У татарского народа сохранился уникальнейший в плане исторических данных свод летописей, именуемый "Джагфар тарихы" ("Джагфарова история" или "История Джагфара"), составной, если не главной частью которой является летопись "Гази-барадж тарихы". Свой окончательный вид этот свод, как сказано, принял в 1680 г., когда некий Бахши Иман по приказу некоего Джагфара собрал воедино и переписал доступные ему булгарские {татарские} летописи, после чего и посвятив труд свой Джагфару тому. Откуда и название "Джагфар тарихы". Официальные историки "Тарихы" сию татарскую разумеют, но либо игнорируют её данные, либо, напротив, лают на книгу сию, да с яростью даже большей, нежели на русскую "Велес-книгу" (например: https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%94%D0%B6%D0%B0%D0%B3%D1%84%D0%B0%D1%80_%D0%A2%D0%B0%D1%80%D0%B8%D1%85%D1%8B ). Ну, пусть себе. Работа у них такая. Я же считаю, что ТАКОЕ не подделывается. Ну и решил немного познакомить читателя с "Гази-Барадж тарихы", принадлежащей перу некоего, практически никому не известного булгарина по имени Гази-Барадж. При том, что его монгольское прозвище историкам и просто любителям истории монгольского периода прекрасно известно.
Вот и почитаем немного из труда сего о причинах нашествиях монголов на Булгар осенью 1236 г. А зима тогда очень рано наступила... (все фигурные и квадратные скобки, весь "жир" и все тройные троеточия ‒ Моисеича).
Ну, поехали...
"ГАЗИ-БАРАДЖ ТАРИХЫ" {"История Гази-Бараджа"}
59 ...Помню, что у Тахама был сын Торай, с которым он приплывал ко мне в [город] Сарай с лесом и невольниками для строительства столицы Кыпчакской Орды. Однажды я рассказал ему по его просьбе о прошлом мангулов {монголов}, и он очень удивился тому, что мангулы называют кыпчаков и тюркмен “татарами”. “Как же так? ‒ спросил он. ‒ Ведь в свое время татары убили отца великого [монгольского] хана, за что и были поголовно истреблены, потом татарами называли всякий нанятый мангулами сброд из немангулов, а теперь Бату {Батый} велит называть верных ему тюрков этим ругательным для мангулов словом?”
Я ответил ему, что слово “татарин” после уничтожения татар стало означать у мангулов “смертник”, “погибший” и что Чингиз-хан при завоевании Чина {Китая} вполне естественно повелел называть этим словом обреченных на гибель в бою наемников из немангулов. Но при дележе империи великого хана [Чингиза] между его потомками возникли недоразумения, и Бату, обиженный за передачу ему наибеднейших земель, велел назло другим [монгольским] ханам называть своих подданных ненавистным мангулам словом “татары”. Что же касается тюрков, то для них слово “татар” означает лишь “мангул” {монгол} или “наемник мангулов” и поэтому...
На это мне Тахам с величайшим раздражением сказал, что у тех и этих ишаков все шиворот-навыворот, а его маленький сын засмеялся и стал повторять: “Шиворот-навыворот” (“ат баш сыер аяк”).
И этот его смех, и эти слова постоянно звучали у меня в ушах, когда я писал свою историю.
И когда я вспоминал о том величии, которое когда-то имела Булгарская Держава, то обливался слезами и утешал себя лишь тем, что все свершившееся произошло по воле Всевышнего и что Творец обошелся еще довольно милостиво со своим булгарским народом.
На карте: Булгар (или Волжская Булгария) накануне монгольского нашествия.
81 ...Сейчас находятся люди, которые упрекают меня в трусости, в нелюбви к отечеству, жестокости и утверждают, что все мои поступки совершены ради спасения собственной жизни или захвата власти. Но на эти обвинения я отвечу в ином, вечном мире, на суде Всевышнего; ведь из всех булгарских властителей только я выехал на Хон-юлы {Гуннский путь} в ставки [монголов] Бату и Угятая, чтобы прекратить губительную для мэнхолов и Державы нашей войну.
===
Примечание Моисеича. Гази-Барадж в своей летописи несколько раз с гордостью говорит, что булгары и родственные им племена ‒ это прямые наследники гуннов, и что сам он есть потомок гуннских ханов. И потому в словосочетании "Хон-юлы", составленном из булгарских слов ХОН ‒ "гунн" и ЮЛЫ ‒ "путь", усматриваю два смысла, главный из которых ‒ объединение всех гуннских и тюркских племён ‒ "путь" ‒ вокруг монголов ‒ "гуннов"‒ ради уничтожения их извечных противников ‒ славян. А потому-то ниже и будет сказано, что монголы собираются идти лишь "до немцев". Видимо, немцев за своих считали.
