Блеск и нищета Кургиняна

Террор ВЧК не относится к области «истоков» России

На фото: ветераны российских спецслужб на открытии нового-старого памятника Феликсу Дзержинскому перед зданием СВР

Я был членом клуба «Содержательное единство» (основатель и бессменный руководитель С.Е. Кургинян) в течение почти 20 лет, с 1998 по 2018 год. За это время услышал на заседаниях клуба, состоявших в основном из выступлений основателя, много интересного. Я искренне благодарен Сергею Ервандовичу за эти выступления, при всех издержках. Немало было и такого, что сильно раздражало, если сказать мягко. Однако за все это время я не позволял себе никакой прямой конфронтации с Кургиняном (в просторечии СЕКом), искренне полагая, что учиться следует даже у идеологических оппонентов и что всегда лучше сотрудничать в тех сферах, в которых между нами наблюдается единство, чем устраивать контрпродуктивный скандал.

Однако с недавних пор количество стало переходить в качество, и некоторые пассажи апологетов СЕКа из его общественного объединения «Суть времени» начали все больше переполнять чашу моего терпения. И не только моего. Самая примитивная пропаганда вкупе с откровенной ложью все больше стала преобладать над серьезной, взвешенной аналитикой в публикациях движения. Чего стоит хотя бы постулат «Шагов истории» (стенгазета, распространявшаяся по вузам членами организации) о том, что за первые десять лет своего правления большевики возродили промышленность России, разваленную проклятым Царским режимом! Или утверждение самого Кургиняна (никогда не поверил бы, но сам лично слышал на клубе), что Солженицын никогда не работал в архивах. (Все «Красное колесо» построено на архивных и других исторических материалах, порой, думается, даже в ущерб художественности). Тем не менее до сего момента я как-то сдерживался.

Однако сегодня ситуация изменилась.

СВО обнажила какие-то абсолютно фундаментальные вещи, в этом понимании мы с Кургиняном полностью едины. Как едины мы и в том, что в публичном пространстве не должно быть никакой монополии на какую-то одну трактовку, одну точку зрения на те или иные проблемы, в том числе исторические. И когда дело идет о судьбе России и всего мира (что также не устает вполне правильно подчеркивать Сергей Ервандович) невозможно смириться с искажениями исторической правды и агрессивным навязыванием неосоветской мифологии (именно мифологии в первую очередь, а потом уже идеологии), да еще и одновременно с плохо скрываемой апелляцией к любимой Лубянке. Поэтому приходится, наконец, обнажить какие-то фундаментальные противоречия между нами, стремясь к тому, чтобы эта конфронтация была максимально содержательной, а не нарочито скандальной.

Поскольку принципиальные проблемы обсуждаются часто в конкретно-историческом контексте, обратимся и мы к этому контексту.

Итак, каковы же основные постулаты последних публикаций Кургиняна?

Доказывая правильность последних действий властей, которые снесли очень скромный памятник герою белой борьбы против большевиков генералу Врангелю, ранее воздвигнутый на территории основанного им же в свое время кадетского корпуса и воздвигли уменьшенную копию «железного Феликса» напротив здания СВР, Кургинян апеллирует в первую очередь к словам нынешнего директора СВР г-на Нарышкина о тов. Дзержинском.

Вот, приводит автор слова Нарышкина:

«Убежден, что нам… нужно до конца пробудиться от либерального „дурмана“ 1990-х и вернуться к истокам. У нас свой путь. Россия — самобытная страна-цивилизация с тысячелетней историей, которую нельзя забывать и уж тем более предавать», — считает Нарышкин.

Глава СВР отметил, что «по этой причине нами принято решение… установить на территории штаб-квартиры СВР России в Ясенево памятник… Феликсу Дзержинскому…»

Далее — оценка Дзержинского Сергеем Евгеньевичем, цитирую: «…символу целеустремленности, — это о Дзержинском, — бескорыстия, решительности, герою, до конца остававшемуся преданным идее построения нового, справедливого мира», — сказал Нарышкин.

Итак: памятник Дзержинскому – «возвращение к истокам» для России.

Неясно: неужели тов. Кургинян, претендующий на хорошее знание новой и новейшей истории России, не понимает, что г-н Нарышкин сказал глупость? Похоже, что и в самом деле не понимает! Поскольку далее он комментирует:

«По мне, хоть памятник Дзержинскому, хоть памятник Александру Невскому — вообще без разговоров: и тот, и другой имеют свои заслуги в нашей истории. Спорить (мне, по крайней мере) не приходится с оценкой Сергеем Евгеньевичем качеств Феликса Эдмундовича Дзержинского. Который при этом был, как известно, тем не менее создателем ВЧК — организации весьма и весьма жестокой по определению, она и не могла быть другой: шла Гражданская война и так далее».

