Состоявшиеся во многих оккупированных бандеровцами городах Новороссии и Малороссии масштабные шествия в рамках акции «Бессмертный полк» при множестве позитивных моментов вызвали у некоторой части русского патриотического сообщества состояние головокружения от успехов. Зазвучали победные реляции: дескать, «ещё немного, ещё чуть-чуть», и одним махом народ опрокинет ненавистную киевскую хунту. Нет более опасных заблуждений, чем эти: с каждым нашим шагом к победе нацизм будет становиться только злее и беспощаднее. А его военный разгром станет всего лишь переносом в иную плоскость борьбы, которая станет ничуть не менее ожесточённой.
Дело не только в том, что с прирастанием освобождённых нами земель резко увеличится плотность нацистов на территориях, остающихся под оккупацией: изгнанной из Новороссии зигующей нечисти вряд ли кто-нибудь обрадуется на этой планете. Соответственно, сопротивление нацистов нам и размах расправ над сохранившими здравомыслие будут только расти по мере нашего продвижения на запад.
Архитекторы ренессанса нацизма на Украине изначально заложили в свой проект катастрофический сценарий, основная часть которого будет запущена ими после крушения бандеровщины. Нет сомнений, что заокеанские хозяева хунты приложат все усилия, чтобы нам достались не просто руины, а самые настоящие авгиевы конюшни. Они оставят нам в наследство не только портфель с векселями и закладными чтобы постараться взять нас за глотку посредством долгов, которые наделали их марионетки. Мы получим из их рук мир, в где будет царить жесточайшее безвременье, с полнейшей утратой идеалов и беспросветным упадком во всех сферах жизни. Ведь Западу жизненно важно сделать в данной ситуации крайними именно антифашистские силы чтобы разжечь недовольство масс и на этой волне взять реванш.
Значит, нам немало предстоит сражаться с нацизмом даже после победы над ним. И к этому надо быть готовым.
Ничто не ново под Луной…
Как вы думаете, почему Россия так упорно не соглашается на раздел Украины даже при всей его неизбежности? Да потому, что именно территориальная дезинтеграция покорённых земель является краеугольным камнем вашингтонской политики в деле расправы с завоёванными! Впервые для Европы её концепция была сформулирована в «Программе по предотвращению развязывания Германией Третьей Мировой войны», предложенной в 1944 году министром финансов США Генри Моргентау. Осуществить её в отношении доставшихся союзникам остатков Третьего Рейха удалось только отчасти: начавшаяся Холодная война вынудила спешно заменить эту доктрину планом Маршалла. Однако спустя полвека наработки мистера Моргентау были с успехом воплощены его последователями на постсоветском пространстве, в бывшей Югославии, а также в Ираке и Ливии.
Что же конкретно предусматривала доктрина Моргентау помимо превращения Германии в конгломерат зависимых территорий? Прежде всего, это разрыв внутригерманских производственных связей, грабительская налоговая политика, а также разрушение банковской системы с насаждением «чёрной» наличности и бартерных схем. Налагались жёсткие ограничения на внешнюю торговлю с чётким прописыванием структуры экспорта и импорта. Подлежали уничтожению все заводы и шахты Рурской области с депортацией оттуда инженеров квалифицированных рабочих. Ликвидировалась авиационная промышленность, а разработка летательных аппаратов немецким гражданам запрещалось под страхом уголовной ответственности. Чуть позднее автором документа были внесены предложения о полном лишении Германии всех квот на вылов рыбы в море и права производства минеральных удобрений, а также о вырубке всех лесных массивов. Из социальных аспектов следует выделить установление внешнего контроля над системой образования. В общем, не поленитесь, разыщите во Всемирной паутине оригинал докладной записки Моргентау для участников Квебекской конференции 1944 года, замените в ней немецкие реалии украинскими – и вы получите в общих чертах то самое соглашение об ассоциации с ЕС, которое отказался подписать Янукович.
После крушения гитлеровского режима в истории Германии начался период, который так и называется «Штунде нуль» - «Нулевой час». Ассоциация с полуночью означала чистый лист, с которого пришлось немецкому народу начинать новую страницу своего бытия. Ничто так не передаёт ужас безнадёжности этой эпохи, как леденящие душу строки произведений знаменитого писателя-авангардиста Вольфганга Борхерта. Герой его пьесы «Там, за дверью» - вернувшийся с войны солдат Вермахта – подобен неприкаянному Агасферу, если не самому Каину: его никто не ждёт, от него отвернулись все, кого он знал, и даже река отторгает такого утопленника. Он ничего другого не умеет, кроме как воевать, но отныне его навыки никому не нужны. У него были пусть плохие, но идеалы и мечты, однако теперь все они объявлены вне закона...