Читаем дальше.
===
Да, прекращение войны [между Булгаром и Монголом] стоило жизни 400 тысяч невинных булярцев и 100 тысяч марданцев {булгарских жителей провинций Буляр и Мардан}, но они погибли по вине людей, желавших полной гибели обеих держав {!!!} в бессмысленной войне друг с другом.
82
83 Да, я передал нашему союзнику Мэнхолу {государству Монгол} совершенно опустошенные войной [булгарские провинции] Саксин {юго-восточное Поволжье} и Тубджак или Сэбэр {Северный Казахстан}, но в ответ великий [монгольский] хан передал нашей Державе [русскую область] Кортджак {Владимиро-Суздальскую Русь} с Каном {Муромом}, Булымером {Владимиром}, Джуннэ-Калой {Нижним Новгородом}, Балыном {Суздалем} и Джиром {Ростовом}, а также Шуд {Вологодщину} с его озерами, Джукетуном {Устюгом} и дорогами, благодаря чему мы стали хозяевами лучшей половины Балына {Владимиро-Суздальской Руси} и восточных областей Галиджа {Новгородской земли}...
В Альманском {Германском} походе с Байдаром и Урдой через Байлак {Польшу}, Альманию {Германию} и Марубу в Моджаре {Венгрии} я спас от гнева этих ханов ‒ на свой страх и риск ‒ нескольких кыргызов {{двух!!!}}, переодев их в одежду своих умерших от ран воинов. В походе, будучи почти все время впереди, я в стычках с противником старался не допускать рубки и преследования, ограничиваясь лишь обстрелом идущего на меня неприятеля и прекращал его тут же в случае его отступления. Через одного пленного я предупредил жителей байлакской {польской} столицы Миша-Корык {Краков} о завтрашнем приступе и позволил им ночью, до подхода мэнхолов Байдара и Урды выйти из города. Не моя вина, что [монгольские] ханы все же обнаружили и изрубили 35 тысяч неосторожно задержавшихся у Миша-Корыка {Кракова} беглецов, а город той же ночью сгорел от оставленного кем-то огня...
Жителей альманского {немецкого} города Бер-Аслап {нем. Бреслау; слав. Бреславль или Вратислав; ныне польский г. Вроцлав} я также честно предупредил о нашем вынужденном приступе с целью добычи всего необходимого на дальнейший путь. Большинство жителей ушло в цитадель, и мои солдаты взяли все без большой крови, с потерей всего 11 человек, и лишь в двух или трех местах обстреляли сопротивлявшихся стражников шереджирами и невольно зажгли рабат...
В битве с миша-корыкским {краковским} маликом у городка Иглан я был во второй линии своего отряда ... ... ... Видя, что удержать неверных средней линией не удастся, я отвел ее за лагерь и поставил по обеим сторонам его свежих уланов и подошедших нам на выручку мэнхолских {монгольских} тюркмен и кыргызов. Неуклюжие, в очень тяжелых доспехах, неверные {поляки} споткнулись о возы, и наши стали легко расстреливать их со второй и третьей линий возов в упор из обычных луков, а “железные стрелки” предотвращали попытки врага обойти лагерь. Когда трупы врагов превзошли по высоте возы, я велел уланам ударить в копья, и этот удар газиев {тяжеловооружённых воинов}, наконец, опрокинул неверных. Я с восторгом наблюдал, как от удара тяжелых булгарских копий, привязанных к коням, неверные опрокидывались вместе с лошадьми. Слышал я и крики врагов, разрубаемых топорами бахадиров {рыцарей-богатырей} пополам... Мои взяли в этом бою, в котором не было пленных с обеих сторон, 820 ‒ царских, 3 тысячи ‒ княжеских и 6 тысяч уланских доспехов, не считая джурских {доспехов дружинников}. Только когда неверные побежали, на поле боя вернулись [монголы] Байдар с Урдой, чтобы пограбить и добить бегущих...
