«Хорошо, что мы живём не в “совке”», сказал мне вчера утром мой коллега, глядя в окно полевого офиса строительной площадки одного из нефтегазовых проектов на бескрайнем российском Севере.
Из окна открывался вид на дорогу, ведущую к трубопроводной эстакаде. Прошла утренняя планёрка. Юра, так зовут коллегу, пил кофе, закусывая выпечкой, которую в офисный кофе-рум принесла горничная пару минут назад. По дороге шли рабочие, человек 100.
«Это почему?» — спросил я. «Ну как? Ездим, куда хотим – я, вон, в Штаты слетал с женой на прошлой межвахте, а до этого в Японии был за счёт «Эксона [1]». Лэнд у меня «двухсотый». Ну, квартиру мою ты видел, ремонт доделываю ещё, правда. Была бы у меня такая квартира в Союзе? Нет, конечно. Работа отличная, в иностранной компании с экспатами [2], а не с нашим “пролетариатом”». Слово «пролетариат» прозвучало из уст Юры с едва скрываемой иронией.
Я слушал его и смотрел на идущих по дороге рабочих — тот самый пролетариат. Они явно куда-то торопились. Мне же пока не было нужды куда-то идти. Стаценко обещал поднести панч-листы [3] к 9 утра, а сейчас была половина восьмого.
Юра продолжал рассказывать про то, как хорошо, что мы не живём в СССР: «…Взять те же электронные «Госуслуги» [4]. Уровень обслуживания в больницах, гостиницах… Да хоть что! Мы, наконец-то, стали жить как люди. И никто тебя не пытается учить, как жить. Никто не тащит на партсобрание, не «ставит на вид», не капает на мозги идиотской хернёй».
В кофе-руме тем временем появился Ник Хэйманс, менеджер отдела охраны труда. Бегло поприветствовав нас, Хейманс обратился к сидевшему в углу Марату Шарафутдинову, супервайзеру по металлоконструкциям, спросив того, почему инженеры из отдела, которым заведует Марат, не выполняют план по «стоп-картам» [5]. За неделю подчинённые Марата (пять ИТРов) сделали только три карты, когда каждый, согласно политике компании, должен был сделать семь.
Юра отвернулся к окну; я продолжал сидеть вполоборота к двери, наблюдая за происходящим: Марат на ломанном английском объяснял Хэймансу, в прошлом полицейскому из Кёльна, что его ребята очень заняты, но он «исправит ситуацию» и проведёт с ними «тулбокс» [6]. Было видно, что Хэйманса этот ответ не удовлетворил и, скорее всего, в следующей расчётке Марат опять увидит не 100% премии, а 50 — за невыполнение его отделом показателей «KPI» по охране труда.
Ник подошёл к кофе-машине, подставил кружку, нажал на кнопку и уставился в висящий на стене бюллетень, накануне выпущенный «тэбэшниками» из его отдела. Бюллетень рассказывал о недавнем случае травматизма – рабочий сломал кости таза, упав с большой высоты. Это произошло на моём участке, и поэтому я был в курсе. Монтажник, парень 27 лет, натягивал фартук на шве полотна на ангаре на высоте 12 метров. В какой-то момент стропа, которая крепилась к гаку автокрана и служила допстраховкой, соскочила с крюка, и рабочий упал на лежавшие внизу мешки с песком. Бедный парень получил тупую травму живота, перелом костей таза и левой плечевой кости.
Наполнив кружку, Ник направлялся в свой офис. На его лице играла улыбка – он сегодня едет на межвахту. У Хэйманса, кроме «перевахтовки», была ещё одна причина для хорошего настроения — его и без того высокую зарплату (за 28 суток вахты он получает 19 тысяч долларов, т.е. в районе 1 млн 200 тысяч рублей) недавно проиндексировали «в связи с кризисом». Зарплаты индексировали, кстати, всем экспатам, а аборигенам, т.е. нам, работникам из республик бывшего СССР, как рабочим, так и ИТР, индексация не полагалась, несмотря на то, что получаем мы в разы меньше иностранцев, а работаем много больше. Молодой монтажник, который наверняка останется инвалидом после такого падения, получал в месяц что-то в районе 700 «зелёных» (в рублях, естественно). В 27 раз меньше, чем Ник.
