Почти четверть века возглавляющий Белгородскую область старейшина губернаторского цеха — в спецпроекте ТАСС "Первые лица регионов"
— Попытаюсь угадать ваше жизненное кредо, Евгений Степанович. "Скромность украшает". Попал?
— Пожалуй, все же нет. Излишняя скромность — верный путь к забвению. Мне ближе другой девиз: "Подчиняйся без унижения, приказывай без наглости". Придумал не я, мысль задолго до моего появления на свет сформулировали русские дворяне. Хотя голубой крови во мне нет, сплошь — крестьянская.
Нас в семье было три брата. Анатолий старше на одиннадцать лет, работал на Краснояружском сахарном заводе, его давно нет в живых, рано умер от рака, в пятьдесят с небольшим. Александр окончил в Курске педагогический институт, учительствовал, был директором школы. Сейчас на пенсии.
По паспорту оба старших брата — русские, а я в четырнадцать лет пришел за документом, в загсе и говорят: Женя, у тебя ведь родители — украинцы. Подумал и согласился: ну, тогда меня тоже так запишите.
Отец и мама родом из Сумской области, я — из Красной Яруги, теперь это райцентр Белгородской области.
— Чем родители занимались?
— Говорю же: крестьянствовали.
Отец прошел всю Великую Отечественную. Когда началась война, служил срочную в Одессе. Был артиллеристом. Вместе с Красной армией отступал до Волги, в 43-м попал на Курскую дугу. Белгород находится на южном фасе, а отец воевал на северном, на границе Орловской области. Потом — на Запад. Победу встретил в Кенигсберге в звании старшины. Служил под командованием маршала Рокоссовского. Награжден тремя орденами Красной Звезды, двумя медалями "За отвагу". Все боевые награды мы сберегли, храним дома.
После войны отец работал секретарем райисполкома, потом направили председателем в колхоз имени 12-летия Октября, по-украински — 12-річчя Жовтня. Лет десять руководил. В середине 60-х годов хозяйства стали укрупнять, отца назначили секретарем парткома объединенного колхоза, точнее спецхоза имени Свердлова, где акцент сделали на овцеводство. Тогда в нескольких областях страны — Брестской, Омской, еще в двух или трех — решили развивать специализированное сельхозпроизводство. Как показало время, это было в целом правильное направление, но с овцами вышла ошибка. Одно дело — крупный рогатый скот, свиноводство и птицеводство, которые традиционно присутствовали на Белгородчине, другое — овцы. Их в наших краях никогда не разводили. Но кого из высокого начальства это волновало? Сверху спустили указание, надо выполнять. Вот и объединили три колхоза в овечий спецхоз. Боже мой, какой это был ужас! Чтобы выполнить план, шерсть приходилось заготавливать на Северном Кавказе.
— Покупать там и везти сюда?
— В том числе. Людей сажали в тюрьмы на реальные сроки. Оплата ведь велась наличными. Словом, школа суровая.
— Мама тоже работала в спецхозе?
— Всю жизнь была домохозяйкой. Как и остальным колхозникам, нам полагалось полгектара земли. Огород, корова, утки, гуси… Знаете, кто такая жена председателя? Каждый день к нам на обед приходили гости. Уполномоченные из района и области, проверяющие, надзирающие. Мама должна была встретить, накормить, напоить.
Жили мы очень скромно. Классе в третьем я уже пас колхозных телят. В селе рано начинают работать, помогать старшим по хозяйству. Вот и я постоянно чем-то занимался, пока после седьмого класса не уехал в Старый Оскол в геологоразведочный техникум. Там учился Саша, я решил пойти по стопам брата. Он завершал учебу, а я только поступал. Отучился и не жалею. Специализация у меня была — поиск и разведка урановых месторождений. Всем студентам стипендию платили по двадцать рублей в месяц, а на нашем отделении — вдвое выше, по сорок. С учетом надбавки за вредность.
После учебы пошел в армию. Призвали в девятнадцать лет. Служил в Ярославле в войсках ПВО. 75-й зенитно-ракетный комплекс. Сейчас на вооружении стоят С-300 и С-400, а тогда был С-75, так называемый "Волхов". Это 1969–1971 годы. Получил звание младшего сержанта, дослужился до командира отделения, даже съездил домой в отпуск на десять дней.