Когда нуждавшиеся в припасах мэнхолы {монголы} остановились возле одного из марубайских {моравских} городов, я, как всегда, стал отдельно от них на приличном расстоянии от города и спас всю свою армию от гибели. В ночной вылазке марубайцы {моравцы} и альманцы {немцы} покончили с 10 тысячами мэнхолов и Байдаром, и трясущийся от страха за этот просчет Урда с 5 тысячами уцелевших мэнхолов был лишен мною доспехов и поставлен в центре моего войска для его же спасения. Тюркмен же и кыргызов я присоединил к своим бахадирам {рыцарям}. Когда два марубайских сардара {моравских военачальника} ‒ убийцы Байдара ‒ Юсуф и Якуб ‒ вздумали преследовать нас, то попали в мою засаду возле взятого мною без боя города... и расстались с головами вместе с 12 тысячами своих воинов. После этого газиям {воинам} достаточно было показать головы неверных сардаров жителям марубайских городов ‒ и они без лишних слов вывозили нам все необходимое для продвижения. Только на правом берегу Сулы {Дуная} нас ждала засада 7 тысяч альманцев [немцев] ‒ но я, предчувствуя ее, направил Аблас-Хина для устроения ложной переправы и со всей армией переправился в ином месте. Аблас-Хин с 200 своих хинцев {?} погиб, но он знал, что это возможно случится, и пошел на это сам. Я отомстил за его смерть, захватив врасплох и перебив всех тех альманцев [немцев]. Все мои воины въехали в ставку Бату {Батыя} у озера Балатун {Балатон} с копьями, на каждом из которых было по голове неверного... Я вернулся в Булгар с половиной своих воинов, а Бату {Батый} ‒ с десятой частью своего воинства...
===
Эту цитату, не имеющую прямого отношения к нашествию монголов на Булгар, я привёл дабы немного познакомить читателя с личностью автора летописи, акцентируя внимание на его, скажем так, специфичном отношении к себе любимому, ‒ белому и пушистому, настоящему рыцарю, не то что изверги-монголы. А до монгольского нашествия рыцарь этот булгарский успел послужить сначала Руси, потом на ханском троне в Булгаре немного посидел, потом от тягот булгарских сам на Русь сбежал, где Великий князь Юрий ему воеводство в Нижнем Новгороде доверил; ибо виды имел на него серьёзные. А тот взял, да и предал и Русь, и Булгар. Такой вот рыцарь.
Далее.
===
А разве стремлением к власти было то, что в 1242 году я добровольно уступил трон своему сыну и отправился строить [город] Сарай для кыпчакского хана Бату {Батыя}? Я был назначен послом великого [монгольского] хана в Кыпчаке и делал все, чтобы эта область со временем стала частью [Булгарской] Державы, как Хазария [некогда]. Еще при возвращении из Альманского {Германского} похода по моему предложению в Кыпчаке стали создаваться казацкие войска из анчийцев {антов; украинцев} и кара-булгар {славянских племён Киева и Поля}, и это я дал им название ["казаки"], ибо они отказались брать угодное мэнхолам прозвище их наемников ‒ “татары”. В будущем это [войско] стало бы нашей опорой.
Сдавшихся мне под Башту {Киевом} и побывавших со мной в Альманском походе тюркмен и кыргызов я переселил в Джалду {Крым} и создал из них и оставивших румскую {византийскую} службу джалдайских {крымских} булгар корымское войско, также верное мне.
Я переселял в саксинские {нижневолжские} города наших людей и всячески препятствовал переселению сюда хорезмийцев, чтобы и эта часть Кыпчака оставалась нашей. На все важные посты в Кыпчаке я старался ставить наших, в том числе саксинцев и тубджакцев... В 1240 году я спас от разрушения мэнхолами, пришедшими мне на помощь, Болгар и помиловал мятежников.
Почему же обо всем этом умалчивают мои обвинители? А все это может не видеть только тот, кто намеренно не хочет видеть...
===
После этого «плача Ярославны» Гази-Барадж и начинает подробный рассказ о причинах второго нашествия монголов на Булгар. Ибо первый их налёт булгары успешно отбили. Весьма успешно. Сам же Гази-Барадж тогда Руси служил (и кстати: Гази-Барадж говорит, что тогда-то и читал «Слово о полку Игореве», и даже лично общался с сыном автора "Слова...", от которого и почерпнул некоторые подробности похода отца его...)
