В прошлой главе произошли трагические события. Сара тяжело заболела, и ее увезли в больницу. Элис обнаружила в своем гардеробе тубу из-под лекарств, чем-то наполненную. Еще 2 недели назад ее там не было! Элис отнесла тубу в фармацевтическую лабораторию матери, попросила проверить, что внутри и вернулась домой. Из дома ее забрали и поместили в каюту, ничего не объясняя. Потом к ней пришли адвокат и брат Петр и предъявили обвинение в отравлении Леи и попытке отравления Сары сульфатом таллия. Старшие жены показали, что видели, как Элис подсыпала что-то в молоко для Леи и носила ей попить. Нашлись и следы таллия в доме Элис, в ее комнате и гостиной. Состоялся суд. Улики, как казалось, указывали только на нее, но Элис твердо заявила о своей невиновности. Помимо прочего, Сара подкинула брату Давиду видеозаписи с Полем, который пытался увидеться с Элис, дежурил у ее дверей, а то, что он сбежал - указывало, по мнению Сары на то, что именно Поль - отец ребенка Элис. Элис приговорили к смертной казни, без отсрочки выполнения приговора.
Убитая горем, согнувшаяся под непосильной ношей, мать Элис шла по коридору, заботливо поддерживаемая Анной. Вдруг она остановилась. Выпрямилась. И, бормоча вполголоса:
- Надо успеть. Скорее, скорее, я должна успеть! – побежала по коридору. Анна – за ней.
- Анна, куда ты? – услышала она окрик мужа, остановилась, обернулась. Они с госпожой Фаиной успели отбежать уже метров на сто, а Анна была близорука. Ей показалось на мгновение, что около входа в зал собраний, где судили Элис, стоят три гранитных памятника – ее муж, Старший отец Давид и брат Петр. Она, неожиданно для самой, присела в книксен, повернулась и побежала догонять госпожу Фаину. На повороте она еще раз оглянулась – три «каменных глыбы» как стояли, так и остались стоять, глядя им вслед.
- Госпожа Фаина, вы не бегите так! – Анна с трудом догнала госпожу Фаину. – У вас же сердце…
- Надо успеть, Анна, надо успеть! Зачем мне мое сердце без Элис? – тяжело дыша, произнесла Фаина.
- А куда мы? – Анна еле поспевала за старшей женой, но та только бормотала про себя:
- Надо успеть, надо успеть… - и бежала все дальше по коридорам корабля, не обращая внимания на удивленных прохожих. Вот они вбежали в лабораторный блок. «Наверно, она к себе на работу», - догадалась Анна, но госпожа Фаина пробежала мимо входа в свою лабораторию и, тяжело дыша, остановилась у люка со знаком «Радиация». Набрала код, вошла внутрь, Анна, оглядевшись по сторонам – за ней. Не здороваясь с изумленными ее появлением сотрудниками, мать Элис подошла к сейфовой двери в конце помещения и, вытащив из кармана магнитную карту, приложила ее к замку. Дверь начала открываться. Фаина вошла внутрь, Анна, краем глаза наблюдавшая за замершими лаборантами, вошла за ней. А госпожа Фаина уже открывала один из сейфов, с надписью «Радиационная опасность! Открывать запрещено!»
«Свихнулась!» - мелькнуло в голове у Анны, она попятилась к выходу, но уйти ей не удалось – дверь автоматически закрылась.
- Ой! – только и сказала Анна, с ужасом глядя, как Фаина открывает сейф, достает один из контейнеров и спокойненько его вскрывает.
- Не бойся, тут нет ничего опасного, - быстро сказала Фаина, вынула из вскрытого контейнера тубу из-под лекарств в пакетике и сунула ее себе в карман. – Бежим!
«Не свихнулась!» - обрадовалась Анна и спросила вслух:
- А куда бежим?
Они уже вышли из сейфовой комнаты.
- Здравствуйте, - спокойно сказала Фаина сотрудникам лаборатории.
- Добрый день, госпожа Фаина, - проблеял один из братьев, остальные бодро закивали головами, несколько женщин даже изобразили подобие улыбки.
У выхода Фаина остановилась.
- Так, Анна. Он не захочет мне сказать, где он… Набери кабинет Давида и узнай у Ионы, или кто там, где брат Давид… Скажи… скажи, что… что тебя бьет муж, и ты хочешь это обсудить.
Сотрудники лаборатории навострили уши. Анна растерянно сказала:
- Но… он же меня не бьет…
- Да? Ну скажи что-нибудь еще, что угодно! Скорее же!
- Я никогда туда не обращалась…
- Давайте я свяжусь! – к ним подошла высокая дородная женщина со светлыми волосами, заплетенными в толстую косу. – Госпожа Фаина, вы хотите узнать, где сейчас Старший отец?
- Да, Агния, помогите…
Госпожа Агния, научный руководитель фаронских проектов по ядерной физике, отодвинула трепещущую Анну и без всякого стеснения набрала приемную брата Давида, предварительно отключив видеосвязь.
- Брат Иона вас приветствует, - раздался голос брата Ионы. Он был, как обычно, спокоен и бесстрастен. Агния отключила и громкую связь, поднесла к уху трубку.
- Брат Иона, здравствуйте. Это госпожа Агния, из лаборатории ядерной физики… А брат Давид сейчас у себя? Да, я хотела бы к нему заглянуть… Да, я понимаю, но дело неотложное. Нет, это еще и секретное дело… Да, и я рада решить его с вами, но, увы… Да, если возможно… благодарю вас… - и, отключив связь, повернулась к матери Элис. – Госпожа Фаина, он у себя в кабинете, буде ждать меня, в течение ближайшего часа никуда не уйдет. Идите!
- Спасибо… - мать Элис со слезами на глазах поблагодарила госпожу Агнию
- Идите, идите! – Агния обернулась к замершим от невиданного зрелища – их начальница только что солгала – и кому? Брату Ионе, секретарю Старшего отца! – А вы, господа, молчок! И давайте работать, негоже отвлекаться!
Через полчаса брат Иона тихонько постучал в дверь Старшего брата Давида. Не услышав ответа, приоткрыл дверь и заглянул внутрь. Увиденная картина побудила его ретироваться назад, но «сзади» было еще хуже. И он рискнул. Втянув голову в плечи и старательно отводя глаза, он тихо позвал:
- Брат Давид! Простите за беспокойство, но очень срочно, очень…
Давид поднял голову и тяжелым, недобрым взглядом посмотрел на Иону, прищурился, тряхнул головой и выпил остаток жидкости из молочной кружки. Он надирался. Старший отец Давид сидел за своим столом перед наполовину опустошенной бутылкой строго запрещенной у фаронов водки «Имперская». Водка была хороша. Рюмок не было, пришлось пить из чашки.
