Тиара Сайтаферна или Мошенники археологических раскопок

12 2453

Тиара Сайтаферна или Мошенники археологических раскопок

Замечательные археологические открытия, сделанные в XIX веке в Северном Причерноморье, дали толчок широкому развитию коллекционирования древностей. Увеличение спроса на древние предметы привело к их вздорожанию, а это в свою очередь сделало торговлю древностями весьма выгодным и прибыльным делом. Такой своеобразный «бум» вынес на гребень волны и мутную пену — разного рода мошенников, начавших изготовлять и продавать фальшивые древности.

Подделка древностей в России начинается вскоре после первых блестящих археологических открытий. С конца 60-х годов XIX века центрами этой деятельности были Новочеркасск, Ростов-на-Дону, Керчь, Северный Кавказ. Подделывали самые различные вещи: глиняные вазы, надписи на мраморе, монеты, золотые и серебряные украшения. С течением времени промысел этот ставится на всё более широкую ногу. В 90-е годы XIX века появляются уже настоящие «фабрики» подделок в Очакове и Одессе, где были центры торговли южнорусскими древностями.

Чаще всего качество подделок было низким, что обусловливалось не в последнюю очередь низким культурным уровнем фальсификаторов, не обладавших достаточными познаниями в области античности. Так, например, доказать поддельность надписи для специалиста обычно не представляло особого труда, если в ней были грубые грамматические ошибки или смешивались стили письма различного времени, что немыслимо в подлинном документе. В качестве «авторов» таких надписей часто выступали недоучившиеся гимназисты или студенты, и опытный специалист мог даже определить, какие разделы греческой грамматики остались неизвестными сочинителю надписи, до какого класса гимназии он успел доучиться.

Были, однако, среди фальсификаторов и весьма сведущие люди, обладавшие широкими и разносторонними познаниями. Что толкало их на преступный путь? На этот вопрос трудно дать однозначный ответ. Причины, очевидно, могли быть самые разнообразные, но чаще всего, вероятно, фальсификаторами были отчаявшиеся бедняки, искусно эксплуатировавшиеся хитрыми мошенниками — скупщиками и торговцами древностями.russkij-uchyonyj-l-l-porte-delagard

Особого размаха подделка древностей в России достигла в 90-е годы XIX столетия. Известный русский учёный Л. Л. Портье-Делагард писал в 1896 г.: «В последние годы поддельные вещи стали появляться в большом изобилии, преимущественно очень ценные, причём они заметно и быстро улучшаются в качестве и увеличиваются в количестве». Объяснял он это значительным повышением цен на древности, как на внутреннем, российском, так и на международном рынке.

Часто фальсификация была столь высокого качества, что вводили в заблуждение даже самых искушенных знатоков.

Славились так называемые «сазоновские» монеты — чрезвычайно искусно изготовленные подделки. Делал их бывший ротмистр керченской пограничной стражи М. Сазонов. Позднее он сам рассказал о том, что в 1868 и 1869 гг. в течение трёх месяцев изготовил до пятидесяти золотых и отчасти серебряных «древних» монет; продолжал он заниматься подделками и позднее. Рассказал он и о том, каким способом делал свои фальсификации. Сазонов обычно подделывал редкие монеты и поэтому, чтобы не вызвать подозрений и не сбить цену, чеканил всего по 3—4, редко более 7 экземпляров каждой монеты. Сбывал он их в Одессе и Херсоне. В течение очень долгого времени его монеты не вызывали ни малейших сомнений в подлинности.

Фабриковались также «этрусские» расписные вазы, терракотовые статуэтки и т. д. Но особенно прославились подделки из драгоценных металлов, в первую очередь из золота.

Широкий размах производство поддельных древностей приобрело в Одессе и Очакове, где они выдавались за находки из близко расположенной Ольвии. В доме одного крестьянина из села Парутина полиция открыла целую мастерскую по изготовлению монет. Напомним, что остатки древней Ольвии расположены около современного села Парутина, которое стоит на древнем ольвийском некрополе. «Ольвийские древности» было особенно легко сбывать: Ольвия в то время ещё не исследовалась археологами систематически, и действовать там можно было более или менее бесконтрольно. Местные крестьяне вели хищнические раскопки, и поэтому без особых подозрений можно было выдавать и подделки за «ольвийские древности», якобы случайно найденные крестьянами.

В Одессе и Очакове орудовали торговцы поддельными древностями братья Гохманы, сумевшие привлечь к изготовлению подделок весьма умелых и талантливых, а порою выдающихся мастеров, часто и не ведавших о том, как используется их труд и искусство. Иногда братья-мошенники действовали через подставных лиц. Одним из таких агентов была некая крестьянка Анюта из села Парутина. Принося в музей или коллекционерам «древние» золотые изделия, чаще всего смешанные с подлинными древними предметами, она подробно рассказывала о месте и обстоятельствах их находки. Одному из любителей древностей однажды даже дали возможность самому найти поддельную вещь: её просто незаметно подсунули в раскопанную при нём древнюю могилу. И эта «находка» непосредственно при раскопках долго служила неотразимым аргументом подлинности очевидной подделки.

