В этом году исполнилось ровно 140 лет одной из наиболее знаменитых русско-турецких войн — войне 1877-78 годов.
Началась она с обнародования соответствующего императорского манифеста 24 (12 по старому стилю) апреля, но основные события произошли уже во второй половине 1877 года. А окончательная развязка пришлась как раз на эти холодные осенне-зимние месяцы. Нынешний юбилей оказался не так уж избалован вниманием СМИ, и ТАЙМЕР по мере возможности попробует напомнить уважаемым читателям о главных событиях того великого и трагического времени. По большому счёту, заключены они в двух ёмких словах, в каждом из которых сконцентрированы всё человеческое величие и всё человеческое страдание: Плевна и Шипка. Именно им будет посвящена основная часть небольшого юбилейного цикла статей.
Памятник болгарским ополченцам в городе Болград Одесской области
Война эта не чужая для нашего региона. Тогда Одессе выпала судьба в очередной раз стать тыловой базой русской армии. К слову, главный бульвар Жемчужины у моря получил наименование Николаевского в честь главнокомандующего дунайской армией великого князя Николая Николаевича Старшего (впрочем, в данном шаге было много сахарного верноподданства и мало искреннего восхищения дарованиями его высочества за отсутствием таковых). Множество офицеров и нижних чинов, обессмертивших себя в той тяжёлой схватке на Балканах, являлись уроженцами южных губерний, т. е. современной Украины. Болгары, населяющие Бессарабию, самым непосредственным образом приняли участие в боях, сформировав добровольческие отряды. Да и прежде Одесса для болгар выполняла ту же функцию, что для греков полувеком ранее — важного организационного центра в борьбе за независимость от Турции.
Разумеется, помимо дунайского, был ещё один театр военных действий —кавказский, где тоже было предостаточно героизма и драматизма. Однако война эта ассоциируется в первую очередь с Балканами по одной простой причине: главной её целью было освобождение болгарского народа от того, что здесь называют «османское иго», а в Болгарии частенько именуют «турско робство». Вероятно, кампания 1877 года была одной из самых благородных наступательных войн, которые когда-либо вела Российская империя.
Конечно, не следует списывать все мотивы этой войны исключительно на братские славянско-православные чувства русских к болгарам. Однако и преуменьшать их не надо. Жестокая резня мирных жителей, которую учинили черкесы и башибузуки (иррегулярные головорезы на службе падишаха) в болгарских районах, примкнувших к Апрельскому восстанию против турецкого владычества в 1876 году, возмутила даже обывателей Западной Европы, а ведь им несвойственно чувство культурного или кровного родства с болгарами. Российское общество требовало обуздать османскую жестокость и прийти на помощь Сербии с Черногорией — эти (опять-таки славянские и православные) княжества, формально признававшиеся зависимыми от Стамбула, осмелились выступить против него в том же 1876-м, защищая восставших христиан Герцеговины, но превосходящие силы турок довольно быстро сокрушили сербскую армию. Таким образом, война 1877 года отчасти носила характер, говоря современным языком, «гуманитарной интервенции».
К. А. Савицкий. «На войну»
Впрочем, на неё рискнули не сразу. Министерство финансов, пуская скупую слезу над государственной казной, ратовало за мир, пусть и ценой позора. Российский МИД во главе с престарелым князем А. М. Горчаковым, которого в нынешней РФ посмертно наделили лаврами чудо-дипломата, тоже на войну не спешил и упирался так, будто драться должен собственноручно. МИД опасался вражьих происков, особенно Австрии и Англии (куда же без неё) — и это было разумно. Хуже, что силу и решимость врагов доблестные рыцари фрака и цилиндра сильно преувеличивали. Даже своевременно умаслив обоих оппонентов выгодными им секретными соглашениями, дипломаты по привычке продолжали волноваться. Работники же министерства погон и шинелей насчёт врагов были солидарны с нервным МИДом, однако в качестве действенного средства посильнее впечатлить потенциального противника предлагали полный разгром Турции. Кроме того, военные справедливо полагали, что в Англии поединка с Россией боятся как минимум не меньше, ибо схватка на суше — не лучший козырь моряков-британцев.
Решающее слово, что неудивительно, осталось за самодержцем. Александру II как почти чистокровному немцу были чрезвычайно близки идеалы славянского братства; бросить своих в беде он не смог и отдал приказ о мобилизации. Роль царя в принятии решения об освобождении Болгарии трудно переоценить. Александр — воистину уникальный правитель, вошедший в историю сразу двух народов с прозвищем Освободитель: первый раз этот почётный титул он получил от русских за ликвидацию крепостного права, второй раз — от болгар за избавление от османского ярма.