Юра тем временем допил свой кофе и собрался уходить, когда в кофе-рум зашла Таня из отдела Охраны Труда. Тане 25 лет. Она закончила с красным дипломом ВУЗ по специальности «Разработка и эксплуатация нефтяных и газовых месторождений». Закончила экстерном иностранный университет, получив бакалавра циркумполярных наук (что это за фигня, понятия не имею, но звучит солидно, а именно это сейчас и ценится — форма, а не содержание).
Выучилась в центре доп. образования у себя в городе по специальности «Безопасность технологических процессов и производств». Прошла различные курсы (российские и иностранные), среди которых: «Оператор по добыче нефти и газа», «Лаборант химического анализа», «Измерения во время бурения» и т.д. По всем – высокие разряды. Проходила стажировки в крупных иностранных нефтегазовых компаниях — «Шлюмберже» и «Тенгизшевройл». Владеет несколькими европейскими языками. Зарплата Тани здесь, в иностранной компании, — 46 тысяч рублей в месяц (до налогообложения), включая районный коэффициент и процентную надбавку, т.е. около 40 тысяч «чистыми» за работу вахтой на территории Крайнего Севера при температуре в минус 50 С.
Юра, глядя на Таню, сказал: «Повезло тебе, Татьяна, в твои-то годы оказаться на таком проекте! Далеко пойдёшь!». Отхлебнул кофе, и ушёл, насвистывая какой-то популярный мотив.
Мы обменялись приветствиями. В это утро обычно жизнерадостная Таня выглядела удручённой. Спросил, в чём дело. Оказалось, что компания-застройщик многоквартирного дома, в котором Таня и её жених купили в ипотеку «однушку», перенесла сроки сдачи дома с июля на декабрь 2016 г. Это значит, что молодым придётся ещё минимум полгода платить за съём жилья в ожидании сдачи дома. По собственному опыту знаю, что эти «полгода» могут растянуться на год и даже больше. Этот перенос сроков заставит Таню с женихом взять денег в долг у друзей, т.к. их семейный бюджет предполагал отмену расходов на съём квартиры с июля, а денег на незапланированные расходы у них нет.
Разговорились с ней. Таня распланировала свою жизнь на годы вперёд. Купить квартиру, потихоньку выплачивать кредит и отдавать долг, взятый у матери на квартиру. Потом взять кредит на машину. Выплачивать его, откладывая денег на рождение ребёнка и на время пребывания в декрете. По её расчётам, к 30-ти они с будущим мужем смогут позволить себе завести ребёнка. Потом очередной кредит на покупку «двушки» (втроём на сорока двух квадратах не разгуляешься). А дальше — «война план покажет».
Зная обо всё этом (мы с ней в хороших отношениях и часто беседуем «за жизнь» — её, мою и вообще), я перебирал в уме ключевые этапы жизни своей матери, родившей меня в 24 года, в СССР, и прикидывал объём насущных проблем, свалившихся на плечи молодёжи после разрушения Союза. Того самого Союза, при котором «тяжело жилось» моему коллеге из отдела качества, Юре Надмитову. Надмитову, которого советская власть бесплатно выучила, трудоустроила, 2 раза бесплатно дала его семье квартиру, бесплатно лечила и отправляла на моря.
Да, Таня… Твоему поколению о таком, действительно, можно только мечтать. Ни кредитов, ни головной боли о том, что останешься без работы, без жилья; что под грузом обстоятельств вынуждена откладывать рождение ребёнка. Твоё, Таня, поколение разделено на две части — малое количество тех, кто пристроился или, скорее, кого пристроили, и огромное количество тех, чья жизнь подчинена одному действию — лихорадочному бегу на месте, да и он, как правило, не помогает, все равно мало-помалу откатываешься назад, все ближе и ближе к нищете.