Брат Давид с непривычки опьянел, но не настолько, чтобы получить полную анестезию от пережитого кошмара. Он убил любимую жену… да, да, да…он убил жену и ребенка… Да к черту, что она отравила Сару – туда Саре и дорога, сам бы отравил эту змею… Но Лея… это был бред – Элис не могла так поступить… но обе – обе – и Эсфирь, и Сара так складно рассказывали о том, как Элис подсыпала отраву… И эта история с псом… и письма… и Поль, чертов урод, куда он сбежал? Но самое ужасное – это следы таллия, там, где она наливала молоко, и в ее шкафу… Присяжные, о! Эти светочи мысли и светильники высокой морали! Да, да, да! Пусть она все лгала, пусть лгала… она сошла с ума, раз так поступила… Ее надо лечить, а не убивать! Что он, Давид, наделал? Только он мог подать на апелляцию, как муж Элис, но он был Старшим отцом, примером для подражания, черт бы подрал их фаронские порядки! Он налил себе еще и выпил.
- Что?
- Брат Давид, там… э… мать Элис, просит принять ее…
- Нет. Я не могу. Я не могу!
- Брат Давид, я понимаю, я так и сказал, но она настаивает. И... там все больше людей собирается, лучше бы избежать огласки…
- Где собираются? Кто?
- Э… У дверей, в коридоре… Разные люди, из нашей семьи… Лучше бы впустить ее… Если позволите…
- Она что – голая?
- Нет!
- А что тогда собираются? – и Давид истерически захохотал, представив в коридоре голую тещу.
Брат Иона запунцовел.
- Вы сами взгляните, - пробормотал он.
Давид криво ухмыльнулся, встал из-за стола, покачнулся и, поддерживаемый кинувшимся на выручку Ионой, вышел в приемную, Иона отпустил на минутку качающееся начальство, хлопнул по кнопке открывания двери и поднырнул под руку Давида как раз в тот момент, когда тот, пытаясь с достоинством шагнуть вперед, потерял равновесие. Люк открылся, и Давид увидел нечто невообразимое для фаронского сознания: посреди коридора, прямо перед люком, на коленях, стояли две женщины, одна – госпожа Фаина, а вторая была ему смутно знакома, но он не помнил ее имени.
Справа и слева вдоль коридора собиралась толпа. К всеобщей радости, добавилось еще и лицезрение главы семейства в странном состоянии потери равновесия. Фаронов можно было понять – в их светлой незамутненной жизни подобные события случались крайне редко. Никогда не случались, если уж совсем точно.
Когда люк открылся и Фаина увидела зятя, она быстро поползла внутрь на коленях, Анна – за ней. Давид, поддерживаемый Ионой, отшатнулся и попятился, они задели стол Ионы и, не удержавшись на ногах, оба рухнули на пол. Фароны, заглянувшие внутрь, вместо того, чтобы закрыть люк и разойтись по своим делам, заняли весь дверной проем и таращились на происходящее – брат Иона уже вскочил и пытался поднять Давида, но тот, решив, что разговаривать стоя перед коленопреклоненной тещей неудобно, сам встал на колени и, заглядывая госпоже Фаине в лицо, спросил:
- Что вы хотели?
Госпожа Фаина выпрямилась и, с изумлением глядя на зятя, сказала:
- Господин Давид, умоляю, выслушайте меня! У меня есть свидетельство – улика, которую я не предъявляла, я боялась, что это повредит дочери, но сейчас… ей больше навредить невозможно! Вы… вы подарили мне новую жизнь, вы оплатили операцию на моем сердце… но зачем мне моя жизнь, если доченька умрет? Умоляю вас, вот новая улика, прошу вас, отложите исполнение приговора!
- Н-новая что?
- Улика…
- Иона! Люк закрой!
Иона начал было подниматься на ноги, чтобы пройти к люку, но его осенила мысль: как же так – он, секретарь, будет стоять на ногах, пока Старший брат – на коленях? Иона опустился на пол и, поразмыслив, на четвереньках направился к люку. Ошалевшие счастливчики в дверях молча взирали на происходящие, тогда как задние ряды, обуреваемые нечестивым любопытством, толкали впереди стоящих и нетерпеливо вопрошали:
- Ну что там, что? Скажет кто-нибудь, что происходит?
«И даже женщины тут! - с особым чувством отметил старшина общины брат Петр, пробиваясь сквозь толпу. – Совсем одичали во время путешествия! Никакого почтения!»
Да, люди не стремились расступиться перед братом Петром. Наконец, используя весь свой авторитет и силу, ему удалось войти в кабинет – как раз тогда, когда брат Иона, стоя на четвереньках, протягивал руку к кнопке закрывания люка. Старший отец Давид полулежал, удобно подпирая голову рукой, и слушал рассказ стоящей на коленях перед ним госпожи Фаины. Алая от смущения госпожа Анна в той же позе была рядом.
- А, Петр! Заходи. Слушай, хоть ты дверь закрой! – Давид приветливо помахал старосте. Единственное, что брат Петр осознал в этот момент – это что нужно «очистить зал» от зрителей. Он повернулся спиной к живописной группе и начал выпихивать за порог любопытных:
- Братья, братья… тьфу, и сестры, выходите, у всех сегодня тяжелый день! Дайте нам разобраться, уходите, выходите! - Наконец, когда последний фарон оказался за порогом, Петр закрыл люк и обернулся. – Что происходит? – спросил он сдавленным голосом.
- Госпожа Фаина, расскажите Петру еще раз, пусть послушает! Садись, брат!
Брат Петр подумал и, подойдя к начальству, уселся на пол, скрестив ноги по-турецки.
- Брат Петр, простите меня, но речь идет о жизни моей Элис, - госпожа Фаина протянула Петру тубу в пакете. – Несколько дней назад, как раз когда госпожа Сара попала в больницу, ко мне на работу пришла Элис, принесла вот это и сказала, что нашла тубу у себя в гардеробе, в обувном ящике. Она сказала, что не клала ее туда. Сказала, что не понимает, что происходит, и что ей страшно. Попросила проверить, что это – она думала, что кто-то подбросил ей наркотик или пытается таким образом его укрыть. Я оставила тубу у себя, Элис ушла. Когда я осталась одна, я провела анализ и определила, что внутри – сульфат таллия. Как раз то самое вещество, которым, как позже выяснилось, отравили Лею и Сару. Господин Петр, вы проверяли мою лабораторию – таллий был, но не так много, чтобы отравить двух женщин. И расход его соответствовал расходу в единственном проведенном нами эксперименте. И вот – посмотрите, проверьте сами – этим количеством можно десяток человек на тот свет отправить! Откуда он здесь, на корабле? Получается, что кто-то взял его с собой с Земли? Но… господин Давид, тогда это не Элис! Она была школьницей, не помышлявшей о замужестве, когда мы улетели! У нее не было врагов!