Мошенники действовали хитро. Дорогую подделку искусно обрабатывали, придавая ей вид древней: вазы разбивали и затем склеивали, вещи помещали в такие условия, чтобы они покрывались окислами, подобно предметам, долгое время пролежавшим в земле, и т. д. Поддельную вещь обычно пе продавали в одиночку, а чаще всего предлагали её покупателю вместе с подлинными древностями, которые должны были её замаскировать. Нередко это удавалось. Порою в заблуждение вводились даже самые опытные, маститые специалисты. Изделия фальсификаторов появились в русских музейных собраниях. Вскоре они вышли и на международную арену: через посредство Гохманов или их подставных лиц ольвийские подделки были приобретены, и притом по очень высокой цене, музеями Кракова, Франкфурта-на-Майне, Парижа. Поветрие приобретало угрожающие масштабы, но борьбу с ним вести было чрезвычайно трудно. Власти не боролись с мошенниками.

Единственным способом пресечь или хотя бы ослабить преступную деятельность фальсификаторов в тогдашних условиях было привлечение к ней внимания общественности, разъяснение способов фальсификации, предостережение от приобретения подделок. Появился целый ряд статей видных русских ученых — В. В. Латышева, Н. И. Веселовского, Э. Р. Штерна, Л. Л. Бертье-Делагарда, в которых рассматривались различные виды поддельных древностей. Один лишь неполный перечень названий статей показывает широту «промысла»: «О поддельных греческих надписях», «О новом способе подделки античных расписных ваз», «О новом способе фальсификации в серебре и мраморе», «О новейших подделках в области керамики на юге России», «Подделка греческих древностей». Вопрос о подделках был специально поставлен на X Археологическом съезде в Риге в 1896 г., где директор Одесского музея Э. Р. Штерн выступил с обширным докладом «О подделках классических древностей на юге России». Однако ничто не помогало.

Среди подделок были подлинные шедевры искусства, свидетельствовавшие о выдающемся мастерстве их творцов. Одним из них был одесский ювелир И. Рухомовский, имя которого связано с так называемой тиарой Сайтаферна — венцом фальсификаций на юге России. О ней мы расскажем подробнее. Но сначала несколько слов о её творце.

И. X. Рухомовский родился в 1860 году в небольшом провинциальном городке Мозыре в Белоруссии. Никакого художественного воспитания он не получил, но с раннего детства страстно увлекся искусством, хотя родители готовили его к карьере раввина. Этот самородок без чьей бы то ни было помощи достиг такого совершенства в ювелирном искусстве, что в киевских граверных мастерских, куда он приехал учиться, не оказалось никого, кто мог бы его ещё чему-нибудь научить.

Начало творческой деятельности Рухомовского относится к 1891 г. В 1892 г., после знаменитого мозырского пожара, он переселяется в Одессу. И здесь его мало кто знает, но зато он ловко эксплуатируется торговцами и владельцами ювелирных магазинов, которые наживают на его искусстве огромные деньги.

Девять лет трудился он над золотым «саркофагом со скелетом» — самым выдающимся своим произведением. Миниатюрный саркофаг был покрыт тончайшими рельефами, аллегорически изображавшими различные этапы человеческой жизни. В саркофаге помещался скелет величиною с палец, составленный из 167 частей, причём каждая из этих миниатюрных золотых «костей» двигалась в том направлении и ровно настолько, как у натурального скелета. За это замечательное произведение Рухомовскому была присуждена золотая медаль на выставке Салона французских художников в Париже 1903 г.

Рухомовский сочетал в своем лице гравера, чеканщика и ювелира и одинаково превосходно работал в каждой из этих областей. В то время как произведения, подобные изготовленным им, обычно могли быть созданы только общими силами скульптора, чеканщика и ювелира, он всегда работал один. Ему принадлежит и целый ряд вещей античного образца, самой выдающейся среди которых была «тиара Сайтаферна» (или Сайтафарна). Рухомовский не был мошенником, сознательно изготовлявшим подделки, он работал по заказам и обычно не знал об истинных целях своих заказчиков. Так, в частности, «тиара Сайтаферна» была ему заказана якобы для подарка к юбилею одного известного харьковского профессора. И не его вина, что им часто пользовались для крупного мошенничества.

Тиара Сайтаферна. Подделка.

В апреле 1896 года появились сообщения о том, что парижский Лувр за огромную сумму приобрёл замечательную, уникальную находку из южной России. Речь шла о золотой тиаре скифского царя Сайтаферна, найденной якобы крестьянами села Парутина в составе клада на месте древней Ольвии. Тиара (высота её 18 см, а вес 443 грамма) изумительно тонкой работы состоит из нескольких поясов — фризов. На нижнем изображены идиллические сцены из жизни скифов, на среднем, самом широком, — мифы из «Илиады». Оба фриза отделены друг от друга круговым изображением городской оборонительной стены с башнями, а на нём греческая надпись: «Царя великого и непобедимого Сайтаферна. Совет и народ ольвиополитов». 

Таким образом, тиара сама сообщала о себе все сведения — она была преподнесена в дар скифскому царю Сайтаферну жителями Ольвии по постановлению народного собрания и совета города.

О скифском царе Сайтаферне было известно из знаменитого ольвийского декрета в честь Протогена, что он «прибыл в Канкит и требовал даров». Ольвия с конца III века до н. э. была данницей скифов. Тиара, как будто, являлась прямой иллюстрацией к декрету в честь Протогена. К этому можно добавить, что шрифт надписи на тиаре во всех деталях совпадает со шрифтом Протогеновского декрета и надпись с точки зрения греческой эпиграфики безупречна. Что и говорить, Лувр мог, казалось бы, гордиться приобретением первостепенной ценности и значения. Тем не менее покупка никакой сенсации пе произвела. Сенсацию она вызвала много позднее, спустя семь лет, в 1903 г. Но прежде необходимо рассказать о событиях, связанных с покупкой тиары.