Господствующий класс и его правительство вынудили вас бежать по беговой дорожке выживания, полотно которой прибавляет ход с каждым повышением цен и каждым вновь принятым законом, который непременно норовит залезть вам в карман. Вам навязывают мысль о том, что этот бег – норма и надо просто к нему привыкнуть. Но это – не норма, Таня. Для нескольких поколений твоих соотечественников, в том числе для меня, это не было нормой. Нормой было то, что я ЗНАЛ, что у меня НИКОГДА не будет тех проблем, с которыми сейчас ежедневно и ежечасно приходится сталкиваться тебе и миллионам твоих сверстников.
В Союзе весь твой курс был бы трудоустроен по специальности и обеспечен жильём, как молодые специалисты. С твоими знаниями и усердием к учебе и работе тебя бы там носили на руках. Ты двигалась бы вверх — и по карьерной лестнице, и в своей материальной обеспеченности. Не говоря уже о том, что ты понимала бы, что работаешь действительно НА СЕБЯ, как хозяйка своей страны, а не как сейчас на каких-то богатых иностранцев, которые не ставят тебя ни в грош и в любую секунду могут вышвырнуть тебя за дверь.
И дело даже не в том, что тебе с твоим багажом за месяц вахты там, в Союзе, платили бы минимум раза в 4 больше, чем тебе платят сейчас (в соответствующем пересчете на советские деньги, разумеется). А условия, в которых ты трудишься здесь в «крутой» иностранной компании были бы в тысячи раз лучше, чем сейчас (например, тебе не пришлось бы, как на прошлой вахте, валяться с воспалением легких и температурой 40 без всякой медицинской помощи, поскольку здесь нет ничего, кроме зеленки и бинтов, ожидая конца своей вахты, там, в Союзе, если бы тебе не сумела помочь местная медсанчасть, тебя немедленно бы срочным бортом, вызванным персонально для тебя, отправили бы в крупную клинику ближайшего города, даже если этот город находился бы за полтыщи километров от места твоей работы, где врачи тут же сделали бы все, чтобы поставить тебя на ноги, и никто не взял бы за это ни копейки).
Дело в том, что ты уважала бы и себя, и то, что ты делаешь, понимая, что все это нужно всем людям твоей страны, всему народу, а не парочке жирных идиотов, перед которыми ты вынуждена сейчас за кусок хлеба плясать на задних лапках.
Судя по вопросительному взгляду Тани, все эти мысли отразились на моём лице. Я рассеянно улыбнулся и соврал, что всё, мол, образуется, хотя отлично понимал, что это не так. Нет у Тани никаких перспектив. И планам ее сбыться, скорее всего, будет не суждено. Разрушить их может любая мелочь, которая ни в коей мере не зависит от Тани. Она не распоряжается своей жизнью — ей распоряжаются другие, которые играют ей, как игрушкой.
Компания, строящая тот дом, где Таня с мужем купили квартиру, может разориться — ее владельцы, так сказать, «бизнесмены», удерут куда-нибудь с деньгами, оставив сотни людей, доверивших им свои деньги, на бобах. Или правительство вновь поднимет курс доллара, и валютный кредит на квартиру станет для Тани неподъемен. Квартиру, на которую столько работали с мужем, о которой мечтали, придется отдать банку. Муж или сама Таня могут остаться без работы, попав под сокращение — «оптимизация» рулит! Любая из этих причин, а их тысячи, поставит жирный крест на Таниных планах.
Таня хмыкнула и, взяв из корзины крекер, направилась к выходу, напевая из Цоя: «В городе мне жить или на выселках…».
Тем временем, рабочие дошли до эстакады и стали что-то там делать. Среди них были ровесники Татьяны. Получают они примерно столько же, сколько и она, немногим меньше. 80.000 р. за вахту, вахта 2 месяца, и 2 месяца отдых, оплата межвахтового отдыха 50%. Другими словами — (80+40)/4=30. Итого зарплата рабочих равна 30.000 р. в месяц, как если бы они работали нормально без всяких вахт.
