взялся рубить дом-пятистенок на две семьи. А как закончил, так вскорости и умер.
А тут с Сергеем беда приключилась. Связался со шпаной, стал воровать. На краже телят из коровника их и застукали. Надо бы за него хлопотать, да где мне, неученой-то? Куда ни ткнусь, везде от ворот поворот! Невестка из тюрьмы его не дождалась, уехала к матери в Чувашию. После освобождения он не мог хорошую работу найти: шабашничал, по стройкам ошивался. Денег зарабатывал мало, а пил много. Чего скрывать, натерпелась я от него. Не уразумею, в кого он такой чертов отрывок? Тюрьма его вконец испортила. Когда увидела у него на груди наколку «Рожден для мук и в счастье не нуждаюсь», поняла: пропащий он человек! Дом, как и в войну, весь на мне. От младшенького помощи никакой. Как завербовался после армии на Урал, так больше и не объявлялся. Только вот Надежда с мужем – я их детей нянчила, теперь внуков. Да и те сейчас здесь не живут. Как говорится, была изба звонкая, да стала глухая. Не заметила, как жизнь прошла…
Паспорта Аграфена хватилась, когда в стране началась пенсионная реформа и потребовались справки с прежних мест работы о трудовом стаже. Тут и выяснилось, что старушка-то виртуальная! Жить живет, а по бумагам, выходит, нет. Нонсенс! Узнав об этом, в районной паспортно-визовой службе за головы схватились!
Выправлять документы новоявленному «поручику Киже» пришлось, что называется, с нуля – в загсе даже свидетельства ее рождения не оказалось. А «серпастый, молоткастый» она не получала потому, что в крестьянской жизни в нем надобности не было. Стали искать следы в метрических книгах церкви, где ее в детстве крестили. Но и там никакой информации не обнаружилось. Батюшка послал запрос в Казанскую епархию. Слава богу, каким-то чудом в ее архивах, практически уничтоженных при большевиках, отыскалась нужная запись.
Новый российский паспорт с орлом о двух коронованных головах она получила (причем на девичью фамилию!) уже в начале «нулевых» одновременно с медкартой. Впрочем, в ее-то годы он ей зачем? Пенсию по доверенности получает сын. Выходит, сотрудницы паспортно-визовой службы хлопотали ради того, чтобы неблагодарные родственники бессовестно пользовались паспортом его умершей владелицы? Обидно…
История эта, несмотря на запредельный цинизм ее персонажей, увы, не единична. (Статья приведена с сокращениями)
Оценил 71 человек
103 кармы