Весной 1896 г. в Вену приехал одесский торговец древностями Шепсель Гохман и предложил императорскому придворному музею приобрести вещи, происходящие якобы из случайно обнаруженного в Ольвии клада. Наиболее ценной вещью среди привезенного Гохманом была золотая тиара с надписью. Ещё раньше предприимчивый торговец пытался сбыть её Британскому музею, но там, зная его дурную славу торговца поддельными древностями, отказались даже посмотреть предложенные вещи. У австрийских специалистов подлинность тиары не вызвала сомнений, хотя директор музея и высказался против её покупки. Однако цена, которую запросил Гохман, была столь высока, что требуемую сумму собрать не удалось и Венский музей с сожалением вынужден был отказаться от покупки.

Дальше события развивались так. Гохман, который сам должен был вернуться в Россию, так как у него кончался срок визы, передал тиару двум венским антикварам Фогелю и Шиманскому, поручив продать её за 30 тысяч франков с условием, что если им удастся получить больше, то прибыль поделят. Те отправились в начале марта в Париж, где при посредничестве некоторых влиятельных лиц предложили тиару Лувру. Там она была подвергнута тщательной и всесторонней экспертизе, и среди всех учёных мужей, которые её изучали, не нашлось ни одного, высказавшего хотя бы тень сомнения в её подлинности. И среди них были такие авторитеты, как знаменитые братья Теодор и Саломон Рейнаки, крупнейшие эпиграфисты Фукар и Олло и др. Одобрил покупку и директор национальных музеев Франции Кемпфен.

Торговцы запросили баснословную цену, но стремление приобрести шедевр было так велико и уверенность в его подлинности столь глубока, что Лувр согласился уплатить за неё огромную сумму: называли цифру 200 000 франков и даже четверть миллиона (более 90 тыс. рублей золотом).

Сделка состоялась по иронии судьбы 1 апреля. «Тиара Сайтаферна» заняла место в витрине Лувра среди национальных сокровищ Франции.

Как только появились сообщения о луврском приобретении, в России сразу же раздались голоса, высказавшие сомнения в подлинности тиары. Русские учёные хорошо знали цену «ольвийским древностям», поступавшим на рынок через посредство очаковских и одесских торговцев. Казалось совершенно невероятным, чтобы о столь значительной ольвийской находке ничего не было известно в России. А о тиаре не слышали ни крестьяне из Парутина, ни коллекционеры и антиквары Одессы, ни археологи России. Кроме того, было известно, что в недавнем прошлом аналогичные «находки» были приобретены музеями Кракова и Франкфурта и все они оказались подделками.

Первым против подлинности «тиары Сайтаферна» высказался Н. И. Веселовский, выступивший на страницах столичной газеты «Новое время». В том же духе высказался и директор Одесского музея Э. Р. фон Штерн ещё в 1896 г. на X Археологическом съезде в Риге. Одним из аргументов против подлинности тиары служила и её надпись, безупречная, как сказано, с точки зрения греческой эпиграфики. В одной статье по поводу надписи говорилось: «Вероятно ли, даже возможно ли, чтобы ольвийцы осмелились грозному царю написать на лбу такую штуку? Поистине подобная идея может прийти в голову только современному поддельщику, у которого она, впрочем, и совершенно понятна, так как его воззрения не идут далее понятия о портсигаре с надписью, подаренном на именины».

Вскоре к выводу о поддельности тиары пришёл и известный немецкий учёный Фуртвенглер, который имел возможность лично осмотреть тиару в Лувре. Он доказывал, что в изображениях на тиаре наблюдается смешение разнородных и разновременных стилей, что там допущены ошибки, которые античный мастер допустить не мог, и т. д.

На высказывания русских учёных французы не реагировали — французской широкой публике они были мало известны. Но Фуртвенглера во Франции знали, и его мнение замолчать было невозможно. Против него ополчились хранитель Лувра Эрон де Вильфос, братья Рейнаки, Фукар. Много остроумия и ещё больше язвительности было в их споре с немецким учёным. Одним из важных «аргументов» в пользу подлинности тиары было глубокое убеждение, что в России, как и во всей Европе, нет современного мастера, который был бы способен на столь высокохудожественную подделку с таким глубоким знанием и чувством античности.

Тиара привлекла внимание общественности. 28 ноября Паскаль Груссе, депутат от департамента Сены, сделал заявление в Национальном собрании: сомнительные вещи не должны покупаться и экспонироваться в Лувре. Результатов это не имело.

А учёный спор тем временем продолжался. За пределами Франции события развивались в другом направлении. В начале 1897 году венские антиквары Фогель и Шимапский были привлечены к суду Гохманом, так как они не поделили барышей. А в Одессе вскоре состоялся другой судебный процесс — уже против самого Гохмана. Известный русский коллекционер П. Суручан, живший в Кишиневе, обвинял Ш. Гохмана в продаже ему поддельных «древностей». В качестве эксперта судом был привлечен Э. Р. Штерн. Здесь впервые всплыло имя Рухомовского. О нём стали говорить, как об авторе «тиары Сайтаферна».

Но 3 октября 1807 г. французский «Журналь де деба» опубликовал письмо Рухомовского, в котором тот категорически отрицал свою причастность к луврской покупке.

Дело о тиаре как будто стало затихать. В течение последующих лет лишь изредка появлялись статьи в научных журналах, где одни учёные доказывали поддельность тиары, а другие, главным образом французские, с жаром отстаивали её подлинность. А «тиара Сайтаферна» продолжала сиять в витрине Лувра.