Это очень сильный посыл! К сожалению, уважаемый Сергей Ервандович не поясняет, каковы же, собственно, конкретные заслуги тов. Дзержинского перед Россией и причем тут, собственно, ее «истоки»?

То, что святой благоверный Князь Александр Невский имеет отношение к истокам, понятно: он подвизался в эпоху Древней Руси и много сделал для ее защиты и приумножения. Но Феликс? Вот некоторые факты из его биографии.

Родился в семье польско-еврейских шляхтичей. История создания этой семьи такова: 25-летний домашний учитель Эдмунд Иосифович, взявшийся обучать точным наукам дочерей профессора Янушевского, соблазнил 15-летнюю Елену. Впрочем, советские источники говорят нечто про «романтическую любовь». Любовников отправили в Таганрог, подальше от дома и поженили, когда Елена достигла 16 лет. (Надо понимать так, что Эдмунд стал выкрестом, перешел в католицизм). Хотя в молодости Феликс старательно изучал иврит, до определенного возраста он хотел стать ксендзом, будучи крещен в католицизм. Общепризнанно, что родился он недоношенным после того, как мать случайно упала в погреб. По некоторым сведениям, еще в подростковом возрасте (11 или 12 лет) по неосторожности убил свою родную сестру Ванду. (О чем в советское время, естественно, не сообщалось). Правда, другие источники это отрицают, утверждая, что Ванду убил другой брат – Станислав. Зачем давать, по сути, детям огнестрельное оружие, пусть даже для стрельбы по мишеням, остается неясным.

В гимназии доучился только до восьмого класса, крайне плохо успевая по основным дисциплинам. В первом классе остался на второй год. Другого образования не имел, смолоду окунувшись в революционно-террористическую деятельность.

С самого детства Феликс воспринял от своей матери резкую неприязнь к русским («москалям»). Ничего не напоминает? Что и претворял в своей дальнейшей революционной карьере, вступив в 1895 году в Литовскую социал-демократическую организацию. Во время русско-японской войны участвовал в разложении русских войск, расположенных в Царстве Польском. Был организатором восстания в Пулавском гарнизоне, которое не удалось. Подкладывал мины под русское офицерское собрание, участвовал в организации вооружённых перестрелок с полицией. Во время первой революции в 1905–1907 годах Социал-демократия королевства Польского и Литвы стала активно использовать террор. Численность боевиков этой партии колебалась в пределах 1000–1500 человек. Дзержинский был активным организатором этих террористических банд, занимавшихся убийствами. Даже Ленин называл Дзержинского «пролетарским якобинцем», радикалом и левым коммунистом. Такая оценка вождя многого стоит…

Один из боевиков рассказывал: «Расправа над предателями и тайной агентурой была делом первой необходимости. Такие эпизоды, происходившие почти ежедневно, были обставлены гарантиями правосудности расстрела. Обстановка была такова, что сейчас можно осудить кого-либо за эти расправы» (РЦХИДНИ, фонд 76). Неудивительно, что до революции нашему герою пришлось 11 раз отправиться в тюрьму и на каторгу. Откуда, впрочем, он всегда вскоре выходил. Об этом Феликс Эдмундович вполне откровенно рассказывал в своей автобиографии. Умалчивая, впрочем, об одной немаловажной детали: в Царской России на каторгу отправляли почти преимущественно убийц и террористов.

Дзержинский хорошо платил своим революционным боевикам — по 50 рублей в месяц каждому, откупался от арестов и суда, издавал газету, всевозможные листовки, подделывал документы и т.д. Революционные боевики избивали рабочих, не участвовавших в забастовках, организовывали перестрелки с полицией, производили вооружённые экспроприации.

Откуда же были деньги на всю эту деятельность у никогда не работавшего и недоучившегося гимназиста? Сам Дзержинский неоднократно отдыхал на разных европейских курортах и жил вполне на широкую ногу. Откуда революционеры брали деньги – одна из самых главных тайн революции в России. Впрочем, понятно, что источников было в основном два: грабежи («эксы») и добровольно-принудительные пожертвования проклятых капиталистов… Используя награбленные средства, он порой откупался от преследований и мог решить какие-то вопросы своих подельников. Так что насчет «бескорыстия» – это сильное преувеличение.

Всю жизнь Дзержинский говорил на русском с весьма сильным польским акцентом, а до революции 1917 года в основном действовал на территории Царства Польского, выступая против русификации края и за его полонизацию (См.: воспоминания жены. С. 29). Во время Первой Мировой войны он поддерживал лозунг Ленина о поражении своего Отечества и «перерастании Мировой войны в войну Гражданскую».

