Военные корреспонденты «Комсомольской правды» Александр КОЦ и Дмитрий СТЕШИН рассказали нашему корреспонденту о том, каково на самом деле быть журналистами на войне, что решает случай и где заканчивается журналист и начинается обычный человек.
- Чем мечта отличается от реальности?
Александр: Когда я начинал этим заниматься, тоже думал, что это что-то героическое, романтичное. На самом деле всё намного прозаичнее. Работа военного корреспондента - это постоянный недосып, бытовое неустройство, ежедневные поиски актуальных тем. Героизма или романтизма там нет, хотя со стороны выглядит по-другому.
- Помните свой первый военный репортаж?
Дмитрий: В 2003-м мы с Сашей ездили в Чечню, вози¬ли гуманитарную помощь. Тогда «Комсомольская правда» проводила акцию «Посылка на войну», и у нас была задача довезти груз в самый далёкий гарнизон, где тяжелее всего. Мы добрались до Хиди-Хутора, жили над облаками. Тогда уже войны в Чечне не было, была минная война. Мы с колонной «Центр подвоза» объехали тогда всю Чечню. Потом практически сразу был Беслан, и страшнее того, что мы там видели, представить невозможно.
- Как строятся отношения с людьми на войне? Как определить, кому можно доверять?
Александр: Всё от человека зависит. В Сирии было тяжело работать с военными на уровне командования. По сравнению с Сирией в России бюрократии нет. Но чем ближе к фронту, тем меньше апломба - это у всех военных, а в Сирии им самим интересно пообщаться с российскими журналистами. В Донбассе проблем не было вообще. Когда люди видят, что ты забираешься на самую передовую, чтобы показать, что происходит на самом деле, они начинают тебе доверять.
- К поездкам в горячие точки как-то готовят?
Александр: Да никак. Есть хорошие курсы «Бастион», они закладывают какие-то базовые теоретические навыки, медицинские в том числе.
Я, например, не проходил спецподготовку, всё познавал на своей шкуре. Не все с этим справляются. Война на Донбассе наглядно показала, что в России очень ограниченный круг фронтовых журналистов.
- Наверное, становишься суеверным.
Дмитрий: У Саши брать в командировку медицину - плохая примета.
Александр: Я один раз в жизни взял с собой в командировку перевязочные материалы и вернулся оттуда на «скорой».
- Как прошла последняя командировка в Сирии? Картинка в телевизоре сильно отличается от реальности?
Дмитрий: Телевизор не может дать объективную картину. Это - один из самых частых нам вопросов: а в Сирии вообще осталось что-то неразрушенное? На самом деле в Сирии 60% территории - нетронутые города, с магазинами, полными продуктов, и людьми, сидящими в кафе. О войне ничего не напоминает. А вот на линии противостояния действительно ужасно. Есть впечатляющие масштабные разрушения. Например, христианские кварталы в Хомсе, где квадратные километры брошенных домов. А в целом страна живёт и в целом за 5 лет тотальной вой¬ны гражданской не ввезла ни одной тонны пшеницы. У них всё своё и, несмотря на такой курс доллара, всё до сих пор достаточно дёшево.
- К россиянам действительно относятся как к спасителям?
Александр: По крайней мере со стороны, подконтрольной правительственным силам. Мы не знаем, что происходит на той стороне, у нас нет возможности там работать.
Я подозреваю, что к России там относятся не очень хорошо: они находятся под жёстким прессом антироссийской пропаганды, когда неважно, кто стрелял - любые жертвы списываются на бомбардировки российской авиации. Если говорить о Донбассе, то там нас поначалу вообще героизировали. Сейчас люди уже попривыкли к присутствию российских журналистов.
- Бывают ситуации, когда приходится выбирать, кем оставаться, журналистом или человеком? И есть ли вообще выбор?
Дмитрий: Конечно, есть. К примеру, в том же Беслане, когда мы просто, убрав фотоаппараты и камеры, бегали в тот горящий спортзал и таскали оттуда детей к ближайшей дороге, где дежурили «скорые». Или Никишино на Донбассе, из которого мы вывезли последнюю семью. Там оставались последние мирные жители - женщина и мальчик Никита. Они не могли выехать оттуда сами, потому что все дороги простреливались. Уже дошло до того, что они не могли дойти до колодца с водой. Ополченцы связывались с украинскими ВСУ, говорили: не стреляйте, сейчас гражданские пойдут за водой. Они говорят: хорошо, пусть идут. Они выходят, и по ним начинают бить из пулемётов. Мы их засунули в свою машину, обложили бронежилетами и вывезли оттуда.
- Как преодолеваете языковой барьер?
Александр: Как правило, на месте почти всегда можно найти кого-то, кто разговаривает хотя бы на ломаном английском.
В Сирии обязательно найдётся ещё и тот, кто говорит по-русски. Да вот у нас даже в Ливии был случай. Это была третья командировка, мы ехали в Триполи. По дороге нарвались на блокпост повстанцев, которые потребовали специальную аккредитацию. Бензина туда и обратно не хватало, и мы остались ждать главного.
В итоге, приезжает джип «Лэнд Крузер» в пустынном камуфляже - они обливают машины маслом, посыпают песком и с расстояния 20 метров это просто бархан - оттуда выходит бравый товарищ в новом камуфляже с автоматом Калашникова.
И Дима, уже измученный, к нему подходит, протягивает паспорта и по-русски уже говорит: «Мы - русские журналисты. Нам надо в Триполи». А он нам по-русски отвечает: «Я вижу, что вы русские журналисты. Пойдёмте в тенёк». Оказалось, что этот полковник - выпускник Бакинской мореходки.
- Как ищете материал?
Александр: Заданий нам никто не даёт. Мы находимся в свободном полёте, сами ищем темы и передаём их. Нам даже из Москвы не звонят: материалы передаём - значит, живы.
Дмитрий: Иногда созваниваемся, когда надо согласовать что-то с МИДом или с Мин-обороны, куда-то отправить официальную бумагу. У нас публикуется всё, от первой до последней буквы, но мы сами знаем, где проходит граница между сенсацией и предательством Родины.
- И где она пролегает?
Дмитрий: Вот вам яркий пример: одно из двух эмоционально самых тяжёлых событий - исход мирных жителей из Углегорска. Мы сняли там видео, от которого люди плачут. Когда мы снимали эти кадры, в эти же минуты в трёх километрах работали наши коллеги из «либеральной прессы». Их не интересовали люди - старики и дети, которые выбирались из Углегорска под обстрелами украинских «Градов». Они искали бурятских танкистов.
В этом и состоит грань.
Оценили 10 человек
21 кармы