Но вот, спустя семь лет после покупки, внезапно разразился скандал, взбудораживший весь Париж. Некий художник Элина, работавший на Монмартре, привлеченный к суду за подделки древностей, категорически отрицая предъявленные ему обвинения, написал судье, что хотя он и непричастен к данному случаю, но является автором «короны Семирамиды» (имелась в виду «тиара Сайтаферна»), купленной Лувром в 1896 году. События, последовавшие за этим сенсационным заявлением, как и все, связанное с «тиарой Сайтаферна», могли бы стать сюжетом захватывающего детективного романа. Мы здесь постараемся рассказать о них лишь в самых общих чертах.

18 и 19 марта 1903 г. влиятельная парижская газета «Матэн» опубликовала интервью с Элина, который заявлял, что он работал для «фабрики» подделок произведений античного искусства на Монмартре. По словам Элина, он в 1894 г. изготовил золотую корону по заказу некоего господина Шпицера, заплатившего за нее 4500 франков.

Дискуссия о тиаре вышла таким образом за пределы учёных споров. Она стала предметом внимания широкой прессы, искавшей сенсации на потребу читателей.

Учёные Лувра поначалу встретили газетную шумиху снисходительными улыбками. Все приобретаемое Лувром, заявляли они, проходит тщательнейшую экспертизу со стороны виднейших специалистов; Элина — не более чем мистификатор. И в этом, как мы увидим, они были правы. Хранитель Лувра Эрон де Вильфос иронически заметил корреспонденту одной из парижских газет, что теперь тиара имеет уже трех авторов: Гохманов, которых Штерн называл сначала, Рухомовского и Элина. А маститый Саломон Рейнак, запрошенный газетой «Матэн», просто расхохотался.


Вскоре действительно выяснилось, что Элина был самозванцем — он всё выдумал от начала до конца и был легко разоблачен. Прежде всего, Шпицер, якобы заказавший тиару в 1894 г., никак этого сделать не мог, так как он умер за четыре года до того. Однако, «афера с тиарой Монмартра» взбудоражила весь Париж. Экспансивные парижане бурно выражали свои чувства. В популярной «Фигаро» появились сатирические стишки и карикатуры, парижские мальчишки, никогда не упускавшие случая поиздеваться над власть имущими, распевали на улицах куплеты о тиаре, в которых не они не щадили ни учёных, ни правительство. За три дня, с 19 по 21 марта, в Лувре побывало более тридцати тысяч человек, чтобы посмотреть на ставшую вдруг знаменитой вещь.

Но скоро в этом шуме появились голоса, которые смогли внести ясность.

23 марта «Матэн» опубликовала письмо, а затем и интервью одного русского ювелира, жившего в Париже. Тот заявлял, что луврская тиара является произведением его лучшего друга Рухомовского, которому он сам помогал на протяжении восьми месяцев в течение всей его работы. Ювелир ручался за личную честность Рухомовского, который, по его словам, изготовлял тиару, не ведая, что она предназначается для мошеннической продажи в качестве «подлинной» древней вещи. Другое аналогичное письмо поступило в газету от жившей в Париже русской дамы, по словам которой, Рухомовский говорил ей, что видел свое произведение в Лувре, но не в силах доказать свое авторство.

Эти заявления произвели впечатление разорвавшейся бомбы. Ведь Рейнак заявлял публично, что никакого Рухомовского в Одессе найти не удалось и такового вообще не существует. Теперь же газеты сообщили, что после поступивших писем Рухомовский был допрошен в Одессе русской полицией и подтвердил, что является автором «тиары Сайтаферна», но вместе с тем отрицал какую бы то ни было причастность к её продаже. Выяснилось также, что русские учёные Орешников, Штерн и Кизерицкий неоднократно информировали Лувр о своей уверенности в поддельности тиары, но руководство музея упорно держало это в секрете.

Теперь дольше отмалчиваться было нельзя. В тот же день, 23 марта, Совет национальных музеев Франции собрался в Лувре на экстренное секретное совещание и после длительного заседания министр Шомье передал представителям печати следующее официальное коммюнике: «Министр народного просвещения решил создать комиссию с целью рассмотрения подлинности объектов наших национальных собраний». Вечером того же дня официальное агентство новостей «Гавас» передало новое сообщение: Эрон де Вильфос просил у министра из-за серьезных сомнений в подлинности тиары разрешения изъять её до выяснения этого вопроса из коллекций Лувра. Он получил её немедленно. Тиара была извлечена из витрины, где она красовалась около семи лет.

Через несколько дней «Фигаро», сделавшая запрос в Одессе, опубликовала сенсационную телеграмму: «Гравер Израиль Рахумовский, проживающий в Одессе, Успенская улица 36, категорически заявляет, что он является автором тиары, изготовленной им в 1896 г. по заказу лица, прибывшего из Керчи. Рахумовский готов по получении 1200 франков прибыть в Париж. Лувр, заявил он, может потратить 1200 франков, чтобы выявить подлинность вещи, за которую он уплатил 100 тысяч».

После этого художник Элина признался, что он выступил самозванцем, чтобы, как он заявил, обратить наконец внимание общественности на «тиару Сайтаферна».

Министр народного просвещения назначил Клермона-Ганно, профессора Сорбонны, члена Академии, уполномоченным по расследованию вопроса о подлинности тиары.

Братья Рейнаки, тем не менее, продолжали отстаивать подлинность луврской покупки. Саломон Рейнак, как более решительный, упорно доказывал, что во всём мире неизвестно ни единого предмета или публикации, с которой тиара могла бы быть скопирована. Фальсификатор же, утверждал он, не способен на создание оригинальной вещи, он всегда только копиист и не более того.