Думал, куда идти после армии, решал — продолжать геологоразведку или пробовать себя в чем-то ином. Геология — это экспедиции, изучение недр, романтика. И все-таки зов земли пересилил. Демобилизовался и подал документы в Тимирязевскую сельскохозяйственную академию.
Выбрал агрономический факультет, специализация — полеводство.
Поселился в общаге на Лиственничной аллее. Дом и сейчас стоит. Правда, вокруг ничего не узнать, все застроено-перестроено.
На втором курсе женился. Надя училась на моем же факультете, но на курс старше. Жили в одной комнате двумя семьями. Вторая пара студентов — за перегородочкой. И, знаете, не жаловались на тесноту или бытовые неудобства.
Не так давно, 26 января, мы с Надеждой Николаевной отметили сорок пять лет совместной жизни. Сели вечерком и начали вспоминать, как познакомились. Жена спрашивает: "Не забыл наше первое свидание?" А я, честно сказать, все запамятовал.
— Хотя бы помните, кто кого заприметил?
— Всегда выбирают женщины. Мужчинам остается только подчиняться.
Расписались мы в 1973-м. На зимних каникулах. Сессию сдали и отпраздновали по-студенчески. Стол накрыли в комнате общежития, друзья пришли, родственники собрались. Мой отец, правда, приболел, мама осталась с ним, а Саша, брат, приехал. Надина мама тоже была.
Жена из Тверской губернии, из самого северного района — Сандовского. Там рядом Устюжна, родина поэта Батюшкова.
— Бывали?
— Не довелось, хотя много раз собирался съездить.Надя первой окончила академию и получила распределение в Ракитное. Это райцентр в Белгородской области. Работала агрономом-семеноводом в управлении сельского хозяйства, пока я доучивался на пятом курсе. Убедил Надю ехать на мою родину, ни о каких других местах слышать не хотел, тянуло именно сюда. Меня направили главным агрономом в спецхоз имени Свердлова, тот самый, "овечий". Через пару лет пошел на повышение, забрали в районное управление сельского хозяйства, но долго поработать не успел, перевели в райком партии, сделали инструктором. Месяц или полтора промучился и попросился на волю.
— Не прижились?
— Работа для меня абсолютно непонятная, непривычная. Первый секретарь увидел, что тягощусь новым занятием, и отпустил с богом, держать не стал. Назначили директором элитно-семеноводческого совхоза "Ракитянский". Замечательное было хозяйство! Таких на весь Советский Союз насчитывалась дюжина. Выращивали отборные семена сахарной свеклы, занимались селекцией. В Ахтырке — это в Сумской области Украины — располагался перерабатывающий завод, работавший исключительно с нашим продуктом. Оттуда он шел в совхозы второй генерации, а те уже выращивали семена для производственных посевов.
Это самый конец семидесятых годов.
Потом меня рекомендовали на должность зампредседателя Ракитянского райисполкома, начальника РАПО — районного агропромышленного объединения. Михаил Горбачев стал тогда секретарем ЦК КПСС по сельскому хозяйству, и началось какое-то новое движение.
В 85-м году меня назначили первым секретарем Шебекинского горкома партии. Девяносто тысяч населения, а я по меркам того времени — пацан, 35 лет. Отработал три с половиной года. Большой опыт, хорошая школа.
Понял, что надо не командовать и кулаком по столу стучать, а вживаться в проблемы, вникать, искать верное решение. И не надувать щеки. Вот и весь секрет. Кажется, у меня получалось. Особенно в сельском хозяйстве. Планы выполняли и перевыполняли.
В 1988 году направили в Москву инструктором орготдела ЦК КПСС, хотя я внутренне сопротивлялся. Как раз проходила XIX партконференция, вызвавшая в обществе большой резонанс.
— Жилье в столице дали?
— Сразу! Даже предложили варианты на выбор, выписали смотровые ордера. Я взял квартиру на Новочеремушкинской улице. В народе район звали "бобровым заповедником" из-за любви номенклатурных товарищей к шапкам и воротникам пальто из шкурок бобра... Мне досталась хорошая квартира — 107 "квадратов", три комнаты. Все по закону: семья из четырех человек, взрослая пара и двое детей. Сейчас там Татьяна живет, моя младшая дочь. У старшей Ольги свое жилье.