- А почему вы скрыли этот факт, Фаина? – строго спросил Петр.
- Я так боялась, что это повредит дочке, ведь это она принесла мне тубу… и можно увидеть по видеозаписям в коридоре, как она идет ко мне… Показания старших жен… все, все указывало на Элис! Но теперь? Что может ей повредить? А может быть, выяснится правда! Умоляю вас: отложите исполнение приговора! Этот флакон нужно обследовать на следы ДНК. Здесь наверняка будут отпечатки Элис, моих следов, скорее всего, не будет – я работала в перчатках. Но вдруг обнаружится еще чья-то ДНК? Умоляю, не откажите, не торопитесь… - И тут слезы вырвались наружу. Несчастная мать зарыдала. Анна обняла ее, утешая, и умоляюще посмотрела на Давида.
Давид вскочил и, чуть не растянувшись, вошел к себе. Анна прислушалась.
- Это Старший отец Давид. Я решил подать на апелляцию. Да… да… сейчас зафиксирую. Прошу прислать ко мне судью и адвоката. Появились новые данные, нуждающиеся в проверке.
Элис было совсем худо. У нее снова ужасно болела голова. Снова каменный живот. Малыш притих, наверное, и ему было плохо. Она лежала на боку, уставившись в стену. Мир рухнул. Ее, невинную, осудили за чужое преступление! И никто не вступился, никто, даже муж поверил в ее чудовищную вину… Значит, на свете нет справедливости… значит, нет. Устав метаться по камере, бедняжка легла и просила теперь у Бога только одного – чтобы все быстрее закончилось, и чтобы они с малышом ушли в свой вечный дом, к своему настоящему Отцу. Потом перестала и просить – голова раскалывалась, и она могла только постанывать, так ей было плохо.
Вечером к Элис вошла врач. После суда она, подобрав подходящие лекарства, сделала срочный заказ в фармацевтической лаборатории. Через полчаса ей пришел ответ – лекарства готовы, но им запрещено передавать что-либо для осужденной Элис. «Кто запретил?» - отправила вопрос врач. «Брат Петр».
- Возмутительно! – госпожа Дамарь (так звали лечащего врача Элис) потерла виски, стараясь успокоиться. Потом набрала кабинет брата Петра, никто не ответил, вызвала на связь его отсек – да, он был на месте, обедал в кругу семьи.
- Простите, брат Петр, что отрываю вас… но не могу поступить иначе, - голос ее дрожал от негодования.
- Да, что у вас? – брат Петр зашел в свой кабинет, чтобы не мешать обедающим.
- Фармацевты не отдают мне лекарства для Элис. Сказали, что это – ваше распоряжение.
Брат Петр, оторванный от обеда, и так-то имел не самый радужный вид, но после этих слов он посуровел и нахмурился:
- Да, это я распорядился.
- Почему? – выдохнула Дамарь.
- Думаю, что ей следует помучиться за совершенные ей преступления. Мы, знаете ли, не дикари, мы на электрический стул не сажаем. Она и не заметит, как умрет. А перед смертью пусть осознает, каково было ее жертвам.
- А как быть мне? Я – ее врач. Как быть мне?
- Вам? А вам-то что за дело? Считайте, что ее уже нет, – и брат Петр потянулся к кнопке отбоя.
- Нет, нет, нет, подождите! Она жива, ее камера подключена к медблоку. И ей очень плохо, я это вижу. Послушайте, мы, врачи, даем клятву Гиппократа, мы обязаны оказывать медицинскую помощь любому человеку. Как же так – я, врач – в одной ситуации буду верна этой клятве, а в другой – не буду? И… кроме того, я не одна вижу, что происходит в камере Элис…
Последний аргумент заставил Петра аж закашляться. Да… страсти и так накалились, надо бы притушить пожар… Выдержав паузу он, погладив бороду, пробормотал:
- Да, возможно, я погорячился. Я отменю свое распоряжение, можете отнести лекарства.
- Спасибо, брат Петр! – но брат Петр уже сбросил вызов. Отобедать ему так и не удалось, так как позвонил начальник охраны и попросил взглянуть на собирающийся народ в коридоре у кабинета Старшего отца. Брат Петр взглянул и, оставив недоеденную отбивную остывать на тарелке, побежал к Старшему отцу.
Госпожа Дамарь внесла ужин в камеру Элис. Та даже не пошевелилась – лежала, повернувшись к стене. Врач поставила поднос на стол, наклонилась над Элис. Глаза ее были закрыты.
- Элис? – позвала ее врач, - Элис!
В ответ женщина тихо застонала. И Дамарь взялась за дело. Ощупала живот, измерила давление, ужаснулась. Налила в кружку воды из крана, аккуратно повернула Элис на спину.
- Элис, надо выпить лекарство!
- Зачем? – еле слышно спросила Элис. Врач с жалостью смотрела на нее – казалось, Элис постарела на десяток лет за этот день. – Все одно…
Госпожа Дамарь вздохнула:
- Элис, у тебя серьезная угроза преждевременных родов. Надо выпить лекарства.
- Так хорошо же… - прошептала измученная женщина, - пусть он родится, хорошо же… Его же не убьют, когда он родится? Его же точно не за что, раз он еще не жил?
- Элис, для того, чтобы выходить недоношенного младенца на твоем сроке, нужна специальная реанимация. У нас такой нет на борту корабля. Он умрет, если родится сейчас. Если бы ты видела их, родившихся в шесть месяцев – скелетики, обтянутые кожей…
- Значит, все одно…
- Нет, не «все одно»! Элис… Мне сложно представить себя на твоем месте, но я бы боролась за каждый день жизни ребенка внутри тебя. Послушай. Скоро мы «выпрыгиваем» из подпространства на Эльдорадо. У них есть возможность спасти такого недоношенного ребенка. Тебе нужно тянуть до Эльдорадо. Ты слышишь меня?
- А… если они придут раньше?
- Элис, все может быть. Может быть, они придут раньше, - госпожа Дамарь старалась не разреветься от жалости, - но ты… ты должна сделать все, от тебя зависящее – дай малышу шанс! Элис?
«Господи, что я делаю? Зачем я ее мучаю? Ей же все равно умирать» - спрашивала про себя Дамарь, протягивая женщине таблетки.
- Это яд? – криво улыбнулась Элис.
- Нет, что ты! Что ты! Хочешь, я сама… вот смотри, я сейчас разделю их и от каждой съем кусочек…
- Не надо, давайте, я выпью! – Элис протянула руку, госпожа Дамарь помогла ей приподняться.
