Знаете ли вы, какое стихотворение в истории считается самым «русским»? По утверждению футуриста Алексея Кручёных, именно он написал такое произведение. Оно состоит всего из пяти строк:
" Дыр бул щыл
убеш щур
скум
вы со бу
р л эз "
Есть мнение, что именно из этого пятистишья, лишенного какого бы то ни было определенного смысла, «вырос» затем язык футуристов — заумь.
А Кручёных говорил о своем стихотворении, что в нем «больше русского национального, чем во всей поэзии Пушкина».
«Уже всего «Онегина» забыл,
Но не забыл волшебных «Дыр… Бул… Щыл…»
(Виктор Коллегорский)
Российский футуризм, господа хорошие, был далеко не столь однозначен, как это представляла читателю официальная (или официозная?) литературная критика социалистического реализма.
В его стенах свободно сосуществовали великий лирик Владимир Маяковский и гениальный «будетлянин» Велимир Хлебников, большие мастера поэтического слова Николай Асеев, Константин Большаков и Василий Каменский; к разным футуристическим группировкам примыкали такие неординарные авторы, как Рюрик Ивнев, Игорь Северянин и Вадим Шершеневич.
Одним из теоретиков футуризма был Алексей Крученых, о котором неспециалисты знают лишь то, что В. Маяковский назвал его «футуристическим иезуитом слова» и что он является автором скандально известного «Дыр... Бул... Щыл... убешщур...».
Интересно, что Советская Россия поэзию Крученых , мягко говоря, игнорировала (его итоговые работы по теории поэзии написаны в 1922 - 23 годах, а последняя изданная им книга датируется 1934 годом).
Приходилось мне слышать и такое мнение: «Ну и гад был этот Крученых: посодействовал тому, что архивы Хлебникова (его знаменитые наволочки со стихами) попали за границу! Распродал все! Разве так можно с литературным наследием? Непатриотично!..»
Помилуйте, господа!
Да что бы было с хлебниковским наследием, если бы оно в СССРе-то осталось?
Спасибо Тынянову: на свой страх и риск пробил он в конце тридцатых четырехтомник Велимира (это подвиг, конечно), а ведь больше ничего и не издалось… А так австрияки и разные прочие шведы сейчас попорционно нет-нет да и подбросят что из неизвестно-будетлянского…
Но вернемся к «Дыр… Бул… Щылу…»
Полностью это стихотворение - а это не что иное как стихотворение - выглядит следующим образом:
Дыр бул щыл
убешщур
скум
вы со бу
р л эз.
Его автор - Алексей Елисеевич Крученых,
провинциальный учитель рисования, приехавший в Петербург за несколько лет до Октябрьского переворота и через короткое время, если можно так сказать, «переполошивший» литературную критику обеих столиц, один из лидеров русских футуристов, поэт и художник (точнее -«поэтохудожник»).
«Дыр бул щыл...» появился на свет в декабре 1912 года.
Инициативу его возникновения Алексей Крученых приписывал Давиду Бурлюку, который попросил его написать целое стихотворение из «неведомых слов».
Так, собственно, и родился «заумный язык», знаменитая «заумь».
Впрочем, стихотворений, положивших начало «заумному языку» было три.
И если второе выглядит скорее попыткой объяснить первое:
Фрот фрон ыт
не спорю влюблен
черный язык
то было у диких
племен , -
то третье, на наш взгляд, является еще одним образцом «азбуки ума» (хлебниковское изобресловие, неоднократно руганное, но гениальное):
Та са мае
ха ра бау
саем сию дуб
радуб мола
аль.
Над разгадкой крученовской «зауми» ломали головы многие: уже упоминавшийся нами Д. Бурлюк, например, давал достаточно рациональную расшифровку «дырбулщыла» А. Крученых:
«Дырой будет уродное лицо счастливых олухов».
Он приписывал этой строке пророческий смысл, считал ее приговором, произнесенным всей дворянской буржуазии задолго до революции.