Монументы в честь императора Александра II в столице Болгарии
В целом, разновекторные силы в российском руководстве пришли к компромиссу: война должна стать как можно более скоротечной, ибо в любом случае фактор времени играет на руку султану. А турецкий солдат был вовсе не шуточный противник. На бытовом уровне сплошь и рядом о русско-турецких войнах можно услышать легенды в лубочном духе «православный русский воин, не считая, бьёт врагов». Это, мягко говоря, не слишком верно даже по отношению к суворовским временам. И тем более к 1877 году.
Легенды о том, что турки одолевают сугубо числом, уходят ещё в Средние века, когда на изумление закованным в броню рыцарям османы начинают ненасытно поглощать огромные территории в Азии, Европе и, позже, Африке. Уже в те времена христианские хронисты обозначают совершенно фантастические цифры участвующих в сражениях турок и не менее фантастические сведения об их потерях. Особенно учитывая тот факт, что массу битв с разноплеменными «гяурами» правоверные выигрывали. Таким образом, красочно расписывая якобы чудовищный урон врага, европейцы зализывали раны уязвлённого самолюбия. А османы гвоздили этих уязвлённых направо и налево, пока не создали колоссальную по размерам и могуществу империю. Тем не менее добрая традиция представлять турецкое войско как сверхогромное, а также приписывать ему колоссальные потери как в случае поражения, так и в случае победы, благополучно прижилась. Отчасти это объясняется стремлением самих турок запугать врага ещё до битвы, распуская слухи о своей чрезвычайной многочисленности.
Опять-таки существует распространённое мнение, что после падишаха Сулеймана Кануни (Законодателя, или Великолепного в нашей традиции) военные мускулы Блистательной Порты стали резко дряхлеть. Однако же второй раз после Сулеймана турки оказались под Веной в 1683 году, и лишь сплочение сил центральной Европы отвело эту смертоносную угрозу. Турция и дальше сражалась с целой коалицией сильных держав, от России до Священной Римской империи (попросту — могучей тогда Австрии), и уступила не так уж много.
Венская битва 1683 года
Но XVIII век стал эпохой военной деградации Порты. Правда, в первой половине этого столетия туркам порой удавалось одерживать победы над войсками обеих империй о двух орлиных головах — и Австрийской, и Российской. Ну а затем две русско-турецкие войны показали, что османы уже не те. И хотя их легендарные победители Румянцев и Суворов, имея пред собой образцы европейского мифотворчества, изрядно преувеличивали численность противостоящей им турецкой армии и её урон (преуменьшая свой), военная отсталость Османской империи была очевидной. Собственно, благодаря ей Северное Причерноморье ныне входит в состав Украины, а не Турции.
Стратегия и тактика османов себя безнадёжно изжили, армия нуждалась в коренных преобразованиях. Надо отдать должное туркам — они проводили необходимые реформы, хоть и по-восточному лениво. Разбитые сначала гениальным Кутузовым, а затем блестящим Дибичем в первой половине XIX века, османы к Крымской войне (1853-1856) смогли выставить против России прилично подготовленное воинство, которое достойно проявило себя в оборонительных боях на «родном» Дунае и в отдалённом Крыму. А к 1877 году турки располагали добротной армией, неплохо обученной и отлично экипированной. Например, стрелковое оружие американского и английского производства, состоявшее на её вооружении, качественно превосходило импортные винтовки Крнка и Бердана в армии русской.
Слабым местом турецкого войска долгое время был офицерский и генеральский корпус. Теперь же появился ряд талантливых военачальников, вроде Сулеймана-паши, Мехмета-Али-паши (он же Карл Детруа) и Мухтара-паши, прославившегося на кавказском фронте. Настоящей звездой на небосклоне жестокого военного искусства стал Осман Нури-паша. Собственно, звезда эта разгорелась именно в Плевне — до того мало кто ожидал от Османа такой прыти. Конечно, у него была репутация отважного и умелого командира. Но трудно было представить, что за короткое время этот решительный человек своим талантом и самоотверженностью, быстрыми маршами и блестяще организованной обороной сумеет затянуть войну на полгода. Для него падишах расщедрился на почётные титулы — «Гази» («Победоносный») и «Лев Плевны». Кроме того, Осман заслуженно получил звание мушира (маршала). Для турок «Марш Османа-паши», славящий доблесть защитников Плевны и их предводителя, стал великой патриотической песней — нечто вроде русского «Варяга».
