Он прошел страшные «таёжные командировки»:
юношей, за участие в подпольной троцкистской группе был осуждён на три года лагерей, отбывал наказание на Северном Урале.
В 1937 году получил новый срок и был отправлен на Колыму...
В 1943-м – снова суд и очередное заключение.
Лишь в начале 50-х он становится вольнонаёмным, а хрущевская «оттепель» позволяет ему вернуться в Москву, откуда и начался его путь заключённого.
Ханами, царями и вождями
Ни один поэт не побеждён. (Валентин Сорокин)
Но родился Шаламов в Вологде, самом её сердце, в доме за Софийским собором (отец писателя был священником).
«Есть три Вологды: историческая, краевая и ссыльная. Моя Вологда – четвертая, – объяснял читателю Шаламов. – «Четвертую Вологду» я пишу в шестьдесят четыре года от роду… Я пытаюсь в этой книге соединить три времени: прошлое, настоящее и будущее – во имя четвертого времени – искусства».
Строго говоря, духовно для Шаламова Вологда – город чужой, он принимает его скрепя сердце. В этом смысле писатель – прямой наследник отца, которого в мемуарах он неоднократно упрекает за позитивизм. Священник Тихон Шаламов относил себя к «просвещенному духовенству» и повергал богобоязненных местных жителей в шок тем, что в доме у него вместо иконы Христа висела освященная репродукция картины Рубенса. Эта «оригинальность» впоследствии развилась в целую концепцию – после 1917 года о. Тихон стал одним из идеологов обновленческого раскола в Вологде.
Сын же его утратил веру в Бога ещё в пред-гимназические годы. Традиционная, историческая Вологда, с древними храмами, старинным укладом чужда маленькому Варламу; отец был в оппозиции к властям, потому и «краевая» ипостась города не вызывала уважения, вся «культура» шла в семью от ссыльных, с которыми много общался о. Тихон.
Шаламов пишет: «Третья Вологда обращена духовно, а зачастую и физически, материально – к Западу, к обеим столицам – Петербургу и Москве – и тому, что стоит за этими столицами, Европе, Миру с большой буквы».
Эта ипостась города явно милей Шаламову, чем первые две. Она фактически определила его интерес к политике, а значит, и последующую судьбу. Но третьей Вологды недостаточно, потому и потребовалось выдумывать собственную, «четвёртую» – как места, где ребенком Варлам начал писать стихи. Вологду он в них, кстати, не воспел – с детства честность была его главным кредо.
Советские диссиденты (Шаламов ядовито называл их «прогрессивным человечеством») пытались в 70-е годы использовать его творчество для своих целей – разрушения государства.
Они получили жесткую отповедь – неудобный Шаламов не хотел участвовать ни в какой «кампанейщине». (Известен и конфликт писателя с Солженицыным – суть художественной правды они понимали по-разному.)
Разумеется, «прогрессивное человечество» в 1917 году хотело «как лучше», ну, а что вышло – развал страны, отпадение территорий, Гражданская война – за это они не отвечают. На те же грабли и с тем же результатом наступили прогрессисты в 1991-м. И опять: ограбление миллионов, войны на окраинах СССР, распад страны…
Ныне пластинка заводится в третий раз за последние сто лет. Провинциальные либералы отличаются от своих столичных коллег простодушием: играя с огнём, они не предполагают его последствий. Александр Кубасов, много поработавший в архивах ФСБ, высказал весьма здравую мысль: если бы о. Тихон знал о грядущей судьбе сына, вряд ли с таким рвением он бросился бы в церковный раскол; именно идеология возгонки нетерпимости предшествовала раскрутке репрессивной машины в 30-е годы.
К сожалению, эта тема – трагедии русского духа, наглядно воплощенная и в старшем Шаламове, и в его сыне Варламе, не получила должного внимания. А жаль! Кто, почему и с какими мотивами разрушал «царский режим», в котором так комфортно и вольготно жилось ссыльным в Вологде – они даже за границу могли выезжать?!
Была ли вина отца в судьбе сына? Почему обновленцы, ратовавшие за справедливость, закрывали глаза на то, когда священников, не разделявших их убеждения, репрессировали во внесудебном порядке? В чём суть политических взглядов Варлама Шаламова? Как связаны троцкизм и позитивизм?
Говоря о трагической судьбе Шаламова, не лишне напомнить, что Владимир Зазубрин, Павел Васильев, Борис Корнилов, Николай Клюев, Сергей Клычков, Пётр Орешин – целая россыпь первоклассных русских талантов! – были расстреляны в роковые годы, хотя в политической деятельности, в отличие от Шаламова, они не участвовали.
А вот что писал о неволе ещё один гулаговец, Борис Ручьёв:
«Как горько нам -
Под стражею в этапах
По родине пройти в июльский день,
Почувствовать лугов медовый запах,
Увидеть крыши отчих деревень».
Огромная трагедия миллионов!.. Надо ли её превращать в «материал» для идеологической деятельности нового поколения «прогрессивной общественности»?! Вряд ли.
Варлам Шаламов был честным писателем:
в этом сила его слова и секрет притягательности его личности. Честность – это бесстрашие и мужество.
Не смотря на большое количество ссылок и освобождения с них, Поэт был крайне негативно настроен относительно заключений. В его стихах можно увидеть, что поэт считал подобные места пагубными не только для заключенных там людей, но даже и для начальников и надзирателей.
В целом стихи Варлама Шаламова представляют большую ценность не только для литературоведов и рядовых читателей, но также и историков, которые занимаются изучением той эпохи.
Ныне в России «мягкое время», совершенно не сравнимое с шаламовским. Но честность по-прежнему в дефиците, она нужней, чем всякая «политическая борьба», с честности, может быть, начинается всякое искусство вообще.
В часы ночные, ледяные
В часы ночные, ледяные,
Осатанев от маеты,
Я брошу в небо позывные
Семидесятой широты.
Пускай геолог бородатый,
Оттаяв циркуль на костре,
Скрестит мои координаты
На заколдованной горе.
Где, как Тангейзер у Венеры,
Плененный снежной наготой,
Я двадцать лет живу в пещере,
Горя единственной мечтой,
Что, вырываясь на свободу
И сдвинув плечи, как Самсон,
Обрушу каменные своды
На многолетний этот сон.
Оценили 3 человека
5 кармы