Нобелевский лауреат, советский и российский физик — о выступлении школьника в бундестаге, попытках переписать историю и погибшем брате.
Нужно сказать, что в самые тяжёлые времена: и в сорок первом, когда немцы вплотную подошли к Москве, блокировали Ленинград, и в сорок втором, когда фашисты ворвались в Сталинград и были на Кавказе, — никогда мы не сомневались в нашей победе. (Жорес Алфёров. Из книги «Наука и общество»)
В этом году исполнилось 75 лет начала Сталинградской битвы, а 2 февраля мы всей страной будем отмечать окончание и победу в этом ключевом сражении Великой Отечественной войны. Но сама тема страшнейшей в истории нашей страны войны, как выяснилось, вызывает в обществе неоднозначные мнения.
Это стало ясно после ноябрьского выступления в бундестаге школьника из Нового Уренгоя Николая Десятниченко. Оно вызвало бурное обсуждение в Сети и на российском ТВ. В неосторожных словах мальчика о «невинно погибших» в советском плену солдатах вермахта кто-то увидел попытку «реабилитации нацизма», хотя парень всего лишь говорил о необходимости проявлять милосердие и стараться никогда больше не допустить столь ужасной войны.
Выступление школьника не оставило равнодушным и нобелевского лауреата, знаменитого советского и российского физика Жореса Алфёрова. Он сам позвонил в редакцию «Аргументы и факты» и поделился своими раздумьями на эту тему.
«Тяжёлые условия тут ни при чём»
— Вообще то, что мальчик выступал в бундестаге, — это хорошо. Я приветствую, когда детям дают возможность высказаться в парламентах. И когда молодёжь начинает бороться за мир — это тоже замечательно. Это было актуально всегда и остаётся актуальным в наши дни, поскольку опасность большой войны всё ещё существует.
Правда, не думаю, что в ближайшее время возможен ядерный конфликт. Вряд ли Северная Корея пойдёт на прямое вооружённое столкновение с США. Она будет заниматься демонстрациями и провокациями, но не более того. А вот гибридные войны, когда нападающая сторона не прибегает к классическому военному вторжению, сегодня идут по всей планете.
Но после выступления Коли Десятниченко поднялась волна в Интернете: мы, дескать, чуть ли не уничтожали невинных немецких военнопленных, намеренно содержали их в ужасных условиях, чтобы они там погибали. А мне многократно доводилось общаться с бывшими военнопленными, поэтому я решил высказаться. К тому же тот солдат, о котором рассказывал школьник из Нового Уренгоя — некий Георг Йохан Рау, — умер в лагере для военнопленных в Бекетовке. А для меня Бекетовка — особое место. Это южный пригород Сталинграда, мы жили там до войны. А мой старший брат позже там воевал — он был участником Сталинградской битвы, 75-летие победы в которой мы скоро будем отмечать.
Сталинград во время войны защищали две армии — 62-я под командованием Чуйкова и 64-я под командованием Шумилова. Армия Шумилова защищала южную часть города, и ей было легче, чем армии Чуйкова. Мой старший брат окончил Свердловское пехотное училище и попал в 96-ю отдельную бригаду морской пехоты. Их бросили в Бекетовку в середине октября 1942 года. Задача была — соединить армию Шумилова с армией Чуйкова. Этого сделать им не удалось. Зато армия Шумилова смогла взять в плен большие группы немцев, тем самым облегчив положение армии Чуйкова.
Немцы были окружены, и им много раз, начиная с первых чисел декабря, предлагали сдаться. Но они всё время отказывались. Их снабжала своя авиация, самолёты доставляли продукты, которых, конечно, не хватало. К моменту окончания Сталинградской битвы от гитлеровской группировки в 300 тыс. человек осталось около 80 тыс. И это была полудохлая, обмороженная масса людей. Стоит ли удивляться, что, попав в плен, многие из них умерли? Умерли вовсе не от «тяжёлых условий плена», как сообщил в своём докладе уренгойский школьник, а потому что они к тому моменту все уже были дохляки. Они в плен попали еле живыми. И тяжёлые условия тут ни при чём. И конечно, содержать такое количество военнопленных Советскому Союзу было нелегко — у нас до Сталинграда подобного опыта просто не было.