===
169 Когда пришла весть о нападении татар сына Джучи хана Бату на [Булгарскую] Державу и обрадованный Джурги {Великий князь Юрий} велел мне возглавить 10-тысячное войско для овладения Казанью, я [как воевода Н. Новгорода] оказался на вершине отчаяния. Мы вышли зимой ‒ 2 тысячи всадников и 8 тысяч пехотинцев, вооруженных один хуже другого {{скромное пояснение: у Гази-Бараджа русские ВСЕГДА ‒ чмошники и бандиты, не то что потомки гуннов}}. По пути к нам примкнули еще 10 тысяч канских {муромских} и кисанских {рязанских} всадников, решивших поживиться в области моего сына {{т.е. сын Гази-Бараджа был эмиром одной из областей Булгара}}. По самому мерзкому Кан-Марданскому {Муромскому} пути мы почти дошли до балика {города} Лачык-Уба, когда явился оттуда один перебежчик. Он, как я узнал позднее, был нарочно послан [булгарином] Хисамом. От него мы узнали, что [хан Булгара] Алтынбек с байтюбинцами {воинами провинции Буляр} и башкортами остановил, а затем и уничтожил 25 тысяч татар {монголов} и кыпчаков Бату. Балик {город}, возле которого произошла битва, назвали в память о геройстве бахадиров “Бугульма”. Хан [Батый] едва ушел, получив рану в поясницу. С ним [из военачальников] был только [булгарский перебежчик эмир] Мерген, ибо великий [монгольский] хан Угятай не дал ему Субятая {{победителя при битве на Калке}}. Поговаривали, что он, послав жалкого в военном деле Бату {Батыя} на Державу, хотел докончить уничтожение опасного для трона Мэнхола рода Джучи мечами булгар. Курсыбаевцы {булгарские войска} вернулись в Буляр с копьями, на которые были насажены по нескольку голов врагов. Перебежчик поведал также, что [булгарский] хан [Алтынбек] со всем победоносным войском идет от Дэбэра на Джун-Калу {Нижний Новгород}, нам навстречу. Внук Урмана {Романа?} Ар-Аслап {Ярослав} тут же предложил свернуть с опасной дороги и пограбить ненавистный кисанцам {рязанцам} и канцам {муромчанам} Буртас, обещая легкую победу. Мои [нижегородские] бояры поддержали его, и я, послав Джурги {Великому князю Юрию} известие о бунте войска, пошел на Буртас. Дойдя до балика {города} Саран, бывшего на границе [провинций] Мишара и Мардана и сдавшегося мне без сопротивления, я заявил, что останусь здесь ожидать ответа Джурги {Юрия} на мое донесение. Но со мной осталось всего 1500 моих джунских {нижегородских} пехотинцев, а все остальные устремились к Буртасу, ибо знали, что [сидевшему там] Аблас-Хину никто в Державе не поможет. Каково же было мое изумление, когда я, во время объезда окрестностей, встретил самого Бадри {сына Аблас-Хина}. Оказывается, [хан Булгара] Алтынбек сразу после разгрома Бату {Батыя} двинул на него свое войско, и он едва выскочил из города перед приходом [булгарских эмиров] Газана и Бояна. Быстро сообразив, что мое войско ждет печальная участь и что Джурги {Юрий} не простит мне этого, я решил бежать. Бежать же мне можно было только в одну сторону ‒ в Мэнхол {к монголам}. Велев своим 300 джур {дружинникам} либо возвращаться, либо примкнуть к Бадри, я с эмиром отправился в Сарычин {Царицын; Волгоград}. Здесь Аблас-Хин, любимый местными жителями, остался, и я с сотней его отчаянных джур {дружинников}, двинулся на Восток.
===
Эту часть летописи любой читатель воспримет, скорее всего, таким образом, что решение переметнуться к монголам у Гази-Бараджа возникло спонтанно. Однако, далее увидим, точнее между строк прочтём, что побег к монголам был запланирован им ещё в Н. Новгороде, т.е. задолго до похода на Казань.
Читаем дальше.
===
...Бату {Батыю} было не лучше, чем Ар-Аслапу {Ярославу} [в Буртасе], и он подумывал о самоубийстве, с радостью ожидаемому в ставке великого [монгольского] хана. Когда я приехал в его ставку и объявил, кто я, он не поверил, посадил в отдельную юрту и вызвал [перебежчика] старика Мергена... Наконец явился Мерген и подтвердил мою личность. Бату обезумел от радости и велел освободить моих джур {дружинников}, которых пытали, стараясь уличить меня во лжи. Несколько джур при этом умерли от невыносимых мучений. Бату, пытаясь добиться моего прощения, предложил мне за это деньги, но я ответил: “Деньги джур не заменят”. Бату тогда спросил: “Что ты хочешь от меня?” Я же сказал: “Разве ты повелитель всех татар {монголов}?” Хан смутился и, оглянувшись, сказал: “Нет, я всего лишь наместник великого хана Угятая в Кыпчаке”. На это я заметил: “Тогда я отвечу на твой вопрос Угятаю”. Мы вместе отправились к великому хану, который уже знал обо мне и о моих ответах Бату...
170
171 [Монгольский хан] Угятай встретил нас у ставки на лошади. Бату поспешил спешиться и подошел к великому хану, как провинившийся мальчишка. Тот что-то резко сказал ему, и Бату упал ниц к ногам его лошади. Я тоже спешился и приветственно поклонился...