Через полчаса Элис отпустило – головная боль притупилась, живот стал мягким. Даже малыш толкнулся ножкой. Ей очень хотелось спать. Она улыбнулась своему врачу и отключилась. Госпожа Дамарь, вытирая слезы, вышла из камеры и… наткнулась на брата Петра.
- Как она? – спросил Петр.
Госпожа Дамарь только покачала головой.
- Я приду к ней завтра, буду наблюдать, если вы не возражаете…
- Не возражаю, - услышала врач неожиданный ответ.
«Совесть проснулась», - подумала она и пошла к себе.
Пять громадных кораблей устаревшего типа «Ковчег» подплывали к планете «Эльдорадо» - крупному перевалочному пункту на границе зон влияния Империи русских и Демократии. Трюмы были под завязку забиты грузами – посадочный материал, грунт, строительная и сельскохозяйственная техника для освоения новых планет и обустройства колонистов. В систему Цирцея везли никелиевые болванки, для Эльдорадо - игровые автоматы для казино. На освободившееся место уже был контракт – в трюмы перегрузят посылки со сломавшегося почтовика. Это была большая удача – перевозку почты Демократия оплатит по тарифу и, может быть, удастся договориться на бартер – топливо для кораблей по оптовой цене.
Айзек Смит вел к Исходу последнюю экспедицию. «Все, все, это – предпоследняя стоянка, заправляемся, грузимся, потом еще одна – и мы дома. Устал. Всю жизнь Моисеем работаю… или паромщиком…тут еще эта история с девчонкой брата Давида. Как некстати. В последний мой перелет!»
Рано утром Элис разбудил звук открывающейся двери. Она проснулась мгновенно. Животный ужас охватил ее, она села на койке и забилась в дальний угол. Колотилось сердце, пот выступил на лбу и, собираясь капельками, тек по посеревшему от ужаса лицу. Вошел помощник Давида брат Иона. В руках он нес… поднос с завтраком. Молча поставил его на стол, не глядя на Элис, забрал почти нетронутый ужин и вышел.
Элис тяжело задышала. Значит, раз принесли завтрак – не сегодня, значит – не сегодня… Прошло уже трое суток с того ужасного дня, когда состоялся суд. К ней никто не приходил, кроме врача и брата Ионы. Госпожа Дамарь деловито осматривала ее, давала таблетки и уходила только после того, как она их принимала. И Дамарь, и Иона были немногословны. Элис пыталась узнать, как ее убьют – но никто не ответил, и она перестала спрашивать. Она тянула время до Эльдорадо. Когда они выйдут из подпространства, она перестанет пить таблетки и, возможно, давление вызовет преждевременные роды. И малыш, может быть, родится живым. И его, может быть, перевезут на Эльдорадо…. Столько «может быть»… но надеяться ей было больше не на что.
Но они пришли раньше. Они пришли через двое суток после швартовки «Ковчега» к внешнему пирсу «Эльдорадо». И схваток не было. Они вошли – Иона и двое братьев, давеча тащивших ее в камеру. Подноса с завтраком у Ионы не было… Элис только обхватила руками живот, пытаясь защитить малыша. Она смотрела на них, как затравленный зверек, несчастная, запуганная обреченная на смерть женщина. Братья молчали.
- Госпожа Элис, - хриплым голосом произнес Иона, - проследуйте за нами.
Элис покачала головой и вжалась в стену около койки.
- Госпожа Элис, прошу вас, - Иона сделал к ней шаг.
- Она боится, брат Иона! – подсказал один из сопровождающих.
У Элис в висках пульсировала кровь, бешено билось сердце. Она закусила губу до крови и снова покачала головой.
- Я же невиновна, - прошептала она.
- Я знаю, госпожа Элис, - Иона произнес это так, как будто знал это всегда, как будто не был он секретарем на суде, как будто не он приносил ей еду в камеру – так буднично, так спокойно… - Мы пришли забрать вас отсюда…
До Элис только начал доходить смысл сказанных им слов.
- Что вы знаете?
- Вы невиновны.
- Вы лжете? Вы так мерзко лжете?
- Нет, госпожа Элис, - Иона попытался улыбнуться, - все так и есть, я не лгу… Мы нашли настоящего убийцу!
- А… Тогда я тут останусь. Мне тут спокойнее.
- Ой, госпожа Элис, так тут нельзя оставаться, нужно освободить эту камеру для преступника…
Элис была уверена, что Иона лжет. Но если она сумеет выйти из камеры, и ее поведут по коридору, а она сумеет убежать и спрятаться, и сбежать на Эльдорадо… Она вскочила, огляделась по сторонам – не забыла ли чего – увидела голубые пинеточки, сунула их в карман и, забыв надеть туфли, выбежала мимо Ионы и охранников в коридор. Никто не схватил ее за руки, никто не надевал ей на голову мешок… Она обернулась. Иона неторопливо шел за ней, братья – позади. Элис подбежала к закрытому люку, ведущему в общий коридор.
- Сейчас, госпожа, сейчас открою! – Иона заторопился. Элис прижалась к стене, а когда люк открылся, выбежала наружу. Община фаронов жила своей жизнью. Мимо шли люди, украдкой поглядывавшие не нее, босую, в мятом домашнем платье, растрепанную, с прижатыми к груди руками. Вот на роликах прокатил курьер, везший кому-то покупки, загляделся на нее, чуть не врезался в дородного отца семейства, вовремя сделал крутой вираж и укатил дальше. Вот пробежали, размахивая школьными сумками, девчушки. При виде Элис в таком раздрызганном виде они замолчали и чинно проследовали мимо, а отойдя на некоторое расстояние, принялись шептаться, оглядываясь на нее. Элис растерянно посмотрела на Иону.
- Госпожа Элис, если вы не можете идти, братья понесут вас… Куда вы желаете?
«Куда – я – желаю? Домой! Нет, там Давид, а раз он не пришел за мной – значит, он поверил, что дитя не его, а Поля… И наверняка там или Сара, или Эсфирь… К маме? Но моя бывшая спальня занята госпожой Анной, а в гостиной… Да и отец…»
- Может быть, в медблок пойти, к госпоже Дамарь? – тихо спросила Элис.
- Да, да, пойдемте, раз вы туда хотите! – обрадовался Иона. Ему почему-то не приходило в голову, что Элис ничего не знает о произошедших в последние дни событиях, а братья-охранники не рисковали подсказывать старшему по положению брату.
- Ой, а там Сара… - жалобно сказала Элис.
- Нет, там уже нет Сары, я точно знаю! – уверил ее Иона, закрывая люк в тюремный коридор.