Наверное, одну из самых интересных для нас оценок боёв в Сталинграде в это время дала консервативная британская газета «Дейли телеграф», опубликовав 18 января 1943 г. репортаж своего корреспондента из Сталинграда: «Здесь, на самой окраине Европы, где уже начинаются азиатские пустыни, несколько замечательных гвардейских дивизий и отрядов местного ополчения, ставших могучим, кровоточащим сердцем всей России, спасли европейскую культуру и тем самым, может быть, и нашу Англию». (Жорес Алфёров. Из книги «Наука и общество»)
«И я стал другом вашей страны»
В 1966 году я был в командировке в ФРГ. У меня были приглашения во многие лаборатории этой страны, и в феврале я приехал в Брауншвайг — это город недалеко от Вольфсбурга. Там мы пошли в филармонию, а потом сели в кафе. Переводчица передала официанту наш заказ. Тот посмотрел на меня, понял, что я русский, и по-русски спросил: «Вы из Советского Союза? » Я говорю: «Да». Тогда он попросил другого официанта взять на обслуживание его столики, а сам присел к нам. И вот что он рассказал.
«До войны я был членом гитлерюгенда, — говорил он, — потом вступил в партию. Я по своим убеждениям был законченным фашистом. Молодым человеком 22 июня 1941 года я пересёк границу Советского Союза в составе немецких вооружённых сил. Я дошёл почти до Москвы, потом воевал севернее Сталинграда. К 1944 году я был обер-лейтенантом, командовал батальоном. Но под Бобруйском меня тяжело ранили, и я попал в плен. Если бы не ранение, я бы не дал себя захватить в плен, я бы застрелился.
В плену меня вылечили. И потом я находился в лагере для военнопленных в Минске».
Тут я его спрашиваю: «В здании Белорусского оперного театра? » — «Да». «Я жил напротив, — говорю я. — И хорошо помню этот лагерь. Помню, наши бабки часто давали пленным хлеба. А ведь вы наверняка знаете, как сильно Белоруссия пострадала от гитлеровцев. И мы тех, кто до конца оставался фашистом, судили и казнили. В феврале 1946-го мы повесили 16 фашистов на ипподроме в Минске. Я находился в первом ряду, у виселиц. И никакой жалости у меня к ним не было! Я стоял у виселицы Роберта Коха, который на суде говорил: «Вы все нелюди, вас всех нужно уничтожать! Я в вашей стране убил 300 человек и жалею, что так мало! » И, когда мы его повесили, все почувствовали удовлетворение. Однако к пленным у нас было совсем другое отношение».
Официант продолжил: «Да, я знаю, что к нам вы относились хорошо. Хотя зачастую питались ненамного лучше нас. Я помню, как мы вместе — и вы, победители, и мы, военнопленные — восстанавливали ваши разрушенные города, тот же Минск. Находясь в плену, я полюбил вашу страну и стал её другом».
Другая история. Я полгода работал в США, в Иллинойском университете. Там было одно медицинское учреждение, которое возглавлял немец, тоже бывший советский военнопленный. Он окончил в Мюнхене три курса медицинского факультета, после чего его призвали, не дав доучиться. И он попал в плен, находился в лагере в Азербайджане, где у него возникло серьёзное кишечное заболевание. Его также положили в госпиталь, вылечили и досрочно освободили. После чего он занялся медицинской деятельностью и уехал в США.
И этот человек тоже очень тепло относился к нашей стране и к нашим людям, в частности ко мне. Когда он узнал, что у меня родился сын, он из Америки присылал нам всякие детские комбинезончики, писал много писем нашей семье. Он стал нам настоящим другом.