Футурист И. Терентьев видел иначе, для него «Дыр... Бул... Щыл...» - «дыра в будущее».
Наиуважаемейший же Валерий Брюсов, напротив, полагал, что «эти сочетания букв кроме того, что они абсолютно «не выразительны», еще и крайне неприятны для слуха» (В. Брюсов «Среди стихов: 1894 - 1924»).
Интересно вот что, господа, то, что В. Брюсову неприятно, импонирует П. Флоренскому: «Мне лично это «дыр бул щыл» нравится: что-то лесное, коричневое, корявое, всклокоченное, выскочило и скрипучим голосом «р л эз» выводит, как немазаная дверь» (П. Флоренский «У водоразделов мысли»).
Аналогичной точки зрения придерживается и В. Шкловский, который, отмечая просто огромное значение звуковой стороны поэтической речи, упоминает, в качестве примера, «о любви простого народа к непонятным словам Священного писания, о заклинаниях и глоссалии сектантов» (В. Шкловский «О поэзии и заумном языке») Кстати, по свидетельству К. Малевича, сам Алексей Крученых, доказывая правоту существования своего «заумного» детища, ссылался на такое понятие, как религиозный экстаз.
Можно было бы привести еще немало суждений об этом стихотворении, но ограничимся высказыванием самого Крученых: «Оно написано для того, чтобы подчеркнуть фонетическую сторону русского языка.
Это характерно только для русского.
В русском языке это от русско-татарской стороны. Не надо в нем искать описания вещей и предметов звуками. Здесь более подчеркнута фонетика звучания слов. Это есть в поэзии негров и в народной поэзии. Часто в детских считалках».
Зачастую исследователи напрямую противопоставляют А. Крученых В. Хлебникову. Так, по словам А. Рогачевского, «эксперименты Крученых (в отличии от фонетических и морфологических изысканий Велимира Хлебникова) предназначались в первую очередь для привлечения внимания прессы и читательской аудитории и поэтому носили провокационный характер, будучи при этом намеренно лишенными всякого смысла» [цит. по: Айги Г. Предисловие к книге А.Крученых «Кукиш пpошлякам». -Москва-Таллин. - 1992.].
С 1912 началось его творческое сотрудничество с В.Хлебниковым, они совместно написали и издали поэму "Игра в аду" (1912), которую Крученых назвал в своих воспоминаниях «иронической, сделанной под лубок издевкой над архаическим чертом».
По мнению Р.Якобсона, в этой поэме содержатся переклички с неосуществленной "Адской поэмой" А.С.Пушкина.
Он обнаружил в "Игре в аду" много реминисценций и прямых заимствований из "Адской поэмы", отметил схожесть в обеих поэмах "словарного обихода бесовской игры".
Якобсон указывал на то, что "Игра в аду" пародирует строки сна Татьяны Лариной из "Евгения Онегина", а также произведения других поэтов-классиков, начиная с Ломоносова. "Игра в аду" и последовавшая за ней книга Крученых "Старинная любовь" (1913) были в основном негативно встречены критикой и оценены, например, С.Кречетовым, как «безнадежное убожество при ухарской позе». Книга стихов "Старинная любовь" продолжила примитивистскую традицию в творчестве Крученых, обращение к которой восходило к его ранней живописи – к шаржу с его установкой на отстранение образа и иронию.
Н.С.Гончарова. Обложка книги А.Крученых "Игра в аду", 1912
М.Ф.Ларионов. Обложка книги А.Крученых "Старинная любовь", 1912
В 1913 году в творчестве Крученых появляются первые опыты литературной зауми. Начав с примитивизма ("Игра в аду", лирический цикл "Старинная любовь", поэма "Пустынники"), Крученых постепенно приходит к более сложной поэтике, обращаясь к алогичной, а затем и заумной поэзии (заумными он называл только те произведения, которые писал на "собственном языке"). В начале января несколько таких опытов появилось в богато изданном сборнике Крученых "Помада"
с иллюстрациями М.Ларионова. В кратком авторском пояснении говорилось, что стихотворения написаны "на собственном языке", а "слова их не имеют определенного значения".