— Надежда Николаевна с радостью в Москву уезжала?
— Без всякого желания. Она ведь с земли, не хотела бросать любимое дело. Работала агрономом в совхозе, потом в районном управлении сельского хозяйства. В Москве пошла в Минсельхоз, но карьеру не успела выстроить. Через неполный год мы вернулись в Белгород. Тут Надя на работу уже не выходила, стала домохозяйкой.
— И никаких благотворительных фондов, общественных советов?
— Боже упаси! Знаете, идеалом в данном случае вижу Викторию Петровну Брежневу, супругу Леонида Ильича. Она, кстати, родом из Белгорода.
Дом, дети, хозяйство, надежный тыл… А самой никуда не лезть. Зачем? Если жена руководителя даже где-то рядом с мужем работает, ее сразу окружат всякие шептуны. Начнутся сплетни, интриги. К чему это? Не выдержит, начнет что-то говорить, советовать.
Нет, у каждого должна быть своя сфера влияния и ответственности.
Надя любит домашнее хозяйство — огород, сад, грядки, курочки. Вот это — для нее. У нас участок — около шестидесяти соток. Земля требует постоянного ухода и заботы. Фрукты, овощи, ягоды — только свои. На зиму заготавливаем соленья, делаем варенье — яблочное, абрикосовое, малиновое, сливовое, вишневое, ежевичное. Надя обычно сама со всем управляется, лишь иногда приглашает помощников. Сад опрыскать, какую-то грубую работу выполнить. От меня пользы не слишком много, я постоянно на работе пропадаю.
— А почему вы в 1989 году в Москве не задержались?
— Уже на партконференции почувствовал: Советскому Союзу недолго осталось. Это в воздухе витало. Я курировал в ЦК два региона — Курскую область и Чечено-Ингушетию.
Помню пятитысячный митинг на стадионе в Грозном. Начинались выступления националистов, спекуляции на всяких проблемах. В тот раз налегали на экологическую тему. Предводителем был некий Бисултанов, не знаю, что с ним потом стало. В Гудермесе строили биохимический завод. И вот подняли крик: "Нас травят, хотят уничтожить гордый чеченский народ". Люди действительно замечательные. Но вопрос специально раскручивали, протягивая какие-то свои национальные интересы.
Пять тысяч человек собрались на стадионе, ну, нас и направили из Москвы — улаживать конфликт. Директор института генетики, инструктор химического отдела ЦК, еще какие-то специалисты и я — за старшего. Прилетели в Грозный, сели обсуждать с местными партийными и советскими руководителями, как разруливать ситуацию. А между тем на митинге постановили: идем к обкому. Толпа двинулась к площади. У нас была команда: не вмешиваться. Но я вышел к людям.
Кричат: "Нужен прямой провод с Москвой!" Я подозвал Бисултанова, показал служебное удостоверение. Он не ожидал такого. Я решил обратиться к собравшимся. Сказал, что во всем разберемся, нет оснований для волнений. Говорил через милицейский мегафон, микрофонов не было. В конце предложил: "Давайте создадим комиссию". И назвал тех, кто прилетел со мной. Потом говорю: "И от вас нужны три-четыре человека. Завтра в десять часов утра состоится первое заседание, обязательно проинформируем о принятых решениях всю республику. А пока, пожалуйста, расходитесь по домам". И, знаете, все дружно ушли.
Организаторы митинга оказались обезоружены. Их эта экология абсолютно не интересовала, они другие задачи ставили, а мы карты смешали. В тот раз волнения удалось быстро погасить, но чем закончилось в итоге, хорошо известно.
Почти год отработал я в ЦК и вернулся в Белгород заместителем председателя облисполкома. Первый секретарь обкома Алексей Пономарев внес предложение, предварительно узнав мое мнение. Спросил: как ты? А я — с удовольствием. Мне в ЦК было не слишком комфортно, не нравилась бумажная работа. Может, кому-то по душе телефонные звонки, переговоры, написание справок и отчетов, а меня всегда привлекало живое дело, реальное. Я с радостью возвратился домой.
Правда, так получилось, что в 90-м пришлось опять уезжать в Москву. Вынужденно. Устроился работать в Минсельхоз России, был консультантом, замначальника главка растениеводства.