- Нет? Тогда пойдемте…
Но далеко им пройти не удалось. Откуда-то, из-за поворота коридора, раздался дикий, нечеловеческий крик. Элис вспомнила, как выл Фоксик, пытаясь прорваться, как ей казалось, в ее спальню, но этот вой был еще страшнее. Два здоровых фарона тащили упирающегося, дико кричащего человека. Можно было различить слова «ненавижу», «подонки» и прочие, от которых ушки Элис «свернулись в трубочку». Люди пугливо прижимались к стеночке, когда мимо них проходила эта процессия.
- Сара… - в ужасе прошептала Элис. Да, это была Сара – но в каком жутком виде! Седая, потерявшая половину волос, с безумными глазами, перекошенным ртом, она была как сумасшедшая. Сара узнала Элис, дико завизжала и неимоверным усилием вывернулась из рук охранников. В три прыжка она добралась до Элис и набросилась на нее с воплем: «Жива? Ненави-и-и-ижу!» Но добраться до женщины она не смогла, братья-фароны загородили Элис, а подоспевшие охранники оттащили беснующуюся Сару в сторону и запихнули ее в тюремный коридор, откуда только что вышла Элис. Но и этого Элис оказалась достаточно: ноги подкосились, и она сползла по стенке на пол. Охранники скрестили руки, соорудив сиденье, брат Иона усадил ее, и они быстро понесли ее к госпоже Дамарь.
А мы вернемся на несколько дней раньше и узнаем, какие события привели к оправданию нашей героини.
Даже в местной фаронской лаборатории на флаконе с таллием нашли следы ДНК нескольких человек, помимо Элис. Да, их было мало – видимо, флакон тщательно вымыли перед использованием. Из всех обитателей «ковчега», включая умерших и сбежавшего Поля, следы на флаконе совпали только с Эсфирью и Сарой. Конечно, это не было доказательством, но уже вызывало вопросы. Эсфирь и Сара не припомнили, что брали в руки подобный флакон, но и не отрицали такую возможность – они жили в одном доме с убийцей, всякое могло быть, не упомнишь, кто что трогал. Но на Эльдорадо брат Давид, заплативший огромные деньги за срочное и тщательное исследование программы Фоксика, получил изумительный результат, а брат Петр вытребовал в срочном порядке результаты семантической экспертизы, забытой им на Фрее. Вернувшись с Эльдорадо, Давид велел доставить Эсфирь в свой кабинет. Она вошла, увидела своего любимого песика:
- О! Спасибо, господин Давид! Вы его оживили, мою собачку… - и протянула к нему руки.
- Не так быстро, госпожа Эсфирь, - строго сказал находившийся тут же брат Петр. - Пока это – улика.
Вошли еще несколько человек: фаронские полицейские, судья и двое дознавателей, проводивших опросы Эсфири и Сары. Эсфирь похолодела.
- Что такое? – испуганно спросила она.
- Можете приступать, братья! – Давид кивнул дознавателям. Эсфирь усадили в странного вида кресло, от которого тянулись провода к полусферическому устройству с монитором на столе, за который уселся один из дознавателей. Он деловито «оживил» прибор, подготовил его к работе с объявил:
- Господа, это – полиграф, устройство, позволяющее определить, лжет опрашиваемый или говорит правду. Мы его одолжили на «Эльдорадо», в местной полиции.
- Я всегда говорю правду! – попробовала возмутиться Эсфирь, когда к ней прикрепляли датчики.
- Да? Ну и отлично, - мило улыбнулся дознаватель. Брат Симеон, фиксируете?
Второй дознаватель кивнул головой.
- Я сейчас буду задавать вопросы – отвечайте или «да», или «нет». Никаких пространных рассуждений не нужно. Если затрудняетесь ответить – так и говорите: «не знаю». Вы меня поняли?
Эсфирь кивнула головой, жалобно глядя на Давида. Но ее третий муж деловито изучал что-то на мониторе своего компьютера.
- Вы женщина?
- Да, конечно, а что – это не видно?
- Только «да» или «нет». Вы женщина?
- Да.
Вы замужем за братом Петром?
- Нет…
- Вы родились на Земле?
- Да.
- Вы летите на Исход?
- Да.
- У вас двое сыновей?
- Нет!
- Это ваша собака? – дознаватель указал на Фоксика.
- Да!
- Его имя Фокс?
- Да!
- Вы вносили изменения в его программу поведения?
- Нет!!! Нет, никогда!
- Только «да» или «нет».
- Нет!
- Вы видели, как младшая жена Элис подсыпала что-то в молоко для Леи?
- Да…
- Ваш первый муж брат Илия жив?
- Нет!
- Вы видели, как младшая жена Элис подсыпала что-то в молоко для Сары?
- Нет!
- Вы знаете, кто писал письма с непристойным содержанием, отправленные позже одноклассницам Элис?
- Нет! То есть, да…
- Так «нет» или «да»?
- Элис писала, так говорили… но я же не видела, как… я затрудняюсь ответить.
- Пока достаточно, прошу ознакомиться с результатами показаний, - дознаватель пригласил мужчин к монитору. Эсфирь тоже захотела встать и посмотреть результаты, но он остановил ее:
- Нет, вам пока рано.
Давид и Петр, прочитав выводы полиграфа, уставились на Эсфирь. Та чувствовала себя ужасно.
- Что такое? – пробормотала она.
Второй дознаватель открыл свой планшет и зачитал:
- Результат исследования, проведенного компанией-производителем механического пса Фокса, принадлежащего Эсфири Бархейм. Зачитывать, Старший отец Давид?
- Да, пожалуйста! – буркнул Давид.
- Так… много общих слов… ага, вот суть: «В искусственный интеллект электронно-механического устройства, код… тут многозначный код, желающие могут убедиться, что он совпадает с номером, выгравированном на брюхе собаки под шерстью… были внесены изменения следующего рода: частично снят блок агрессивного поведения по отношению к живым существам, произведена настройка на агрессию в отношении Элис Бахрейн, а также внесен новый звуковой сигнал, включаемый по радиосвязи».
Первый дознаватель спросил Эсфирь:
- Госпожа Эсфирь, я изменю свой вопрос: знаете ли вы, кто внес изменения в программу вашей собаки?
- Н-нет, - неуверенно ответила Эсфирь.
- Госпожа Эсфирь, вы помните, как ваш Фокс неожиданно набросился на беременную Элис?
- Да, это было так странно…
- Коротко, пожалуйста.
- Да…
- Брат Давид, послушаем, какой новый звук стал издавать Фокс после внесения изменений в его искусственный разум?
- Да, включайте…
Второй дознаватель набрал комбинацию знаков на своей клавиатуре, и пес, спокойно сидевший на столе вдруг, не открывая пасти, начал издавать очень громкие скрежещущие и царапающие звуки – это действительно было похоже на царапанье когтями по двери! А потом он, также, не сдвигаясь с места, не открывая пасть, дико завыл… У Эсфирь глаза полезли на лоб от удивления, а мужчины, уже слышавшие эти жуткие звуки, внимательно наблюдали за ее реакцией.