... ... ...
Угятай неплохо говорил по-кашански, и мы часто обходились без посредника. Великий хан выразил мне свое восхищение моим ответом на предложение Бату взять деньги за погибших джур. “Ты великий хан, если сказал так! ‒ заметил Угятай. ‒ Не будь тебя ‒ я немедленно покончил бы с Бату за гибель 15 тысяч наших воинов!” ‒ “Я всего лишь эмир, ‒ ответил я, отдавая себе отчет, перед кем сижу. ‒ И я должен сказать, что похвала в устах настоящего великого хана становится еще более великой”. ‒ “Ты хочешь сесть на трон своего отца?” ‒ спросил Угятай, которому мой ответ опять понравился и окончательно расположил ко мне. ‒ “Да ‒ но только тогда, когда тебе будет угодно заключить союз со мной”, ‒ ответил я.
Я не лгал. В Джун-Кале {Нижнем Новгороде} мне приснился сон, будто я один остался на пепелище разоренного города, и, проснувшись, я понял, что сам Творец указал мне спасти страну от разрушительного столкновения с Мэнхолом. Во время поездки, увидев мощь татар, я еще более укрепился в своем решении. “Откуда идет твой род?” ‒ спросил Угятай. ‒ “От ханов хонов {гуннов}”, ‒ ответил я. ‒ “Мой род тоже идет от ханов хонов, ‒ заметил великий хан. ‒ Поэтому будет несправедливо, если ты будешь подвергаться унижениям в нашей империи”. Его глаза заблестели, он становился все более воодушевленным... Наконец он встал и сказал: “Отныне ты будешь союзником Мэнхола. Я признаю тебя эмиром Булгара и, кроме этого, общим послом наших держав на Западе”.
Этим великий хан уравнял меня с остальными Чингизидами, ибо посол государя Мэнхола выше ханов и не подвластен им. Я был единственным нечингизидом, получившим титул посла и принятым, таким образом, в правящий дом Мэнхола. Правда, дружеское расположение я встретил только у Манкая и Субятая, остальные же не скрывали своей злобы ко мне или признавали меня только из страха перед великим ханом... А он, как мне говорили, очень напоминал Чингиза ‒ особенно в моменты своих воодушевлений, когда он принимал наиболее удачные свои решения... Но такая обстановка не была тягостна мне, ибо напоминала мое ‒ привычное для меня ‒ положение в [Булгарской] Державе... Я радовался решению Угятая не по причине выгодности его лично для меня, а потому, что оно ограждало Державу от бессмысленной [её] гибели в столкновении с татарами {монголами}...
===
Немного о сне Гази-Бараджа. Так называемый тонкий мир не только слова наши слышит, но и каждую мысль нашу. И потому иной раз пытается удержать нас от глупостей наших. И через сны тоже. Вот Гази-Бараджу и показали, к чему может привести запланированная им измена. Но тот, в силу собственного двуличия, сон этот понял как команду «фас!».
Дальше.
===
Прибыв в ставку [перебежчика] Мергена, который затрясся при встрече со мной, как перед великим ханом, я тут же разослал грамоты во все концы Державы. Мой дядя Иштяк, после некоторого колебания, признал меня эмиром Державы, и я перебрался из Кызыл Яра к нему в Уфу. Хисам и Ялдау также признали меня и обещали не помогать [законному хану Булгара] Алтынбеку. Кан же {хан Булгара Алтынбек} прислал ко мне [свою] дочь ‒ Алтынчач, которая в ответ на мой вопрос о причине этого, насмешливо заявила: “Отец сказал, что ты ‒ баба, ибо изменил Державе, и поэтому свой указ об объявлении тебя мятежником поручил передать тебе мне”. Иштяк усмехнулся, я же сдержался и сказал: “Передай отцу, что спасутся только те области, которые подчинятся мне, признанному татарами {монголами}. Остальные же подвергнутся нашествию татар, и ничем помочь им я уже не смогу”... ... ...
Чтобы предотвратить опустошение многолюдных областей, я велел татарам готовиться к походу на Буляр через Башкорт.