Пресса неистовствовала. Она даже обвинила Саломона Рейнака в том, что он якобы сам одессит, связанный с фальсификаторами, и поэтому сознательно заметает следы. Здесь уже газетчики переборщили. Саломон Рейнак, знаменитый французский археолог, несомненно не имел никакой связи с мошенниками-фальсификаторами. Он действительно верил в подлинность тиары.

5 марта 1903 г. в Париж инкогнито приехал Рухомовский и поселился в отеле «Централь» под вымышленной фамилией Барде. Но от вездесущих репортеров не так-то легко было укрыться, и они очень скоро разыскали его. Рухомовский стал героем дня, кумиром парижан, которым очень импонировало то, что этот маленький человек дал им повод посмеяться над сильными мира сего. Портрет Рухомовского появился во всех парижских газетах.

Когда корреспонденты спросили его о предстоящем расследовании, которое Клермон-Ганно держал в строжайшей тайне, он со смехом ответил: «Тиара? Но это не искусство, это мелочь, это ничего… Ах! если б вы видели мой саркофаг!». Речь шла об уже упоминавшемся нами миниатюрном золотом саркофаге с рельефами, в котором помещался скелет, подлинном шедевре ювелирной техники, выставленном во время описываемых событий в Салоне французских художников; автору, как сказано выше, была присуждена золотая медаль.

Расследование длилось около двух месяцев, и на конец 2 июня Клермон-Ганно доложил о его результатах министру, и 11 июня «Ле Тан» опубликовала следующее коммюнике. Рухомовский предъявил 4 подлинные фотографии тиары в момент, когда она была передана Гохману, а также эскизы четырех фрагментов, сделанных им для памяти. Прежде чем показать Рухомовскому тиару, Клермон-Ганно допрашивал его в течение восьми часов, выясняя различные мелкие детали и т. д. Рухомовский выдержал это испытание.

Мемориальная доска ювелиру Израилю Рухомовскому в Одессе (ул. Осипова, 6)

Рухомовский рассказал, что работал над тиарой в Одессе в течение 7—8 месяцев и получил за неё 1800 рублей. Он указал и на источники, служившие ему образцами при создании тиары. Это были широко известные в то время «Русские древности в памятниках искусства» Толстого и Кондакова — для скифских сюжетов и популярный «Атлас в картинках к всемирной истории» Вейсера — для мотивов из «Илиады». В этих изданиях были допущены некоторые графические ошибки, и все они оттуда перешли на тиару. Далее Рухомовскому было предложено сделать несколько вещей с этих изданий. Он выдержал и это испытание — вещи были изготовлены точно в той же технике, что и тиара. Наконец, последнее испытание заключалось в том, что Рухомовский должен был изготовить часть самой тиары. Обе вещи оказались абсолютно идентичными. Больше никаких сомнений в авторстве Рухомовского не оставалось.

Выводы Клермоп-Ганно сводились к следующему: «1) тиара Лувра фальшива; 2) она изготовлена по указанию некоего X (Гохмана) современным мастером; 3) этот мастер — Рухомовский».

Но братья Рейнаки, несмотря ни на что, продолжали спорить. Они доказывали археологическую ценность тиары, указывая на то, что она якобы частично всё же древняя, но «доделанная» современным «реставратором» и таким образом является тем же, что и античные мраморные статуи, в большинстве своем подвергшиеся реставрации. Но к их голосам никто уже не прислушивался. Вопрос с «тиарой Сайтаферна» был решён окончательно. Она была сначала передана в музей современного искусства, а затем вернулась в Лувр, где вот уже более семидесяти лет хранится среди подделок.

Так закончилась крупнейшая афера с подделками древностей. На этом рассказ о «тиаре Сайтаферна» можно было бы и закончить. Упомянем лишь ещё об одном любопытном эпизоде, происшедшем во время пребывания Рухомовского в Париже. Некий предприимчивый американский бизнесмен предложил Рухомовскому совершить кругосветное турне с демонстрацией тиары. Для этой цели он был готов купить её у Лувра за ту цену, которая была за неё уплачена. Проект этот не был, однако, осуществлён — то ли не дал согласия Рухомовский, то ли французское правительство предпочло финансовый убыток новым насмешкам над французскими учёными.

О дальнейшей судьбе И. X. Рухомовского, этого несомненно выдающегося художника, известно мало. После опубликования материалов о «тиаре Сайтаферна» в 1967 г. автор этих строк получил много писем читателей, в числе которых было и письмо племянницы Израиля Рухомовского, проживавшей в Минске. По её словам, Рухомовский остался в Париже, где он жил в бедности и умер там в 1936 г. в возрасте 76 лет. Из завещания Рухомовского: «И ещё в моих мечтах есть пожелание, чтобы на памятнике было высечено несколько строк: Человеком счастливым я был в жизни. Тишина и спокойствие, хлеб и одежда были всегда в моём доме. Я любил моё «царство», мою жену и мой дом.

Также после моей смерти мой дух будет жить В делах моих…» 

В 1924 году копия «тиары Сайтаферна», сделанная Рухомовским, выставлялась в Бурлингтонском клубе изящных искусств, как выдающееся произведение русского искусства. Ещё два произведение И. Рухомовского находятся в собрании музея Фаберже — это кулон в виде тиары Сайтафарна и колье со сценами античной жизни.

Большая часть (около 80) работ Израиля Рухомовского находилась в руках частного коллекционера — мецената Райтлинга. Покупая их, Райтлинг полагал, что приобретает настоящие древности.