Ещё одного бывшего военнопленного я встретил в Бразилии, в командировке. Стоит сказать, что бразильцы очень гордятся тем, что они участвовали во Второй мировой войне на стороне союзников. Когда у нас был обед, за столом оказался немец. Он встал и сказал, обращаясь ко мне: «Вы знаете, я воевал в гитлеровской армии, попал в плен и могу заверить, что там со мной обращались как с человеком. С тех пор я друг Советского Союза».
Встречал я пленных и в других местах. И все они тепло, по-дружески относились к нашей стране. Даже бывшие фашисты. В ФРГ это было гарантированно: если вы попадёте на бывшего военнопленного, он обязательно к вам будет по-хорошему расположен. Причём они все подчёркивали, что благодаря гуманному к ним отношению изменили свои взгляды. Они ведь прекрасно знали, как обращались в немецком плену с советскими людьми — самым жестоким, бесчеловечным образом, и, естественно, ожидали такого же отношения к ним. А получали совершенно обратное. Это меняло их мировоззрение.
И мне хочется, чтобы наша современная молодёжь об этом знала. Это важно, это поможет им понять, в какой стране, среди каких людей они живут.
Почему с Россией обращаются по-хамски?
Уверен, мальчику из Нового Уренгоя не стоит предъявлять особых претензий. Ему пришлось сокращать текст своего выступления, и произнесённая им речь просто была не совсем грамотно составлена. С другой стороны, он мог всё-таки подготовиться получше, подумать, что надо убрать, а что оставить, представить, как эти слова прозвучат с трибуны и как будут восприняты.
После этого случая стали звучать мнения, что у нас упало качество преподавания истории в школе, особенно периода Великой Отечественной войны. Не знаю, в моём лицее «Физико-техническая школа» Академического университета с преподаванием истории всё в полном порядке. Но за всю страну говорить не могу.
Но дело ведь не только в преподавании. Почему телевидение порой озвучивает одиозные точки зрения? Не от своего лица, конечно, но всё же... Например, показывают молодого поляка, который в камеру говорит: «Вы оккупанты! Советский Союз Польшу не освобождал, а захватил. Поэтому нужно снести все памятники, установленные советской властью, и мы это сейчас делаем».
Почему при этом не напомнят ему, что как раз у Польши было соглашение с гитлеровской Германией о нападении на Советский Союз? И что именно наша страна потеряла 600 тыс. солдат, освобождая Польшу от фашистов! Или они не рады, что это произошло, что их освободили от бесчеловечного режима?! Да ещё присоединили к ним заметный кусок прусских земель! В том, что сегодня Польша — довольно большое по территории государство, заслуга Советского Союза. Как они могли забыть это?
А причина столь неблагодарного отношения к России в том, что современные польские власти стараются изо всех сил, чтобы их похвалили из-за океана, погладили по головке. Они считают, что Россия сейчас находится в униженном положении и с ней можно обращаться по-хамски.
А ведь Польша на протяжении столетий была частью России. Мы два великих славянских народа, которые всегда имели множество связей, создавали общую культуру, и мы должны жить в мире, а не во вражде. Да, вы можете придерживаться любых политических взглядов, считать, что капитализм — хорошая экономическая система, и вы хотите, чтобы он у вас был. Но вы не можете и не имеете права переписывать историю! Это исторический факт, и никуда вы от него не денетесь: именно Красная армия принесла Польше свободу и независимость.
Вообще, что-то кошмарное сейчас происходит с человечеством. Как я уже сказал, в мире идёт огромное количество гибридных войн. Их основой становятся интересы каких-то групп. Иногда это чьи-то национальные интересы, но чаще — интересы более мелких групп внутри наций. СССР в своё время препятствовал таким процессам, проявлениям сепаратизма. Ведь он сам, по определению, был интернациональной страной, союзом национальных республик. Современная Россия, на мой взгляд, недостаточно последовательно проводит эту политику.
А я по природе своей интернационалист. Иначе и быть не может — во мне столько кровей намешано! И я с болью смотрю на то, что происходит в соседней Украине. Раньше я приезжал туда каждый год. Ведь там погиб мой старший брат. Он похоронен в братской могиле в Черкасской области.