- Это очень похоже на то, что слышала бедняжка Элис в день похорон Леи, не правда ли, Эсфирь? – спросил Давид. Лицо его было мрачным.
- Я это не делала. Я… я не меняла ничего в собаке! Это же мой любимый Фоксик! Да я и не умею!
- Да? А вот результат семантической экспертизы непристойных текстов, отправленных с почты Элис Бахрейн. «Сделанные в сочинении вставки и письма написаны одним и тем же человеком. Автором вставок и писем является Эсфирь Бахрейн». Ознакомьтесь, Эсфирь! – и дознаватель подал ей планшет.
Эсфирь закрыла лицо руками и заголосила:
- Не я это, не я… напраслину возводите!
- А вот результаты экспертизы следов ДНК: «На флаконе, содержащем сульфат таллия, которым были отравлены Лея и Сара Бахрейн, обнаружена ДНК Эсфирь Бахрейн». Ознакомьтесь!
- Эсфирь! – брат Петр подошел к рыдающей женщине. Получается, что убийца – ты!
- Нет, нет, не я, не я!
- Да? А вот посмотри, что говорит об этом твоя подруга Сара: «Да, я солгала. Я дала лживые показания. Я не видела, как Элис подсыпала порошок Лее. Это делала Эсфирь. И Эсфирь, зная, что я проникла в систему видеозаписи охранной службы корабля для слежки за Полем, стала меня шантажом заставлять сказать неправду. А теперь, теперь я раскаиваюсь, Элис погибла из-за моей трусости, я хочу признаться! Это была Эсфирь!»
Надо отметить, что Сара начала раскаиваться не просто так – ей предъявили найденные следы ее ДНК на флаконе.
- Что? – Эсфирь задохнулась от гнева, выхватила планшет из рук дознавателя и впилась в текст. – Вот ведь тварь! Вот ведь гадюка! Но ничего, я все про нее расскажу!
Все рассказала Эсфирь – и как Сара признавалась в ненависти к Элис, и как по просьбе Сары она, Эсфирь, дала ей Фоксика на один день для того, чтобы та научила его цирковым трюкам, и как именно после этого он набросился на Элис, и как Сара ее шантажировала, угрожая рассказать, к какому пагубному (по меркам фаронов) увлечению пристрастилась Эсфирь, и как, уже в больнице, Сара умоляла ее подтвердить то, что Элис подсыпала порошок в молоко Леи. Все припомнила Эсфирь – даже слова Сары, разозлившейся на Давида за то, что он предпочел ей молодую женщину – «Я столько для него сделала, а он…»
Проверка показаний на полиграфе не могла быть уликой в суде, но направляла следствие в нужное русло. А воспоминание Эсфири о какой-то важной услуге, оказанной Сарой Давиду, заставила их задуматься. Сара стала женой Давида после смерти мужа, брата Давида. Труп Ефрема по-прежнему покоился в холодильнике, и провести анализ тканей было несложно. Результаты анализа заставили Давида похолодеть и покрыться мурашками от ужаса – его брат также умер не своей смертью, он был отравлен. Тем же таллием.
Сара сопротивлялась дольше Эсфири. Она тщательно изучала результаты экспертиз, досконально требовала предъявить ей цепочку доказательств, приводивших следствие к тому или иному выводу, закатывала истерики и прикидывалась тяжело больной. Добил ее брат Петр, которому осточертела вся эта возня, и он сунул ей под нос результат анализа тканей ее мужа.
- Таллий, Сара. Зачем ты отравила брата Ефрема, твоего мужа?
И тут Сара сорвалась. Она дико орала, что Ефрем был никчемный муж, что ему хватило ума, после того как умер его старший брат Илия, сделать «доставшуюся по наследству» Эсфирь старшей женой, как будто у него не было ее, Сары, что он не любил ее, Сару, раз променял на Эсфирь, что он заставлял ее жить так, как хотелось ему, а не ей, что он был ничтожество, а не мужчина… И он нашел себе молодую девку, которая была так слаба, что умерла с ребенком в утробе – все, кто угодно, кроме нее, Сары…
- А потом я увидела тебя, Давид, - Сара умоляюще протянула руки к своему мужу. – Я поняла, что у меня еще может быть счастье… и что Ефрем если и помрет, то нескоро, и я достанусь тебе старухой, а мне так хотелось быть с тобой…
Давид с отвращением передернулся. Ему досталось за эти дни очень сильно, он понимал, что все произошедшее – это самая настоящая дикость, что он чуть не убил жену и ребенка. Чьего ребенка? Да еще надо доказать, что это не его ребенок! Как он мог поверить Саре – а ведь поверил, и только потому, что она, как ему казалось, стала жертвой безумия Элис… «Какая дикость эти наши правила!» - в конце концов решил он.
- О, Давид, а разве у тебя был шанс стать Старшим отцом? Ведь Ефрем мог прожить еще лет шестьдесят!
- Сара, побойся Бога, - только и смог выдавить Давид. – Да зачем мне эта должность?
- Ты, такой умный, молодой, красивый… ты мог бы стать Старшим отцом всех фаронов… Если бы слушался меня! – последнее Сара провизжала. Давид вскочил и выбежал из палаты. Он вызвал к себе брата Петра, и они вместе отбыли на планету Эльдорадо. Сару оставили в палате на попечении дознавателей и установили охрану. Следствие продолжалось.
Сара не могла остановиться – она рассказывала, рассказывала – о том, как хитроумно внедрилась в разум Фоксика, как подобрала пароли к охранной системе корабля, как обнаружила видеонаблюдение в гостиной и отключила запись звука. О том, как она заметала следы – «Ведь никто даже не обнаружил взлом системы, не так ли?» О том, как она развлекалась, собирая «досье» на Поля – он спутал ее планы своим побегом, а она хотела организовать встречу Поля с Элис в библиотеке, наедине, но Поль, паршивец, удрал. Она подробно рассказала, как подсыпала таллий на столик для приготовления пищи в гостиной и в обувной ящик Элис, как подкинула туда флакон, какая она была аккуратная, надевала перчатки. Она рассказала, как подсыпала таллий в кофе мужа – травила его постепенно, чтобы все можно было списать на болезнь. Рассказала, как купила любимые конфеты Леи, аккуратно вскрывала дно и подсыпала таллий в ликерную начинку, выдавая кристаллики сулфата таллия за сахар и угощала, угощала отравленными конфетами… Она сокрушалась, что не рассчитала дозу отравы для себя, приняла слишком много и так сильно облысела, но она знает, есть средства, восстанавливающие волосы… Она говорила, говорила, говорила… Только укол снотворного заставил ее замолчать. Дознаватели ушли, потрясенные.