Разоблачение аферы с «тиарой Сайтаферна», изготовленной одесским ювелиром Рохумовским, нанесло тяжёлый удар по торговцам поддельными «древностями».

Старший из братьев Гохманов, непосредственно замешанный в продаже фальшивой тиары, совершенно отошёл от дел. Младший, правда, продолжал свою деятельность, но и он не решался больше торговать золотыми «древностями», поскольку доверие к ним было полностью подорвано. Теперь он перешёл на торговлю подделками из серебра и, надо сказать, немало преуспел на новом поприще.

Первая подделка из серебра (маска бородатого бога) была продана Одесскому музею. Даже такой специалист, каким был директор музея Э. Р. Штерн, имевший огромный опыт разоблачения подделок, был на сей раз обманут: с серебряными фальсификациями ему ещё не приходилось сталкиваться. В 1906 году первая крупная серия поддельных серебряных сосудов была продана Л. Гохманом через подставное лицо одному высокопоставленному лицу в Крыму. Два года спустя вторая крупная серия поддельных серебряных ваз с рельефными украшениями, среди которых были ритоны со сценами из жизни скифов, напоминавшими изображения на куль-обской вазе, была продана московскому Историческому музею, где фальсификация была вскоре обнаружена.

Разоблаченный в России, Л. Гохман перенёс свою деятельность за границу. Уже в 1908 г. в Германию был направлен большой «транспорт» подделок, из которых Штерн упоминает ещё один серебряный ритон и бронзовое зеркало с золотой рукояткой. Когда Штерн показал фотографию этого зеркала, присланную ему ввиду возникших сомнении в его подлинности, Шепселю Гохману, тот признал в нём работу своего младшего брата. Преступная деятельность Л. Гохмана в России продолжалась вплоть до установления Советской власти в Одессе. После революции он эмигрировал в Берлин, Имеются основания предполагать, что он вывез из Одессы или готовые подделки, или даже работавшего на него мастера и продолжал заниматься своими мошенническими делами. Отголоски этой деятельности живы вплоть до настоящего времени.istoricheskij-muzej-v-moskveВ 1962 г. в печати появились сообщения о приобретении Лувром «памятника античной торевтики первостепенного значения». Речь шла о серебряном позолоченном ритоне в форме кабаньей головы с рельефными фигурами скифов на горле. Проведенный через несколько лет крупным знатоком античной торевтики Северного Причерноморья А. А. Передольской тщательный анализ изображений на луврском ритоне и их сравнение с куль-обскими показал, что и этот ритон едва ли может считаться подлинным — он является не более чем весьма искусной подделкой. Подобный же поддельный ритон с изображениями скифских воинов хранится в Историческом музее в Москве, в коллекции подделок, некогда приобретенных в качестве подлинных вещей — это один из серебряных сосудов, приобретенных у Л. Гохмана в 1908 г. Прототипом изображений московского ритона, так же как и луврского, послужили изображения на куль-обской вазе. Едва ли можно сомневаться в том, что оба они вышли из рук одного фальсификатора древностей.

О происхождении луврского ритона ничего не известно. Известно, однако же, что между 1910 и 1920 годами он находился в одной частной коллекции в Германии, а это наводит на след деятельности всё того же печально известного Л. Гохмана. Можно предполагать, что ритон скорее всего попал в Германию с упоминавшимся выше «транспортом» подделок в 1908 года.

Борьба с фальсификаторами и торговцами поддельными древностями была длительной и упорной. Но не они представляли главную опасность для развивающейся археологии на юге России.

Куда более опасными были так называемые «счастливчики», преступная деятельность которых в конце XIX и начале XX века приобрела угрожающие размеры. Подделку можно было разоблачить, и в большинстве случаев это удавалось довольно легко. Грабители же в любом случае наносили огромный и непоправимый ущерб науке, поскольку они разрушали археологические памятники, выхватывали из комплексов лишь наиболее ценное с материальной точки зрения, и если даже позднее похищенные ими вещи попадали в руки учёных, они уже были обесценены отсутствием точных сведений об обстоятельствах и условиях их находки и т. д. Если центрами фальсификации древностей и их сбыта, как уже говорилось, были Очаков и Одесса, то «счастливчики» орудовали главным образом в районе Керчи. Никакие запреты и угрозы не могли унять грабителей. Риск всегда окупался и сулил легкую наживу.

Многие «счастливчики» приобрели огромный опыт в раскопках древних могил; у них выработались разнообразные приёмы поисков этих могил, своеобразная интуиция. Ещё в конце 40-х годов автору этих строк приходилось встречаться в Керчи с последними представителями этой «профессии», тогда уже глубокими стариками. В то время они были уже многолетними и весьма ценными помощниками Керченского музея и археологов. Один из них водил нас по замечательным керченским расписным склепам, которые в те годы было уже чрезвычайно трудно отыскать, а он находил их по одному ему ведомым признакам. Попутно он показывал и целый ряд могил, некогда открытых «счастливчиками», и всякий раз вспоминал: «наш грабеж» или «не наш грабеж».