Перед нападением ко мне приехал Юлай {?} ‒ посол верховного главы христиан Франгистана “Баба” {Папы Римского}. Оказывается, одна из грамот Беле-бея дошла до Аварии благодаря садумскому {шведскому} купцу Кендеру, и моджарские папазы {венгерские епископы} по приказу “Баба” {Папы} отправились в Державу сразу же после набега Субятая для подтверждения слухов о христианстве татар {монголов}. Бадри [Царицынский] помог им добраться от Сакланских гор {?} в [булгарский город] Банджу, которая примирилась с ним по требованию Сувар Йорты. Оттуда их вывез в [город] Буляр сеид Гали, ездивший по стране с целью добиться единства Державы {{тут есть великое желание назвать "Державу" ту Тартарией :-}}. [Хан Булгара] Алтынбек не хотел пропускать [папского посла] Юлая ко мне, но, благодаря Фатиме, он смог добраться до Уфы. Говорил я с Юлаем по-альмански [по-немецкии] и на языке моей матери ‒ байгулской сэбэрячки {польской венгерки}, и он неплохо понимал меня, ибо был моджаром {мадьяром; венгром}. А я ему сказал, что татары {монголы} подчинят все, что расположено между Державой и границей Альмании {Германии}, и что это ‒ дело решенное. И я обещал ему, как посол, что если франги {римляне} не будут противодействовать этому, то границы Альмании {Германии} татары {монголы} не перейдут... А у меня была печать великого [монгольского] хана, и я отправил с Юлаем грамоту князю Аварии с призывом мирно подчиниться Мэнхолу. И Ас-Азим {{нижегородский монах-еретик}} также говорил с Юлаем и призывал его помогать мне, как доброму к христианам эмиру... А [дядю] Иштяка настолько взволновал рассказ Юлая о жизни моджар {мадьяр}, что он стал подумывать о переселении туда после завоевания враждебной Руси...
172
173 Наконец, потеряв терпение, [монгольский хан] Угятай решился подчинить мне Буляр силой. Когда я увидел, что 80 тысяч татар и 170 тысяч кыпчаков, тюркмен и кашанцев устремились к Чишме, то заплакал, ибо знал, чем закончится это нашествие. Ведь сын доброго [монгольского хана] Угятая Гуюк жестко сказал мне, что будет воевать по татарским {монгольским} законам, то есть обращать сопротивляющиеся города в ничто. После двухнедельных боев татары из трех направлений смогли пробиться только на одном ‒ центральном, потеряв 15 тысяч бойцов. С ними ожесточенно дрались все ‒ вплоть до субашей, и я лишь смог добиться неучастия в этом своих башкортских булгар. Сарманцы пали все до единого при защите Табыл-Катау, куда ушли с моим приездом в Уфу. Манкай, пораженный их мужеством, велел сжечь их тела, что считалось высшей воинской почестью. [Булгарский эмир] Газан, пользуясь стойкостью крепости Барадж в низовье Чишмы, отошел к [городу] Джукетау {Жукотин; Чистополь} и стал там, ожидая своего часа...
На карте: вторжение монголов в Булгар.
После нашего прорыва ак-чирмыши {булгарские ополченцы} покинули восемь валов и отошли в [город] Буляр, так что [монгольский хан] Субятай смог, наконец, пройти и с этой стороны. Столица, в которой собралось не менее 200 тысяч человек, из которых 25 тысяч были вооружены, была окружена. Татары {монголы} осаждали ее 45 дней. Когда пала Хинуба, [булгарский эмир] Газан прорвал кольцо оймеков {казахов} [перебежчика] Мергена и нанес удар по тылам [монгольских эмиров] Гуюка, Байдара и Орду. Они были основательно разгромлены, и стоящий рядом Бату в ужасе отступил от города. Этим воспользовался [булгарский] эмир Бачман, бывший сардаром {начальником} осажденных. Вместе с [дочерью хана Алтынбека] Алтынчач и 15 тысячами бойцов он прорвался по образовавшемуся проходу и ушел в [город] Банджу, к [булгарскому эмиру] Бояну. Здесь они не поладили, и Боян ушел в Буртас. Бадри же, изгнанный из Сарычина {Царицына} братом Манкая Бучеком, занял Рази-Субу...
[Монгольский эмир] Субятай едва смог восстановить порядок и отбить Газана. Тяжко раненный сардар [Газан] отступил в Джукетау {Жукотин; Чистополь}, но, видя полное изнеможение курсыбая {войска}, отступил в Кашан и там скончался. Обрадованный Мерген бросился в посад Тухчи {Жукотин} и перерезал там немало купцов. Это возмутило всех, и [монгольские] ханы велели Бату разрубить тархана на части. Тот сделал это с крайней неохотой, ибо дорожил верным лично ему Мергеном. После этого татары стали заваливать землей и бревнами рвы и стены Мэн Буляра. Жители пытались помешать этому, обстреливая врага шереджирами и железными стрелами, но когда эти средства исчерпались, татары сделали несколько подходов к стенам. А я подъехал к городу и попытался уговорить жителей сдаться, но был ранен стрелой в плечо и отнесен в юрту...