Элис проснулась. В прошлый раз, когда она здесь была, ее разбудил запах ватрушек. Сейчас ватрушками не пахло, но зато рядом оказалась мамочка.
- Мама… - прошептала Элис. – Я же говорила, что я не виновата…
- Ой, доченька! – мать вскочила, обняла дочурку, нажала кнопку вызова. Вошла доктор Дамарь.
- О! Кто тут у нас проснулся? – улыбаясь, спросила она. Элис ощупала живот – малыш был на месте - и тоже улыбнулась. Жизнь возвращалась! Только Давида не было… Но госпожа Дамарь с уверенным видом сообщила, что катастрофические события, произошедшие в семье Бахрейн, вынудили Старшего отца, не дождавшись, пока его жена придет в себя, отправиться по наисрочнейшим делам на планету Эльдорадо.
- Впрочем, он велел передать… - Дамарь похлопала в ладоши, и в палату ввезли на медицинском столике корзину цветов! – Это тебе, Элис…
Давид вернулся к вечеру и, убедившись, что Сара на месте – в тюремной камере – а Эсфирь надежно заперта в дальней каюте, отправился к Элис. Постоял перед дверью.
- Идите же, Старший отец… - подтолкнула его Дамарь, и он вошел.
Элис… Элис вязала новые пинетки для малыша. Из той самой голубой пряжи, которую он привез ей с Фреи. Старые, со следами соли от слез, она решила оставить, как память об этом ужасном происшествии. Она подняла глаза и замерла.
- Привет, - тихо сказал Давид. Последние дни он видел Элис только через камеру видеонаблюдения. Он-то знал, что Элис не казнят – причина была проста, как правда. «Ковчеги», предназначенные для долгих полетов, имели и тюремную камеру, и даже были оборудованы устройством умерщвления особо опасных преступников. В тюремную камеру запускался угарный газ, и предварительно усыпленная снотворным жертва умирала. Нужно было только нажать кнопку. Но у фаронов такого человека не оказалось. По правилам, это должен был быть один из присяжных. Такой человек был, за отдельную надбавку он, еще в начале полета, согласился стать палачом, «если что». Он-то полагал, что это – простая формальность, и что до дела не дойдет. Но, когда улики против Элис потянули на смертный приговор, он не решился ее осудить и стал единственным присяжным, проголосовавшим против обвинения. После этого он быть палачом не мог. Брат Петр, которому не терпелось побыстрее покончить с омерзительной историей, уговаривал поочередно каждого из оставшихся одиннадцати присяжных, подбивал охрану, дошел до команды корабля, но капитан Айзек Смит недвусмысленно указал ему на дверь. Никто не согласился. Приходилось ждать – или что она сама умрет от стыда или плохой медицинской помощи, или до Исхода. Но помощь оказалась хорошей, а последующие события выявили истинного виновника.
Но Элис-то всего этого не знала, она каждый день ждала смерти!
- Привет, - тихо ответила она, пытаясь улыбнуться.
- Как ты? – спросил Давид и сделал шаг по направлению к ней. Ему было очень, очень стыдно. И страшно. А вдруг она не простит его? И как ему жить с этим дальше?
- Ничего, нормально… - также тихо ответила Элис.
И он решился. Он подошел к ней, встал на колени и сказал, не поднимая головы:
- Прости меня. Пожалуйста, если сможешь, прости меня!
Элис на самом деле старалась не врать. И в этот раз она, подумав, честно ответила:
- Я постараюсь… - а потом вспомнила, как в одной из проповедей брат Фома говорил, что быть настоящим христианином значит не только соблюдать заповеди. Надо еще и делать добрые дела. И, убрав из своего сердца жгучую обиду, добавила:
- Нет… - и Давид, услышав это «нет», вздрогнул и сгорбился. – Я прощаю…
- Элис!
- Давид схватил ее руки и расцеловал их.
- Ой, вы ты мне вязанье спутал… - так они и перешли окончательно на «ты».
А на следующий день, обсудив все с Элис и ее родными, Давид попросил собраться глав семейств, уважаемых матрон и руководителей служб в зале собраний.
Он был сосредоточен. Казалось, он не здесь, не на «Ковчеге», а мысленно где-то далеко. Все собрались, гул голосов смолк, и Давид встал.
- Братья и сестры, спасибо, что собрались… По моей просьбе каждому из вас были вручены бюллютени, в которых описывались трагические события последних месяцев. Так что в общих чертах вы в курсе произошедшего. Вы знаете, что Старшим отцом я стал в результате убийства моего брата Ефрема.
Народ в зале зашевелился, люди сочувственно качали головами, шептались друг с другом.
- Моя вторая жена Сара… не смогла совладать со своими чувствами и убила двух человек – брата Ефрема и мою младшую жену Лею. И пыталась убить Элис и нерожденного ребенка. Наши законы таковы, что если бы не два – всего лишь два обстоятельства – их бы уже не было в живых, и мы бы не узнали правду, а Элис осталась в нашей памяти преступницей! Нам повезло. Они живы. Но, дорогие братья и сестры, эти страшные события заставили меня посмотреть на то, как мы живем. Вот мы, фароны, не проведя надлежащего расследования, понадеявшись на собственные силы, на свой ум, на свое оборудование – несмотря на то, что Элис отрицала свою вину – приговорили ее к смерти. И ее, и дитя. Что это, фароны, как не первобытная дикость?
Давид сделал паузу, внимательно осмотрев собравшихся. Фароны ожидали продолжение.
- Братья и сестры. Я принял для себя очень важное решение и хочу сообщить его вам. Я получил звание Старшего отца в результате страшного преступления – убийства моего брата. Я не считаю возможным оставаться вашим Старшим отцом.
Фароны начали перешептываться, с изумлением глядя на Давида.
- Более того. Я родился в фаронской семье, не мыслил себя вне семьи. Наши правила были единственным законом моей жизни, как и вашей. Но эти правила… какими они оказались ограниченными! Посмотрите – у нас достаточно придерживаться заповедей, написанных в Книге Фаронов, и все – ты уже праведен! Самый праведный – тот, кто придерживается буквы закона! А как же его дух? Как же милосердие Божие, как же любовь, заповеданная нам Создателем? Разве любовь привела Сару на путь убийцы? Нет, не любовь. Страстное желание стать свободной от ненавистного мужа – вот что сделало ее преступницей. Я не оправдываю ее, поверьте, нет оправдания такому убийству, я пытаюсь понять – как можно было предотвратить преступление! Ведь не родилась она такой! Я... много думал об этом и понял, что следование букве закона – не есть праведность. Это – фарисейство.