Закон был бессилен приостановить деятельность грабителей древностей, но археологи вели с ними жестокую борьбу в буквальном смысле не на жизнь, а на смерть. Грозой для «счастливчиков» являлся бывший с 1901 по 1918 год директором Керченского музея крупный ученый-археолог Владислав Вячеславович Шкорпил. Он преследовал их и днём и ночью, не давая ни минуты покоя. Многие «счастливчики» вследствие его неустанной борьбы с ними оказались совсем не счастливыми — они были переданы в руки полиции и оказались за решеткой. Борьба была опасной и в конце концов закончилась для Владислава Шкорпила трагически. В 1918 г. «счастливчики» зверски убили его.vladislav-vyacheslavovich-shkorpilОбычно грабителями могил были люди невежественные, не понимавшие, какой огромный вред они наносят науке. Ими руководило лишь одно стремление — обогатиться. Путь искательства кладов казался им простым и легким, а в замечательных золотых произведениях искусства, которые они находили, они чаще всего видели не более как драгоценный металл; художественной и научной ценности вещей «счастливчики» просто не понимали.

Но были и иного рода хищники — авантюристы и мошенники, причастные к археологии, которые, прикрываясь именем науки, уничтожали бесценные сокровища в целях личной наживы. Такие мошенники наносили науке особенный урон, поскольку они сознательно вредили ей. Особенно прискорбной и вопиющей была история «горного техника» Д. Г. Шульца, с печальной памяти именем которого связана гибель замечательных Келермесских курганов недалеко от Майкопа.

В 1897 году «горный техник (практик)», как он себя именовал, Шульц вёл раскопки в Закавказье по Открытому листу, выданному ему императорской Археологической комиссией. Но поскольку отчёт его о раскопках оказался неудовлетворительным и безграмотным, ему было отказано в возобновлении разрешения на дальнейшее ведение раскопок. Однако Шульц упорно продолжал добиваться права на археологические исследования, и когда он в 1903 году, уже будучи на Кубани, вновь обратился в Археологическую комиссию с очередным ходатайством, ему было предложено поработать под руководством Н. И. Веселовского, который в то время вёл там раскопки курганов.

Н. И. Веселовский поручил Шульцу раскопать несколько разоренных грабителями курганов возле станицы Апшеронской, но тот самовольно расширил поле своей деятельности и стал копать курганы около станицы Келермесской. В конце 1903 г. он раскопал здесь несколько курганов, и ему удалось обнаружить роскошное нетронутое погребение скифского вождя VI века до н. э., о чём свидетельствовали изумительные золотые и серебряные изделия, присланные Шульцем в Петербург в Археологическую комиссию. Победителей не судят. Комиссия возместила Шульцу расходы на работу и выдала ему Открытый лист на право раскопок в 1904 году.

Келермесские находки представляли первостепенный научный интерес. Наряду с вещами из так называемого Мельгуновского клада они были наиболее древними остатками скифских царских сокровищ на юге нашей страны, относящихся, вероятно, еще к началу VI века до н. э. Очевидно, в Келермесском кургане был похоронен вождь скифского племени, осевшего в Прикубанье при возвращении скифов из походов в Малую Азию в VII веке до н. э.

Трудно переоценить научное значение Келермесских курганов, если бы они были исследованы добросовестно и на научной основе. Исключительно велика была и художественная ценность келермесских находок — серебряного позолоченного зеркала, серебряного ритона, золотых чаш, ножен меча, секиры. Здесь наблюдается сочетание мотивов скифского искусства с мотивами древне-восточного переднеазиатского, преимущественно ассиро-вавилонского, а также греческого малоазийского. Легко вообразить, какую огромную художественную ценность представляли бы сокровища Келермеса, если бы все они сохранились. Если бы!

Келермес, курган № 1. Железный меч с обложенной золотым листом рукоятью, в ножнах с золотой обкладкой. Общая длина 61 см, длина ножен около 47 см. 

На обкладке перекрестия рукояти и устья ножен одинаковые пары мужских крылатых фигур перед передне-восточным урартским символом древа жизни. С обеих сторон золотой обкладки ножен по 8 чеканных изображений фантастических зверей с туловищами львов и быков, с головами грифонов, львов, быка и с крыльями в виде зубастых рыб

Уже во время работы Шульца в Келермесе деятельность «горного техника» вызвала подозрение местных властей: в конце декабря 1903 года Кубанское областное правление послало о нём запрос в Археологическую комиссию. А ещё раньше Комиссия получала из Тифлиса, где в то время проживал Шульц, сообщения, что человек он недостойный доверия, авантюрист. Но победителей не судят! Археологическая комиссия заверила кубанские власти, что Шульц действует на законном основании, по всем правилам, и нет причин быть недовольными его деятельностью.

Между тем некоторые из законсервированных на зиму курганов, которые раскапывал Шульц, были разграблены казаками, и вещи из них проданы в Майкопе. Часть этих вещей Археологической комиссии удалось приобрести за весьма высокую цену.

Шульц повёл активную борьбу против кладоискателей. Он нещадно преследовал их, составлял на них протоколы, передавал дела в суд, постоянно жаловался в Археологическую комиссию, что местные власти не желают препятствовать хищническим раскопкам курганов, а мировые судьи по существу оправдывают пойманных грабителей, ограничиваясь наложением на них штрафа в размере одного рубля. Своей борьбой с кладоискателями, чрезвычайно раздувавшейся и постоянно подчеркивавшейся им, Шульц стремился войти в доверие к Археологической комиссии. При этом, как будет видно, он был движим корыстными и преступными побуждениями.

Шульц упорно добивался от Археологической комиссии признания себя её сотрудником. В апреле 1904 г, в прошении, направленном в Комиссию, Шульц пишет: «Осмеливаюсь просить … записать меня в своего постоянного члена сотрудника при Комиссии и благоволить мне выслать аттестат, а также везде при деле поименовать меня не как частное лицо, а своего служащего по археологии. Нося имя как действительного сотрудника при императорской Археологической комиссии мне будет гораздо легче бороться… с хищниками кургано-копателями, в противном случае представляется затруднение действовать целиком в интересах Комиссии. Благоволите также выслать мне (если возможно) печать для пакетов и казенную печать для отправки посылок по почте или же выслать мне разрешение на заказ таковых печатей».