— Что значит "вынужденно", Евгений Степанович?
— За то, что стал строить дом, мне влепили строгача, объявили строгий выговор по партийной линии.
Точнее, даже не я строил, а отец взял в банке двадцать тысяч рублей. Тогда всем фронтовикам давали кредиты на строительство под маленький процент. Отцу выделили, а строить начал я, помогал. Кому-то это показалось нескромным. Вызвали на бюро обкома партии с группой таких же бедолаг и выписали по полной программе. По сути, вынудили уволиться, подать заявление по собственному желанию. Последними моими словами было: "Вот вы здесь сидите, нас судите, а я желаю, чтобы каждый из вас построил себе дом". Развернулся и ушел. Забавно, но все они потом действительно построили. Уже с моей помощью. Некоторые даже не по одному дому.
— А что за нескромные хоромы вы себе отгрохали?
— Да какие хоромы? Обычная кирпичная коробка — десять метров на двенадцать. С мансардой.
Не дали закончить стройку. Я успел стены поднять и крышу закрыть, внутри ничего не делали. Написал заявление и уехал. Завершал, уже когда вернулся сюда губернатором. В середине 90-х. В этом доме теперь живет сестра жены, она на пенсии, переехала из Тверской губернии в наши края. А нам с Надей в нулевые я построил новый дом рядышком. Последние лет семь живем там вдвоем. Ну, и еще собаки-дворняги. Когда строители работали, первая приблудилась. Потом вторая прибежала. Так обе и остались. Внук дал клички — Лакки и Котя. Он часто на каникулы приезжает, в Москве в школе учится.
…А тогда, в 90-м, я пошел в Минсельхоз. Министром был Геннадий Кулик. Замечательный специалист, экономист по образованию. Глыба! С Геннадием Васильевичем мы и сейчас в хороших, добрых отношениях. Он в Думе от Курской области.
В министерстве меня ценили, работа нравилась. Настоящее профессиональное занятие. Много ездил по командировкам, занимался проблемами растениеводства.
А в октябре 93-го, после того как из танков по Белому дому стреляли, меня неожиданно пригласили в аппарат президента и рекомендовали на должность губернатора, вернее исполняющего обязанности.
— Почему вас выбрали?
— Искали среди белгородцев, работавших в Москве. Я был заместителем руководителя главка, видимо, попал в кадровую картотеку. И вот…
— Значит, с Ельциным вы не были лично знакомы?
— Нет, мы тогда даже не встретились. Только с руководителем администрации Сергеем Филатовым поговорил и — вперед. Поехал исполнять обязанности. С большим удовольствием! Дело не в должности, не в статусе, меня влекла область, родные места.
С тех пор отсюда — ни ногой. Однажды был и.о., дважды назначался и пять раз избирался.
— Почти четверть века на посту. Абсолютный рекорд среди российских губернаторов. Думали, что так надолго задержитесь?
— Даже мысль не возникала. Хотя, конечно, размышлял: надо бы проработать не менее десяти лет, чтобы оставить достойный след в памяти людей.
— Обратил внимание: в ежегодных сборниках "Белогорья", посвященных главным событиям в жизни области, фамилия и фото губернатора встречаются крайне редко. Поэтому, собственно, и предположил в начале разговора, что скромность — ваш девиз.
— Стаж работы такой, что лишнее мелькание мне ни к чему. Это было мое пожелание к составителям. Ведь можно, наверное, и аллергию вызвать у какой-то части людей. Зачем?
И братки водились. С ними тоже приходилось искать общий язык. Ну, в каком смысле? Я пришел отстаивать интересы государства, закона, порядка. Хотите заниматься бизнесом? Пожалуйста! Но — строго легально
Активная публичная политика требовалась в первые годы, тогда и шумные встречи были, и дискуссии. 90-е годы во многих смыслах оказались переломными.
— Они для вас лихие?
— Да. В исконно русском смысле. Лихой, значит, смелый, непредсказуемый, дерзкий. Мне кажется, на иностранный язык это понятие буквально не перевести. Как и волю. Разве чужестранец поймет? А русскому сразу ясно, ничего объяснять не надо. Для меня в слове "лихой" больше позитивного, чем отрицательного.