Строки Борхерта напомнили мне мою юность, пришедшуюся на лихое постперестроечное время: то же самое крушение идеалов, та же самая ненужность в новых реалиях: такова была наша расплата за поражение в Холодной войне. Конечно, сравнивать уничтожение гитлеровской Германии с гибелью СССР может быть не совсем корректно, но жизнь в дни слома системы, устроенного по американской модели, не сильно варьируется от перемены исторических декораций.
Чтобы представить как жила Германия в первую послевоенную пятилетку – достаточно вспомнить наши постперестроечные реалии. Та же гиперинфляция, пусть не такая мощная, какой её показал Ремарк в «Чёрном обелиске», но достаточная, чтобы заставить жить человека одним днём. Те же дышащие на ладан предприятия с бесплатными отпусками или сильно сокращённой рабочей неделей. Те же зарастающие бурьяном поля: кризис аграрного сектора является неизбежным следствием разрушения обрабатывающей промышленности. Те же курсирующие в переполненных поездах по стране спекулянты-«челноки»: немцы их называли «гамштерами» по аналогии с заготавливающими на зиму припасы хомячками. Тот же небывалый всплеск бандитизма (в крупных городах ежедневно регистрировалось по нескольку сотен случаев грабежа и до десяти убийств) вкупе с эпидемией детской беспризорности (точнее – безнадзорности), прогрессирующий рост проституции, алкоголизма, наркомании, туберкулёза, венерических заболеваний и прочих «прелестей» маргинализации.
Всё это я пишу не для того, чтобы прошибить у читателя слезу, а для того, чтобы ещё раз подчеркнуть одну простую мысль: социальные и гуманитарные катастрофы – непременные атрибуты англо-американской экспансии. Ибо нет в мире больших мастеров тактики выжженной земли, чем англосаксы: именно от них бандеровцы научились принципу «Будет нашим или безлюдным!»
В основных своих чертах подготовка к грядущей постукраинской катастрофе уже близится к завершению. Форсированными темпами продвигается деиндустриализация: ликвидация промышленности сделает ненужными несколько миллионов рабочих рук. Погромы филиалов российских банков подорвут финансовую систему. Грабительские условия для сельхозпроизводителей ускорят передачу контроля над аграрным сектором и землёй в руки транснациональных корпораций. Следствием этого станет деградация села и усиление роли натурального хозяйства. Огромное количество молодёжи, пропущенной через мясорубку карательной операции против Донбасса – это база для будущих гангстерских группировок, вооружённых оседающими на руках стволами из зоны боевых действий. «Янтарная республика» на Волыни, венгерская фронда в Закарпатье, усиление румынского влияния в Буковине и турецкого – в Причерноморье намечают весьма неплохие перспективы для местных князьков, только и ждущих ослабления Киева. Одним словом – делается всё, чтобы в конечном итоге Русскому Миру достался гибрид Ливии с Гондурасом, где политические «разброд и шатание» окажутся в одном флаконе с активами, перекочевавшими в руки заокеанских олигархов.
Пора понять, что территории, лежащие к северо-западу от условной линии Харьков – Кривой Рог – Тирасполь (границы Новороссии), нам придётся в той или иной мере отвоёвывать, причём не только военными методами. Именно отвоёвывать, а не просто освобождать: то есть, дальше на Запад нас встретят не только победители, как в Донбассе, не только освобождённые, как в Одессе (которых тоже нужно считать победителями, чей успех станет возможен благодаря нашей помощи), но и побеждённые. Среди них будут и те, кто вполне смирился со своей участью, так и не смирившиеся, причём в самой разной степени своего упорствования на прежних позициях. Также придётся наблюдать массовые случаи неприязни проигравших к своим прежним идеалам, но здесь нельзя обманываться и строить иллюзии насчёт столь лёгкого перевоспитания бывших врагов: отречение от потерпевшего фиаско старого мира – нормальный защитный процесс человеческой психики. Например, читатели постарше вспомнят постигшую их утрату любви ко всему советскому в 1992-93 годах: таким было реактивное состояние большинства наших сограждан, вызванное капитуляцией СССР в Холодной войне. Тем не менее, подобного рода фрустрация вечной не бывает: проходит она весьма быстро, сменяясь чувством злобы на победителей и жаждой реванша.