... ... ...
[Крепость] Эчке-кальга держалась еще пять дней. Ее взял младший сын Чингиза честолюбивый Кулхан. Но когда он неосторожно вырвался вперед у мечети “Барадж”, сын Карабаша Миннебай Ямат выстрелил в него с минарета Сулеймана и убил наповал. Фатима бросилась с этого же минарета с сыном Алтынчач и разбилась насмерть вместе с ним...
Услышав крики татар, я с трудом поднялся и вышел из юрты. В это время 10 тысяч уцелевших от резни булярцев вывели из цитадели в поле. Гуюк требовал умертвить всех, но я при помощи Манкая и Субятая отстоял мирных. После этого тысячу бойцов в доспехах отделили от пощаженных и приготовились умертвить их. Я случайно заметил среди них Гали, нарочно отворачивавшего от меня свое лицо. На руках он держал внука, испуганно вцепившегося в него. Не помня себя, я страшно закричал ханам, показывая на сеида: “Его нельзя казнить ‒ ведь это верховный кахин {жрец; шаман} булгар. Его гибель принесет мэнхолам несчастье”. Бату ‒ из суеверного страха, а Манкай и Субятай ‒ из доброго расположения ко мне поддержали меня, и Гуюк, потрясенный моим криком, согласился пощадить сеида. Мой джура {дружинник} силой стал уводить Гали от страшного места, но он все оборачивался на обреченных и пытался приободрить их молитвой. Однако с его губ срывались лишь неразборчивые слова, вскоре слившиеся с жуткими криками горожан, на глазах которых татары стали рубить последних бахадиров {рыцарей-богатырей} Буляра. А они показались мне гигантами и долго снились по ночам, и я не встречал более равных им по мужеству бойцов ... ... ...
174
175 Кермек, однако, дали разрушить тюркменам. После гибели [их] хана они пришли в такую ярость, что, ворвавшись в эчке-калыу Буляра, изрубили [хана Булгара] Алтынбека на куски. А я тогда потерял счет дням, и [нижегородский монах] Ас-Азим сам исчислил, что Буляр пал 5 ноября 1236 года по летосчислению урусов...
[Царицынский] Бадри, между тем, встретил в Рази-Субе {?} новое посольство “Баба” {Папы Римского}. Одного посла, по его просьбе, Аблас-Хин пустил в Банджу, но [булгарский эмир] Боян перехватил его и казнил. Двое других послов, пробивающихся ко мне с ответом “Баба” {Папы}, добрались до Нур-Сувара. Я удержал их при себе...
===
И опять не могу удержатся от небольшого комментария. Во первых, к большому количеству троеточий в тексте летописи я отношения не имею. Тут все вопросы к переводчику. Разрывы же между цитатами я пометил тройными троеточиями. Во-вторых, наличие переписки «общего посла государств Монгол и Булгар» Гази-Бараджа с Папой Римским и его венгерскими епископами, да вкупе со словами Гази-Бараджа, что «татары подчинят все, что расположено между Державой и границей Альмании, и что это ‒ дело решенное... что если франги {римляне} не будут противодействовать этому, то границы Альмании татары не перейдут...», да с учётом «слухов о христианстве татар», да на фоне запланированного «завоевания враждебной Руси», которая, как не по слухам известно, была именно христианской, всё это намекает на то, что о настоящих причинах монгольского нашествия мы и на самом деле мало что знаем.
Читаем дальше.
===
Иштяк, Кул-Бурат, Бадри и Тэтэш подняли меня в цитадели Нур-Сувара [именуемой] Барынту (“Бурунда” на мэнхолском языке) на эмирский трон, и татары {монголы} стали звать меня поэтому Бурундаем {{вот ссылка на статью "Бурундай" в "Википедии": https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%91%D1%83%D1%80%D1%83%D0%BD%D0%B4%D0%B0%D0%B9 }}.
Конечно, то, что я стал зваться только эмиром, огорчило многих, но я не мог иначе, ибо титул эмира оставил по договору с Угятаем.
Мне пришлось уступить Кыпчаку и великому [монгольскому] хану [булгарские провинции] Тубджак {северный Казахстан} и Саксин {юго-восточное Поволжье} ‒ в качестве платы за гибель 20 тысяч татар и 55 тысяч тюркмен, кашамцев и кыпчаков при взятии Буляра. Я поспешил вывести татар за пределы Державы, обещав им, как союзник Мэнхола, помочь продовольствием и воинами при завоевании Руси. Лишь Манкай с 50 тысячами татар и прочих остался осаждать упорствующий Mapдан...