Выйдя после Февральской революции из тюрьмы, в письмах к жене (пересылаемых через враждебную России Германию) на польском языке своей Родиной Дзержинский называл Польшу (См. воспоминания жены. С. 265). Интересно, что, нигде не работая, он высылал жене Софье Мушкат (1882–1968) ежемесячно по 300 рублей в кредитный банк в Швейцарию. Революционная деятельность давала Феликсу неплохие доходы…

Итак, если иметь в виду дореволюционную биографию Дзержинского, когда он, по мысли г-на Нарышкина и тов. Кургиняна, видимо, вносил свой вклад в русско-имперские истоки (а когда еще?), невозможно не констатировать: перед нами отнюдь не теоретик, а самый что ни на есть практик революции, по существу, профессионально занимавшийся террором и убийствами. И при этом ярко выраженный русофоб! С чем мы там боремся в ходе СВО? Так что участие в качестве одного из вождей в Октябрьском перевороте – вполне логичный следующий этап его биографии.

Далее, несколько отвлекаясь от самой личности Феликса, следует сказать, что само создание ВЧК 20 декабря 1917 года было плодом самого настоящего беззакония. Оно произошло в тот короткий период, когда старые законы Российской империи были новой властью фактически отменены, а новых создать и верифицировать еще не успели. (Первый уголовный кодекс РСФСР вступил в силу 1 июня 1922 года, а первая конституция была одобрена 10 июля 1918 года на V Всероссийском съезде Советов. При этом документ провозглашал «диктатуру пролетариата» и игнорировал избирательное право духовенства и выходцев из «эксплуататорских классов»). Так что вполне понятно, что в условиях фактического отсутствия закона, большевикам не оставалось ничего другого, кроме как возложить на ВЧК функции также и суда. Приговор и исполнение в одном флаконе…

Так что меланхолично списывать жестокости ВЧК на Гражданскую войну – значит просто глумиться над историей как наукой, это абсолютно антиисторично: она была создана тогда, когда никакой Гражданской войны в России еще не было. Начало корниловского «Ледяного похода» – конец февраля 1918 года. До этого Гражданскую войну старательно разжигали как раз красные, сами большевики, стремившиеся всеми правдами и неправдами распространить свою власть на окраины бывшей Империи. Что естественным образом встречало сопротивление на местах[i].

Впрочем, сам Дзержинский придерживался иной терминологии. Вполне откровенно он выражал свое понимание роли и значения нового органа: «ЧК не суд, ЧК – защита революции». Она «не может считаться с тем, принесет ли она ущерб частным лицам, ЧК должна заботиться только об одном, о победе, и должна побеждать врага, даже если ее меч при этом попадает случайно на головы невинных»[ii]… То есть, говоря по-простому, Дзержинский был намерен убивать всех подряд, предполагая, что среди горы трупов обязательно окажется и тот, кто был хоть в чём-нибудь виноват. В соответствии с этой декларацией он и поступал.

Это не случайная проговорка. Такого взгляда он последовательно придерживался всю жизнь. «Нам не нужна сейчас справедливость, идёт война лицом к лицу, война до конца, жизнь или смерть. Я предлагаю, я требую органа для революционного сведения счётов с контрреволюцией» (стенограмма выступления Ф.Э. Дзержинского на заседание СНК 7(20) декабря 1917 г. ГАРФ ф. 130, оп. 1, д.1, л. 27).

А вот свидетельства его, так сказать, коллег.

Председатель Всеукраинской ЧК Мартын Лацис (1888–1938), бывший одно время заместителем главы ВЧК: «В ЧК Феликс Эдмундович везде желал действовать сам; он сам допрашивал арестованных, сам рылся в изобличающих материалах, сам устраивал арестованным очные ставки…».

Член коллегии ВЧК Федор Другов (1891–1934): «Дзержинский подписывал небывало большое количество смертных приговоров, никогда не испытывая при этом ни жалости, ни колебаний».

Заместитель и преемник Дзержинского в ОГПУ Вячеслав Менжинский (1878–1934): «Дзержинский — организатор ВЧК, сросшийся с ЧК, которая стала его воплощением, Дзержинский был не только великим террористом, но и великим чекистом. Он не был никогда расслаблено-человечен. Политика, а не человечность как таковая — вот ключ его отношения к чекистской работе…».

Интересно, г-н Нарышкин-то знает эти высказывания прежних чекистов?