Горничная, которая с утра принесла корзину выпечки, получает 30 000 р. (за месяц вахты), межвахта ей не оплачивается, т.е. в месяц нормальной, не вахтовой работы у нее выходит 15 тысяч рублей.
Таня, ИТР с красным дипломом, всяческими дополнительными образованиями и кучей курсов, со знанием иностранных языков, напомню, 40 т.р. на руки.
Вот такие зарплаты за работу в Заполярье. И это в условиях чуть ли не круглогодичной зимы, полярных ночей и низких температур при 12-14 часов непрерывной работы в сутки! «Повезло тебе, Татьяна…»
Таня не осознает масштабов катастрофы, которая произошла в нашей стране с нашим народом. Она не жила в СССР, и ей не с чем сравнивать. То государство, Советское, заботилось о людях, а это, капиталистическое, только откровенно издевается над своим народом. Оно помогает иностранцам эксплуатировать своих граждан и в хвост и в гриву.
Переложило на наши плечи содержание всего и вся: как самого себя и своего аппарата — чиновников, депутатов, армии, полиции, которые рады стараться душить нас поборами и взятками, так и всего, что есть в стране — коммунального хозяйства, транспортной инфраструктуры, образования и здравоохранения, культуры и даже кладбищ. Оно не желает тратить на нас ни копейки!
Все стремится отобрать у нас пенсии, социальные пособия — всякую помощь, которую оно по своему статусу государства должно оказывать своим гражданам. У него забота только одна — помогать капиталистам душить нас, выжимать из нас последние соки. А то, что потом, выжатые как лимон, потерявшие здоровье и силы в труде на чужое обогащение, мы остаемся без куска хлеба, это его не волнует.
Можно ли все изменить? Да, можно. Наши деды и прадеды в свое время это сделали. И нам не остается ничего иного, как пойти по их стопам.
Страшно? Да, страшно. Но мне кажется, что нет жизни страшнее жизни раба, которой живем сейчас мы, оплеванные и униженные с ног до головы.
Эти, по телевизору, кричат о патриотизме. Но каков этот их буржуазный патриотизм, мы видим по своим зарплатам, по отношению к нам иностранцев — презрительно-высокомерному, как к людям второго сорта. И они правы — нам не за что себя уважать. Нашим дедам было за что. А нам, увы…
Пресмыкаемся и холуйствуем, трясемся за свое рабочее место, давим и топим друг друга — за что? За миску гнилой похлебки из ГМО, за ломающиеся через год гаджеты, за дешевые разваливающиеся на ногах кроссовки и расползающиеся джинсы, но зато с гордыми бирками и лейблами самых известных компаний мира! Известных, да, — тем, как они выпивают кровь из миллионов рабочих, работающих на их заводах по всему миру.
Ты не слышишь меня, Таня. Ничего этого я пока тебе не говорю. Ты еще веришь в свою звезду, наслушавшись их мифов, распространяемых по всем их СМИ. Ты еще только начинаешь задумываться над тем, почему реальная жизнь совсем не такая, как о ней говорят по телевизору. Но ты обязательно придешь к тому пониманию, к которому пришел я.
Как придут к нему и эти рабочие, что сейчас возятся у эстакады. Как придет к нему и горничная, что приносит нам выпечку в кофе-рум. Наступит такой день, когда вдруг мы все поймем, что нет у нас иного пути, как поставить нашу страну с головы на ноги — сделать ее такой, чтобы пусть хотя бы не мы, а наши дети, никогда больше не узнали ужаса наемного рабства, а жили бы действительно свободными гражданами Великой Свободной страны.
Т.Д.
[1] «Эксон Нефтегаз Лимитед». Речь идёт о чартерных рейсах в Японию, которые Эксон организовывал для своих сотрудников, работающих на Сахалине.
[2] Иностранными специалистами
[3] Дефектные ведомости
[4] Сайт «gosuslugi.ru»
[5] Краткая форма отчёта о выявленном нарушении требований ОТ
[6] Собрание
Источник
Оценили 113 человек
117 кармы