Это были "Дыр бул щыл...", "Фрот, фрон ыт...", "Та са мае...".
Реакция на появление первой зауми, за редким исключением, была отрицательной.
С.Городецкий тактично оценил ее как "опыты и упражнения в инструментовке слов".
"Стихи "Помады", написанные не на "собственном языке", очень слабы по композиции. Вообще, в этих изданиях иллюстрируемое гораздо ниже иллюстраций. Издана "Помада" богато и красиво", – писал он в рецензии.
В марте 1913 года в третьем номере авангардистского журнала "Союз молодежи" появляется четвертое заумное стихотворение - "Го оснег кайд...",
ГО ОСНЕГ КАЙД
М Р БАТУЛЬБА
СИНУ АЕ КСЕЛ
ВЕР ТУМЬ ДАХ
ГИЗ
сопровождаемое замечанием автора: "Написано на языке собственного изобретения".
Оказывается, впрочем, интерес к словотворчеству А. Крученых в последние несколько лет в окололитературной среде присутствует.
Сошлемся на некоего Ивана Карамазова, приводящего на своем и-нет-сайте «Ни дыр не забыто, ни щыл не забыт» следующие факты:
· в 1993 году в Вене с участием российских актеров был реконстуирован легендарный спектакль Театра Футуристов в Петербурге 1913 года «Победа над солнцем» по пьесе А. Крученых (текст Крученых, пролог Хлебникова, музыка Матюшина);
· В 1997 году эту же пьесу ставит Российский академический молодежный театр;
· на одном из московских аукционов 90-х годов одна из его книг уходит за 2200 долларов (для сравнения: почти в два раза дороже, чем первое издание поэмы Александра Сергеевича Пушкина «Полтава»);
· в 1996 году в издательстве «RA» выходит сборник мемуарной прозы Алексея Крученых «Наш выход», впервые полностью воспроизводящий авторизированный машинописный экземпляр 1932 года;
· в начале 90-х годов поэт и филолог С. Бирюков основывает в Тамбове, где преподает в университете, Академию зауми;
· имя Алексей Крученых в «Яндексе» дает ссылки на порядка ста ресурсов, так или иначе затрагивающих тему творчества поэта.
Так что, господа, А. Крученых, наряду с В. Хлебниковым, являлся «поэтом для производителя», «Колумбом новых поэтических материков, ныне заселенных и возделываемых нами» (В. Маяковский), так как его работа над «самовитым словом» сродни хлебниковской, его вклад в раскрытие потенциальных возможностей языка просто неизмерим.
Можно сказать, что именно Алексей Крученых и Велимир Хлебников и были «классическими теоретиками» российского футуризма.
А. Крученых, несомненно, стоял у истоков российского футуризма, его организационного оформления, подпись поэта стояла под первым манифестом футуристов «Пощечина общественному вкусу», где после воинственных футуро-нигилистических лозунгов («Бросить Пушкина, Достоевского, Толстого и проч. и проч. с Парохода Современности...»)
следовало:
«Мы приказываем чтить права поэтов:
1. - на увеличение словаря в его объеме произвольными и производными словами (слово-новшество).
2. - на непреодолимую ненависть к существовавшему до них языку.
3. - с ужасом отстранять от гордого чела своего из банных веток сделанный вами венок грошовой славы.
4. - стоять на глыбе слова «мы» среди моря свиста и негодования.
И если пока еще в наших строках остались грязные клейма ваших «Здравого смысла» и «Хорошего вкуса», то все же на них уже трепещут впервые Зарницы Новой Грядущей Красоты Самоценного (самовитого) слова».
Если не принимать во внимание общий эпатирующий настрой этого документа, то останется главное, ненаносное - «самовитое слово», «слово-новшество» как право поэта, как его высшая свобода и цель.
------------------
Дмитрий Масленников
http://www.stihi.ru/2002/02/15...
Оценили 32 человека
63 кармы