Так как все, что связано с врагами Мэнхола, татары запрещали, то мне пришлось переименовать курсыбаевцев в казаков, как звали хоны {гунны} самых отчаянных бахадиров {рыцарей}... ... ...
Манкай осаждал Банджу целый год, пытаясь добиться мирной сдачи этого огромного и цветущего города. Дело в том, что я, жалея народ, соглашался в случае мирного исхода дела передать [город] Банджу Бату {Батыю} для устроения здесь столицы его удела ‒ Кыпчака. Однако арбугинцы стояли насмерть, дорожа более всего на свете своей древней свободой. Во время одной вылазки осажденных был захвачен сам Бачман с сыном. Бачман был казнен Манкаем, а сына тархана мне удалось выпросить у доброго хана и оставить при себе под именем Нарыка...
На карте: планировавшееся Батыем местоположения г. Сарай-Бату.
176 ... ... ...[Дочь хана Алтынбека] Алтынчач, возглавившая банджийцев после гибели Бачмана, была замужем за сыном Бадри Буртас-Бегишем. Этот князь пал при защите крепости Барадж, из которой вывел всех жителей... Поэтому, когда Бадри явился к Бандже и предложил снохе вывод из города всех хозяев, она послушалась его и выпустила за стены до восьми тысяч суварчиев с семьями. После этого татары пошли на приступ, гоня перед собой толпы аров и сербийцев. Последние защитники Банджи, запалив город, собрались в мечети “Сабан” и были в свою очередь сожжены там татарами после их безуспешных попыток взять ее. Алтынчач, однако, не нашли. Поговаривали, что она сумела вырваться из города и ушла с отрядом бахадиров-баджанакцев {печенегов} в Башкорт, где след ее затерялся. Сыну Мергена Тазбуге приказали найти ее, но тот утонул во время перехода через Агидель со многими из своего отряда. Ходили также слухи о том, что [мой дядя] Иштяк укрыл ее, свою внучку, в Чилябе {Челябинске}, где она и умерла... Банджа была полностью разрушена за гибель 6 тысяч татар и 11 тысяч кыпчаков и тюркмен ... ... ...
На зиму было намечено совместно овладеть Русью, Канская {Муромская}, Балынская {Владимиро-Суздальская}, Джирская {Ростовская}, Джунская {Нижегородская} и Джукетунская {Устюжская} части которой должны были подчиняться и платить дань Булгару, а Галиджийская {Новгородская} и Баштуйская {Киевская} ‒ Мэнхолу. Я горел желанием расквитаться с Джурги {Великим князем Юрием} за все те беды, которые претерпел по его вине. Когда Манкай взял Кисан {Рязань}, я тут же вышел из своего лагеря в Лачык-Убе с 500 казанчиев, 5 тысячами казаков Кул-Бурата и 3 тысячами арбугинцев Аблас-Хина и без боя вступил в Джун-Калу {Нижний Новгород}. Бояры [Н. Новгорода] радостно встретили меня, ибо знали, что только я могу спасти их от ужасов войны.
===
Если честно, то я что-то подзабыл, какой кровью монголам достался Нижний Новгород. А в справочники лезть лень.
А вот какой кровью монголам достались Булгар и Русь ‒ нам сейчас сам Бурундай поведает.
===
179 ... ... ... За время боев в Державе и на Руси они потеряли 35 тысяч татар {монголов} и 91 тысячу прочих, и в сте́пи [на отдых после боёв] вышло 45 тысяч татар и 79 тысяч прочих.
А при взятии Буляра было убито 400 тысяч булгар,
при взятии Банджи ‒ 80 тысяч булгар,
при взятии Кисана {Рязани} ‒ 70 тысяч ульчийцев {славян},
при взятии Балына {Владимиро-Суздальской Руси} ‒ 360 тысяч ульчийцев {славян},
при взятии Казиле {Козельска} и Батавыла {Путивля} ‒ 100 тысяч ульчийцев {славян}.
После этого в Державе {Булгаре} осталось 1 500 тысяч булгар и 750 тысяч аров, сэбэрцев, урусов и сербийцев,
а в Кисане {Рязани} и Балыне {Владимиро-Суздальской Руси} ‒ 4 500 тысяч ульчийцев {славян} и 600 тысяч аров...
===
На том ‒ всё.
А про то, как булгары и татары\монголы по Руси зимой ходили, да по каким дорогам, ‒ кому не страшно сами читайте. А с меня и первого прочтения хватило.
Моисеич, Корела, ноябрь 2017 г.
Оценили 18 человек
36 кармы