— А как тут, в Белгороде, было в девяностые?
— Наверное, как везде — по-разному. Все разваливалось. Промышленность, оборонный комплекс, колхозы, совхозы, медицина, образование — падали, падали, падали…
И братки водились. С ними тоже приходилось искать общий язык. Ну, в каком смысле? Я пришел отстаивать интересы государства, закона, порядка. Хотите заниматься бизнесом? Пожалуйста! Но — строго легально. Так, чтобы не переходить красную линию, не лезть в чужую епархию. Мы сразу обозначили рамки. Здесь была хорошая команда силовиков — милиция, ФСБ, прокуратура. В этом мне повезло.
— Вам угрожали?
— Не припоминаю. И охраной не пользуюсь. Есть помощник, он сопровождает. Все. Как говорится, от первой пули еще никто не спас, а от второй можно успеть защититься. Охрана нужна, если делаешь что-то противоправное, двурушничаешь, я же всегда служил государству. И только ему.
— Подкупить пытались?
— Никто и никогда. Сразу правильно себя поставил. Знали: соваться бесполезно. И не взял бы, и заявил, куда следует. Прекрасно понимал, что последует, если хоть раз примешь "левые" деньги. Потом до конца жизни будешь исполнять чьи-то пожелания. Я не для того приходил сюда.
— Вас снимали с должности за эти годы?
— Была очень конфликтная ситуация в середине нулевых. С Виктором Батуриным, братом жены Юрия Лужкова, тогдашнего мэра Москвы. Еле-еле я устоял.
— Из-за чего сыр-бор разгорелся?
— Батурин приехал и принялся красиво рассказывать, что будет развивать в наших краях сельское хозяйство, молочное производство. Мы были заинтересованы в этом, сказали, что готовы поддержать. С удовольствием!
Естественно, я советовался с Юрием Михайловичем. Но вместо продекларированных целей Батурин стал скупать землю и разорять фермы, банкротить частные хозяйства. Странная логика: до того, как строить, сначала всё уничтожить.
— "До основанья, а затем…"
— Это основание мне не понравилось, я видел реакцию людей. А Батурин к тому моменту уже скупил около пятидесяти тысяч гектаров. Мы начали искать ошибки в юридическом оформлении и возвращать землю владельцам. В итоге отсудили всё, до квадратного сантиметра. Выдворили Батурина из области!
Для меня это был большой риск. Давление шло мощнейшее. Но ничего, справились.
— С Лужковым поссорились?
— К сожалению. Хотя я всегда его уважал и сейчас уважаю. Однако вот так получилось.
Еще одна непростая ситуация была на выборах 1999 года. Если помните, тогда в Госдуме поднимался вопрос об импичменте президента Ельцина. Обвинения выдвигались по пяти пунктам. В ключевой момент фракция ЛДПР не поддержала коммунистов, решение не набрало необходимых трехсот голосов. Видимо, в знак благодарности за проявленную лояльность Жириновскому пообещали Белгородскую область. Возникла интересная коллизия. Владимир Вольфович сюда пошел за наградой, все вылилось в жесткую кампанию, даже жестокую.
— И что же про вас рассказывали?
— Мол, тут кругом бандиты. Тележурналист Андрей Караулов, который поливал меня и в пик обострения отношений с Батуриным, в этот раз тоже подключился, попросту уничтожал словесно. Такой бред нес, стыдно пересказывать.
Вот тогда я увидел, что такое черный пиар и закулисная работа профессиональных политтехнологов... Жириновский активно участвовал в кампании, ресурс у него был, как вы догадываетесь, похлеще моего. На лидера ЛДПР работала вся партия. Он с активистами много ездил по области, встречался с людьми, обещал, плел небылицы о соперниках. Но борьба лишь сплотила нашу команду.
Закончилось тем, что Владимир Вольфович занял третье место, проиграв и мне, и кандидату от коммунистов. В первом туре я набрал более 53 процентов голосов. Однако кампания, повторяю, получилась незабываемая.
Смотрите также:
Белгородский губернатор распорядился выделить 1 млн руб. семье, погибшей в крушении Ан-148
Биография избранного губернатора Белгородской области Евгения Савченко
Белгородская область модернизирует систему здравоохранения к концу года
Оценили 5 человек
6 кармы