Кто-то подумает: «Ну что вы носитесь со своими побеждёнными? Вы ещё победителей начните мне судить!» И будет неправ: процессы, происходящие в стане поверженных необходимо понимать как минимум для того, чтобы не допустить их реванша. Ибо, как гласит древняя мудрость, неизвестную хворь вылечить невозможно: нацизм, к сожалению, слишком скоро для нас оказался в перечне «забытых болезней». Забытых, между прочим, совершенно напрасно.
Преодоление прошлого
Летом 1941 года в СССР бытовало отношение к солдатам Вермахта как к жертвам гёббельсовской пропаганды: дескать, стоит сказать им правду – и германский народ тут же сменит гакенкройц на серп и молот, а кровожадного Гитлера поднимут на штыки раньше, чем Красная Армия дойдёт до Берлина. Результатом такого благодушия стали жесточайшие катастрофы начального периода Великой Отечественной войны, обернувшиеся для нашего народа колоссальными потерями. Когда же нам довелось убедиться, что жертвы пропаганды так упорно не воюют, появились ставшие знаменитыми лозунги «Ни шагу назад!» и «Убей немца!»
Недавно попалось одно интересное экспертное мнение о ситуации на Корейском полуострове: «Что бы ни говорила правая пропаганда, народ на Юге давно воспринимает Север не как "оккупированную коммунистическими бандитами нашу территорию, народ которой страдает под их пятой", а просто как чужую и враждебную страну...» Это вполне напоминает наши реалии: вопреки витиеватым формулировкам высоких минских договорённостей пропасть между Донбассом и Украиной продолжает расширяться.
Отсюда – главный вывод: смертельно опасно считать своего визави жертвой пропаганды, особенно в затяжном противостоянии. Хотя бы потому, что выбор человеком стороны баррикад в большинстве случаев – глубоко мотивированный поступок, а не результат разовой массированной медийной кампании. Конечно, фактор медийного воздействия преуменьшать нельзя: оно способно пробудить в человеке глубинные мотивы, которым он ранее не придавал особого внимания. Но без этого самого мотивационного фундамента никакая агитация не даст результата. За примерами далеко ходить не надо: без глубинной фундаментальной мотивации, активированной медийным фактором, не было бы ни «евромайдана» в Киеве, ни Русской Весны в Донбассе.
Восприятие оппонента как человека сделавшего осознанный (или как минимум – серьёзно мотивированный) выбор – весьма нелёгкое дело, особенно в гражданской войне, когда сражаешься с теми, кого ещё совсем недавно считал своими. Ибо «чему бы грабли ни учили», но вряд ли сердце когда-нибудь сможет считать нормальной ситуацию, когда твой брат поднимает на тебя меч: нам вполне естественно хочется верить в то, что родной человек всего лишь жестоко ошибся, что однажды мы простим друг друга и помиримся.
В то же время принятие факта наличия мотивации у сделанного противником выбора значительно облегчает выработку правильной стратегии информационной войны. Дело в том, что работа с убеждённым оппонентом в технологическом отношении принципиально отличается от работы с тем, чьи взгляды сформировались в результате пропагандистской кампании. Кроме того, она сложнее, требует большого количества нестандартных решений, творческого подхода и полного отказа от шаблонности. Но нас это не должно пугать: успешных примеров хватает.
И ещё один важный момент, кажущийся на первый взгляд парадоксальным: признание за оппонентом права на сознательный выбор и отношение к нему как к сделавшему его добровольно, облегчают нашу победу в дискуссии. Ведь самый простой способ заставить человека стоять насмерть на своей точке зрения – объявить её навязанной извне: упрёки в несамостоятельности – всегда унижение. А унижая и обвиняя другую сторону мы никогда не найдём ключ к взаимопониманию, зато легко пробудим если не реваншистские настроения, то уж точно – отыграть назад проигранного ферзя.