«Вас нельзя было делить! »
Моего брата звали Маркс. Он погиб в последние дни Корсунь-Шевченковской битвы в деревне Хильки. Он прошёл самые тяжёлые битвы Великой Отечественной: Сталинград, Курскую дугу и, наконец, Корсунь-Шевченковское побоище. Эта битва закончилась 17 февраля 1944 года, а накануне — 15 февраля — Марксик погиб. Как он погиб, мы не знаем. Была просто похоронка, потом пришло письмо, где ещё раз подтверждалось, что он пал в боях за Родину, поскольку мама продолжала посылать запросы, всё ещё на что-то надеясь. Ответы повторялись с одним стандартным текстом: погиб в боях за социалистическую Родину...
В 1956 году я решил поехать в Хильки вместе с Борисом Петровичем Захарченей, моим товарищем по Физтеху.
Хильки — небольшая деревня. В её центре — большая братская могила. Возвышается стандартная фигура солдата-автоматчика, белая, гипсовая. Пока мы осматривались, пришли бабушки, мы с ними поговорили, и они рассказали, какая жуткая здесь была битва, как они прятались по подпольям. Только в одной этой деревне были сожжены десятки немецких танков. А ещё рядом, говорили они, есть деревня Комаровка — Комаривка, как они произносят. Между этими двумя деревнями лежит большое поле, оно называется Бойково поле. Нам сказали, что на нём погибли пять тысяч немцев и три тысячи наших. Потом, уже вдвоём, мы молча долго стояли у могилы...
Второй раз я посетил могилу брата в 1969 году. Я был в командировке на Украине вместе с товарищем Дмитрием Николаевичем Третьяковым. Когда мы возвращались домой, я предложил: «А давай заедем в Хильки! » Диму не нужно долго уговаривать, мы так и сделали.
И вот чего я никогда не забуду. Мы подошли к могиле, на которой я уже один раз был. И стою я у могилы. И Дима недалеко от меня. Подошла бабушка и, обращаясь ко мне, говорит: «А что ты на нашей могиле робишь? Или кто из родных тут лежит? »
Я ей ничего не успел ответить, а Дима сказал, что здесь погиб мой брат и он похоронен в этой могиле.
— Брат? За нашу деревню? В нашей могиле лежит?
Через полчаса пришла вся деревня. Они принесли столы. Они поставили возле братской могилы эти столы, принесли самогонку, закуску, и вся деревня села справлять поминки по моему брату.
Это было часов в двенадцать дня. Мы просидели там до шести вечера! Мы произносили речи и тосты, мы пели военные песни. На прощание жители деревни подарили мне большую кошёлку, в которой были две бутылки самогонки для отца, чернослив и сухофрукты для мамы. Сказали, что у мамы, наверное, гипертония, а чернослив понижает давление. И ещё подарили большой украинский платок. Тоже для мамы. На память.
Вся деревня пошла провожать нас к автобусу. До той поры они не знали меня, и я их никогда раньше не видел. Но теперь мы расставались как родные. Они снова и снова рассказывали о жестоких боях, которые шли в этих местах. Молодая девушка лет восемнадцати, секретарь комсомольской организации колхоза, подарила мне книгу на украинском языке про Корсунь-Шевченковскую битву. Эта книга и сейчас хранится у меня дома.
С тех пор я каждый год приезжал в Хильки, стал у них почётным гражданином. В 2013-м я проводил в Киеве заседание Сколковского консультативного совета. И когда научная повестка была исчерпана, я предложил всем, включая иностранных учёных, съездить в Черкасскую область, в Хильки. Разумеется, там нас очень тепло приняли. И мой американский коллега, профессор и нобелевский лауреат Роджер Корнберг, пообщавшись с местными жителями, сказал мне слова, которые сейчас актуальны как никогда: «Жорес, вы ведь один народ! Вас нельзя было делить! »
Оценили 112 человек
124 кармы