- Что он говорит? Мальчишка! Как он смеет затрагивать святое? – закричали в зале.
- Тише! Я скоро закончу. Пока я – Старший отец, извольте выслушать! Да, фарисейство! А то, что мы ставим себя выше других народов, не желая ни с кем смешиваться – это не что иное, как гордыня! А нам особенно хвалиться нечем, дорогие мои! Половина нашего народа – женщины – это бессловесные рабыни, которые вынуждены подделываться под своего мужа, изображать радость и довольство, как бы ни было тяжело у них на душе! Вот вам пример – госпожа Агния из лаборатории ядерной физики. Она умна? Да. Она ведет основные проекты, но кто знает о ней вне нашего мира? Никто. Потому что на всех, на всех работах, выпущенных ею, стоит ваше имя, брат Авель, вы, как мужчина, якобы руководите лабораторией! И так во всем. Справедливо ли это? По-божески?
- Мы не будем ничего менять! Мы покинули Землю, чтобы не жить с нечестивцами! – закричал брат Авель, и его поддержали. Командир корабля Айзек Смит с трудом скрыл ехидную улыбку. Он-то знал, с какими настоящими нечестивцами в фаронском понимании им придется столкнуться на вожделенном Исходе. Первые колонисты давно уже жили гораздо свободнее своих ортодоксальных предков, а недавние переселенцы специально были лишены связи с оставшимися на Земле, дабы не мутить народ и не мешать окончательному переселению.
- Двенадцать присяжных решали судьбу Элис. Один – тот, кто должен был стать ее палачом – не признал ее виновной. Я знаю, многие не решались на смертный приговор, но все равно проголосовали «за». Почему вы это сделали?
- Таков наш закон!
- Но вы сомневались. Значит, вы видели, что улики не очевидные! Но обрекли ее на смерть. И я был вместе с вами, я, ее муж. Я подал на апелляцию только после того, как госпожа Фаина принесла новую улику. Я такой же, как и вы, я опутал свой разум, свое сердце этими правилами и считал, что если я поступаю, как поступали поколения фаронов до меня, то делаю верно! Так вот. Я окажусь фарисеем, обуянным гордыней, если поведу вас дальше. Сам я не могу жить по этим правилам. Значит, наши пути расходятся.
- Как же так? – прозвучал растерянный женский голос посреди образовавшейся тишины. – А мы?
- Я обсудил это с Элис, и мы решили – возвращаемся на Землю. Тише! С нами захотели вернуться еще несколько семей, и родители Элис, и госпожа Анна, и Еремей. Мы возвращаемся в Империю и будем жить по ее законам. Я связался с ними, часть нашего острова уже заняли, часть свободна, места хватит всем. Если кто-то захочет вернуться - присоединяйтесь. По дороге обратно мы заскочим на Фрею – родители Поля летят с нами, они хотят найти сына. Все остальные продолжат путь на Исход. Старшего отца вы выберете себе сами…
Зал взорвался. Негодование, удивление, возмущение – все смешалось. Давид грустно посмотрел на своих сородичей и, вздохнув, спустился с кафедры. Его окружили несколько мужчин:
- Брат Давид, а как можно полететь с вами на Землю? – спросил брат Теодор, адвокат Элис.
- Пойдемте в мой кабинет, обсудим!
Оставалось решить судьбу Эсфири и Сары. Давид предложил им выбор – быть осужденными по закону фаронов или Империи, гражданками которой они формально являлись. Эсфирь, виновная только в лжесвидетельстве и недостойном поведении, выбрала суд фаронов. Ей не хотелось расставаться с дочерью, летевшей с мужем в соседнем «ковчеге». Зять взял Эсфирь на поруки и, после суда, приговорившего ее к заключению до конца полета, забрал к себе и «заключил» в отдельной каюте в своем отсеке, торжественно вручив ей Фокса, чтобы теща не скучала. Эсфирь отделалась так легко, потому что искренно покаялась перед Элис, Давидом и всей семьей. Ее на самом деле замучила совесть.
Элис родила на Земле Давиду мальчика, а потом девочку, а потом опять мальчика. Поль с родителями тоже вернулся на Землю, но не женился. Он так нежно любил Элис, что не видел рядом с собой другую женщину, стал другом их семьи, и Давид не возражал против «дядюшки Поля», как называли его любящие дети Элис и Давида. Госпожи Агния и Дамарь стали известными всему миру учеными – Агния в ядерной физике, а Дамарь написала много научных трудов о сохранении беременности – с этим в Ойкумене были большие проблемы.
А хитрая Сара, хоть и была безумна, выбрала имперский суд. В Империи не было смертной казни, и если бы ее признали помешанной, то отправили на принудительное лечение, а это вовсе не каторга! Но вышло не так, как она рассчитала. Когда ее и нескольких заключенных переправляли с Эльдорадо на ближайшую Имперскую планету Фрею, при выходе из подпространства на их корабль напали пираты-рептилоиды. Один из заключенных был их соплеменник, натворивший дел в имперском секторе, и рептилоиды перехватили транспорт. Перебили команду, заключенных забрали к себе, и Сару тоже. А через год в Ойкумене появился пиратский корабль, совершавший отчаянные рейды и всегда добивавшийся успеха. Корабль назывался «Безумная Сара». Но это – совсем другая история.
Как-то раз Элис, окруженная детьми, сидела в гостиной и услышала стук в окно. Она обернулась и увидела большую птицу, сидящую на подоконнике. У птицы было невиданной красоты оперение – она сверкала и переливалась на солнце, будто осыпанная бриллиантами.
- Смотрите, дети! – прошептала Элис. – Это – это наша Хрустальная птица… Тише, не спугните ее, она вернулась…
Благодарю за прочтение!
Большое спасибо тем замечательным людям, без поддержки которых я бы не осилила эту большую для меня работу: Алексею Н, Валере Кобзарю, Стилиану, Оптимистке и всем-всем, кто читал и рекомендовал этот роман!
Позвольте воспользоваться случаем и поздравить всех с наступающим Рождеством! На Рождество всегда случается какое-то чудо. И какое счастье, если это чудо творим мы сами!
Глава 1 - https://cont.ws/@proctotanya/7...
Глава 2 - https://cont.ws/@proctotanya/7...
Глава 3 -https://cont.ws/@proctotanya/7...
Глава 4 - https://cont.ws/@proctotanya/7...
Глава 5 - https://cont.ws/@proctotanya/7...
Глава 6 - https://cont.ws/@proctotanya/7...
Глава 7 - https://cont.ws/@proctotanya/8...
Глава 8 - https://cont.ws/@proctotanya/8...
Оценил 31 человек
63 кармы