Турецкие полководцы: Осман-паша и Мехмет-Али-паша
Впрочем, с другой стороны нашлось сразу два человека, не уступающих в дарованиях Осману. И до кампании 1877 года в них тоже верили немногие. Один из этих титанов был Иосиф Владимирович Ромейко-Гурко, первоклассный стратег и тактик. Этого человека стальной воли и кипучей энергии порой называют «генерал-спартанец» за бесстрашие, аскетический образ жизни на биваках и умение излагать свои мысли кратко, чётко и ясно. Спокойный и жёсткий, он, не прилагая особых для того усилий, умел внушить душевный трепет даже старшим по чину. А для солдат этот внешне суровый человек был воплощением гуманизма. Воинские соединения, переданные под начало Гурко, в относительно короткое время становились образцовыми. Его нередко недолюбливали коллеги-генералы, зато им восторгались нижние чины, в том числе за умение питаться одними сухарями и ночевать на шинели в холодной палатке, если уж солдаты вынуждены терпеть аналогичные лишения. Звание фельдмаршала сокрушителю турок всё-таки дали, но много позже — перед самой отставкой, для приличия. Кстати, судьба Гурко тоже связана с Одессой: в январе 1882 он будет назначен временным одесским генерал-губернатором и командующим войсками Одесского военного округа и прослужит на этом посту почти полтора года.
Лавры русского героя-полководца этой войны также заслуженно носит Михаил Дмитриевич Скобелев. Порывистый, порой несдержанный, позёр и франт, стильно одетый и сладко надушенный даже на фронте, в своей отваге он просто не знал удержу. Он умел преподнести себя прессе: образ «Белого генерала» во главе атакующих войск на неизменном белом коне и часто в белом мундире стал, как сейчас сказали бы, отличным пиар-ходом. При этом в случае необходимости Скобелев демонстрировал потрясающую выдержку и хладнокровие. Его полководческое чутьё было близко к совершенству, из-за чего «благодарные» чиновники от войны первые роли в походах предпочитали отводить не ему. Впрочем, огромные дарования и в какой-то мере нескромность позволяли генералу самому выдвигаться на первые роли. Человек тонкой душевной организации, вне боя он искренне переживал о судьбах бросаемых под пули и сабли людей; в бою же был твёрд и неколебим. Будучи человеком богатым, заботился о быте своих солдат, учитывая всё, вплоть до мелочей. Многочисленные критики яркого и удачливого военачальника высмеивали его склонность к «интендантству», однако солдаты, избавленные щедрой предусмотрительностью Скобелева от голода и обморожений, обожали своего командира.
Русские полководцы: И. В. Гурко и М. Д. Скобелев
Увы, как это нередко бывает, лучшие полководцы обеих сторон оказались во власти худших. Во главе действующей на Дунае армии император Александр II поставил своего брата Николая, на Кавказе руководил брат Михаил. Крупным соединением, отправленным блокировать мощнейшие турецкие крепости, командовал сын царя Александр Александрович, будущий Александр III. Сам государь также прибыл на фронт — по собственным словам, не для того чтобы вмешиваться в командования, а для поощрения отличившихся и поддержки раненых. Все эти кадровые решения император мотивировал стремлением продемонстрировать, что правящая династия не осталась в стороне от борьбы за свободу балканских славян и лично подаёт примеры доблести. Но, как показало скорое будущее, лучше бы не подавала — за исключением Михаила Николаевича, «курировавшего» кавказское направление.
А на Дунае предпочтительнее других, пожалуй, зарекомендовал себя цесаревич Александр: мудро подозревая в себе ограниченные способности, он всю войну деликатно топтался неподалёку от мощнейшей линии крепостей Рущук — Силистрия — Шумла — Варна, преграждавшей путь в Восточную Болгарию. Зато не мешал толковым командирам, что позволило им более-менее удачно отразить попытки турок перехватить инициативу на этом фланге. Так обе стороны дождались прекращения огня, после чего защитники крепостей с чистой совестью прекратили сопротивление. Не подставившийся под разгром цесаревич получил от довольного папеньки почётнейший орден св. Георгия II степени, а заодно св. Владимира I степени и золотую саблю, усыпанную бриллиантами. Главным же недоразумением русской армии стал главком Николай Николаевич, обладавший недюжинной полководческой бездарностью и творчески сумевший доставить вверенным ему войскам немало бед. За что впоследствии венценосный брат наградил его высшим полководческим орденом Империи — Георгия I степени.
Правда, обо всём этом станет известно позже. А пока в солнечные апрельские дни 1877 года с первым шагом русских полков, отправляемых на Дунай, император Александр делает первый шаг к небывалому титулу дважды Освободителя, а Болгария — к собственной независимости.
Автор: Владислав Гребцов
Оценили 15 человек
16 кармы