Хотя Шульц, разумеется, не получил того о чём просил, он всюду именовал себя «сотрудником императорской Археологической комиссии», а вскоре заказал и штамп. Получив Открытый лист на право ведения раскопок в 1904 г., Шульц продолжал раскопки Келермесских курганов.

И вдруг стало ясно, что Шульц — авантюрист и мошенник, ловко одурачивший Археологическую комиссию.

В начале мая в Археологическую Комиссию поступило письмо из Ростова-па-Дону от коллекционера книготорговца Романовича. В нём сообщалось, что в Ростове появились в продаже золотые курганные древности. Из переписки с Романовичем выяснилось, что проданы были золотые чаши, массивная шейная гривна весом 180 золотников (768 грамм) и ряд других украшений, а продавцом их оказался… Шульц. Через Романовича часть этих чрезвычайно ценных вещей Археологической комиссии удалось приобрести за 5000 рублей. Их сопоставление с келермесскими, присланными Шульцем ранее, не оставляло сомнения — они происходили из одного комплекса.


Это был невиданный скандал. Нужно было срочно принимать меры. Археологическая комиссия немедленно сообщила начальнику Кубанской области, что Открытый лист, выданный Шульцу, «комиссиею объявлен впредь недействительным», о чём она просила известить атамана Майкопского отдела. Н. И. Веселовскому, ведшему в то время раскопки на юге, поручается срочно выехать в Ростов, выяснить все обстоятельства дела и, если подозрения в отношении Шульца подтвердятся, разыскать его, отнять Открытый лист и возбудить против Шульца судебное преследование «по обвинению в утайке древностей, добытых путём раскопок».

В Ростове Н. И. Веселовскому удалось выяснить следующее: в конце апреля 1904 г. Шульц в сопровождении какой-то женщины прибыл туда под вымышленной фамилией и привез курганное золото, частью в слитках, частью в виде вещей. Здесь он предложил купить золото некоему часовщику, но, поскольку у того не оказалось денег, продал вещи одному ювелиру. При этом обязательным условием он ставил, чтобы всё было переплавлено в слитки. Золотую шейную гривну ювелир переплавил, но чаши продал Романовичу. Всего Шульц продал 8 фунтов золота и выручил 4500—5000 рублей. Довольный проделанной операцией, Шульц обещал привезти новую партию золота.

Из Ростова Н. И. Веселовский поехал в станицу Келермесскую, где он застал Шульца. Вскоре оттуда в Петербург прибыла телеграмма: «Сознался лист отобран Веселовский».

Оказалось, что Шульц с самого начала обманывал Археологическую комиссию. Он сознательно сообщал неправильные сведения о местах находок вещей, утверждал, что они найдены в курганах, расположенных на частных землях, между тем на самом деле курганы были на общественных землях. Дело в том, что, как уже говорилось, древности, найденные на казенных и общественных землях, считались собственностью казны, в то время как найденные на землях частных считались принадлежащими хозяевам земель и могли быть приобретены Археологической комиссией лишь путем покупки. Ясно, что Шульц, который всё время прикидывался простаком, на самом деле сознательно готовился к преступлению. В своих отчётах он все умышленно искажал.

Ввиду того, что погубленные Шульцем вещи вернуть уже все равно нельзя было, а также во избежание скандала судебное дело против Шульца возбуждено не было. И тут Шульц совсем обнаглел. В течение десяти лет он с упорством, достойным лучшего применения, буквально засыпает Археологическую комиссию заявлениями, рапортами, прошениями, в которых изображает себя сначала жертвой ошибки, затем оклеветанным сознательно, из зависти очернённым и т. д.

Он не только оправдывается, но и требует, угрожает. Видя, что Археологическую комиссию ему больше не провести, он начинает посылать «верноподданнические прошения» самому царю и царице. Сорок прошений послал он Николаю II. Постепенно в них всё более начинает вырисовываться его облик ярого черносотенца и негодяя. Здесь постоянно фигурируют фразы вроде «лживые враги России», «готовые потопить всю Россию», «неразумные забастовщики» и т. д. В ходе этой многолетней тяжбы выяснились многие подробности жизни авантюриста Шульца. На всех прошениях Шульца, однако, неизменно стоит одна и та же резолюция: «Оставить без внимания».

Так в результате «деятельности» этого мошенника были погублены ценнейшие и интереснейшие Келермесские курганы.

Преступной деятельности грабителей и мошенников, фальсификаторов и скупщиков древностей был положен предел лишь после установления Советской власти на юге нашей страны.

Началась новая эра в археологии — новая эра и в исследовании античных и скифских древностей Северного Причерноморья.

Источник  

Невоенный анализ-57. Десять поляков вышли погулять. 27 марта 2024

Традиционный дисклеймер: Я не военный, не анонимный телеграмщик, не Цицерон, тусовки от меня в истерике, не учу Генштаб воевать, генералов не увольняю, в «милитари порно» не снимаюсь, ...

  • 1 января 1970 г.
  • Автор рекомендует

Зеленский перешёл границы разумного: Паника американцев теперь стала абсолютно ясна
  • ATRcons
  • Вчера 20:03
  • В топе

Теракт в концертном зале "Крокус Сити Холл" расставил по местам всех игроков на политической арене вокруг России. И это связано с реакцией стран на инцидент, унесший жизни почти 150 чело...

Обсудить