Ну, что там еще у нас про заслуги и истоки? Кургиняну, может, и все равно, будет ли памятник вышеописанному персонажу или Александру Невскому. А мне вот не все равно… Более чем двусмысленное поведение Дзержинского в ситуации т.н. лево-эсеровского мятежа и покушения на Ленина позволим себе для краткости опустить. Упомянем лишь, что большевиком он стал лишь в 1917 году и сразу был избран в ЦК. Так что отнюдь не идейный соратник Ленина, отнюдь. Хотя по духу все революционеры, особенно такого рода, конечно, близки.

Кстати, забегая вперед, позволим себе некоторую реплику, точнее, риторическое восклицание, имея в виду другую публикацию уважаемого Сергея Ервандовича: как в свете вышеизложенного все-таки быть с проблемой уголовщины как таковой и уголовщины как субкультуры? Не кажется ли нашему уважаемому оппоненту, что советские спецслужбы, которые в скором времени стали курировать «законников», то есть воров в законе, которых сами же и ставили, по своему, так сказать, генезису и сами недалеко от них ушли? Наверняка такой образованный человек, как Кургинян, хорошо знает об уральских боевиках Свердлова, об «эксах» (то есть, попросту говоря, грабежах) Сталина-Джугашвили и Камо (Тер-Петросяна) и о многом другом в том же роде. Понятно, что революционно-подпольная деятельность вышеозначенных товарищей носила не только уголовный, но и политический характер. Но отрицать серьезное и, не побоимся этого слова, системообразующее значение в этой деятельности также и уголовной субкультуры, на наш взгляд, никак невозможно.

 Свердлов с уголовниками.

Здесь необходимо еще сказать об одном важнейшем моменте. А именно, о том, какое отношение все-таки имеет Дзержинский к собственно внешней разведке. Ведь памятник ему водружен ныне перед зданием СВР.

Разве он отстраивал резидентуры в какой-либо из стран? (Будучи при этом весьма тесно связан с Западом и хорошо его зная). ВЧК при его главенстве и в первые годы после него выполняла роль скорее внешней контрразведки и боролась в основном с внутренними врагами большевиков, проводя действительно классные с технологической точки зрения операции. Все они были замешаны на провокации как основном принципе и методе. Взять хотя бы знаменитую операцию «Трест». Другим «достижением» чекистов была ликвидация (через отравление) создателя и главы РОВСа (Русского Общевоинского союза) генерала Петра Врангеля (того самого, чей памятник ныне снесен после письма кургиняновской организации, обвинившей Врангеля во всех смертных грехах, в предательстве интересов России (!!)), а вскоре - и его преемника генерала Миллера. Приложили руку чекисты и к коварному массовому убийству тех оставшихся в Крыму врангелевцев, которые, уже после поражения Белого движения, поверили честному слову новой власти и не стали скрываться, наивно явившись на перепись. По разным оценкам, тогда было расстреляно от 60 до 120 тысяч человек, по официальным советским данным – от 52 до 56 тысяч[iii].

Даже структурно никакой самостоятельной службы внешней разведки в молодой советской республике до декабря 1920 года не существовало. «Советская внешняя разведка, созданная в недрах Особого отдела ВЧК, не имела до декабря 1920 года самостоятельного статуса и действовала внутри структур армейской контрразведки»[iv].

То есть «вклад» ВЧК-ОГПУ-НКВД в нашу, как полагает Сергей Ервандович, общую историческую традицию, связан в основном с убийствами. Общее число жертв ВЧК в эпоху Дзержинского точно установить невозможно, поскольку статистика репрессий до 1921 года не велась. Но ясно, что счет идет на сотни тысяч. Собственно разведка началась уже позднее. Так что фигура Дзержинского как создателя именно СВР тоже крайне спорна. И может ли именно она лежать в основе столь чаемого Кургиняном или, скажем, упомянутым им А.А. Прохановым идеологического синтеза – это такой вопрос, на который, по нашему глубокому убеждению, в силу вышеизложенных фактов, совсем нет положительного ответа.

Перейдем теперь к личности другого «пререкаемого» ныне исторического деятеля той эпохи – барона Петра Врангеля.

Владимир Семенко

[i] Подробнее см. об этом в кн.: Шамбаров В.Е. Белогвардейщина. Неизвестная история Гражданской войны. – М.: Алгоритм, 2017.

[ii] Радек Карл. Портреты и памфлеты. Т. I. М., 1934. С. 50.

[iii] Зарубин А. Г., Зарубин В. Г. Без победителей. Из истории Гражданской войны в Крыму. — Симферополь: Антиква, 2008. Гражданская война в России: энциклопедия катастрофы. / Сост. и отв. ред. Д. М. Володихин, науч. ред. С. В. Волков. — М.: Сибирский цирюльник, 2010.

[iv] Антонов В.С. Начальники советской внешней разведки. М. : Вече, 2020. С. 12.