Другой важный аспект заключается в том, что преодоление бандеровского прошлого для Постукраины невозможно без отстранения нынешней украинской элиты (точнее – того, что от неё останется), и прежде всего – её интеллектуального сегмента, от управленческой, предпринимательской, творческой, спортивной, журналистской, научной и педагогической сфер. То есть, отовсюду, где можно хоть как-то повлиять на общественные умонастроения. Дело в том, что в настоящее время основная масса украинской интеллектуальной элиты уже не является носителем русской ментальности: за четверть века стараниями Запада произошла мощная полонизация её образа мышления. Не будем останавливаться на таком моменте, как засорение нашей речи грубейшими полонизмами в результате «стараний» украинизаторов: это уведёт нас далеко в сторону от основной темы. В качестве примера возьмём «життєпис» одного весьма одиозного бывшего донецкого необандеровского интеллектуала, где он указывает о своих предках следующее: «Батько з роду Іваненків (фамилии изменены) і Петренків, мати — з роду Василенків та Григоренків…» Всё это чересчур напоминает строки из какого-нибудь польского исторического романа про бурную эпоху Шведской погибели: «Наш герой по отцу был из Хотковских герба Пелеш и Здрамовичей герба Незгода, по матери – из Короткевичей герба Брама и Бжезинских герба Тромбы…» Для сравнения: в русской биографической традиции подробная генеалогия используется только тогда, когда этого требует суть вопроса, но никак не для анкетной справки. А в Польше, как и в большинстве других стран Европы, последнее – норма.
Одним из действенных инструментов нейтрализации полонизированной элиты, а также лиц, причастных к необандеровскому движению, является проверенная временем технология присвоения человеку соответствующего аскриптивного общественного статуса, отражающего уровень его благонадёжности, распространяющегося на определённый круг родственников и влияющего доступ к тем или иным возможностям. Принцип аскриптивности в данном случае означает предписанность свыше и невозможность произвольного изменения статуса в лучшую сторону без приложения значительных усилий его носителем, направленных на исправление ошибок прошлого. Социальная реабилитация таких лиц должна быть возможна только на условиях разрыва отношений с бывшими сообщниками, в обязательном порядке сопровождающегося исключающим примирение конфликтом. Надо признать, что подобные меры с точки зрения современной морали – довольно жёсткие, так как предусматривают наличие элементов коллективной ответственности, но в деле оздоровления постукраинского социума надо руководствоваться соображениями действенности тех или иных средств. Горькая микстура и жгучая мазь тоже не вызывают радостных чувств у больного, но кто-нибудь считает процесс лечения приятным?
Нам выпала эпоха гибридных войн, когда нанесение военного поражения противнику совершенно не гарантирует победы над ним. Более того в случае заведомого проигрыша более сильному никто не отменял тактику сдачи на почётных условиях для последующего «растворения» победителей, как когда-то пошли на этот шаг сообщники Петлюры и Бандеры: в третий раз этого мы не должны допустить. Сейчас нам нужна только победа, полная и безоговорочная. Поэтому к окончательному решению нацистского вопроса надо готовиться без спешки, тщательно просчитывая возможные варианты развития ситуации, концентрируя ресурсы для главного удара и выжидая подходящий момент.
Мне часто вспоминаются услышанные в Цхинвале слова старика, пережившего ужасы грузинской агрессии против Южной Осетии в августе 2008 года: «Пришедшие в мой дом оккупанты говорили: "Это наша земля!" На что я им ответил: "Никто ещё не родился с землёй!"» Как это ни парадоксально звучит, но Донбасс наш исключительно потому, что мы принадлежим ему, и эту принадлежность мы каждый день доказываем доставшимися нам великими трудами. Но как только мы начнём считать, что не мы принадлежим своей земле, а она нам – наша земля перестанет быть нашей, и не дай Боже этому случиться! Как случилось с бандеровцами, которые считают своей собственностью и Донбасс, и Крым, да только им там очень даже не рады. В отличие от них мы воюем не за квадратные километры территории, не за бетонные и кирпичные коробки зданий, не за прочие материальные ценности, какую бы святыню они для нас ни представляли: собственнический инстинкт в отношении того, что некогда было нашим, делает крайне сомнительной целесообразность таких приобретений. Главная ценность – человек, поэтому хочется надеяться, что большинство находящихся под хунтовской властью нам как минимум не враги. И мы с ними обязательно найдём взаимопонимание.
ПервоИсточникъ: https://mianews.ru/ru/2017/05/...
Оценили 0 человек
0 кармы