Справка о женской линии генеалогического древа товарища Ульянова/Ленина

СССР ломали с привлечением «гласности», т.е. обрыва нити воздействия Слова на физический мир.

Предлагаю посмотреть на механизмы, использовавшиеся при построении Союза. Попутно дающие пищу для размышлений на тему перспектив бытия информации, представляющей угрозу для господствующей Тенденции. И, вместе с тем, дающие заценпки для дезорганизующего воздействия «гласности».

Что было описано господином Бруксом уже во второй половине прошлого века:

Если организационная структура может представлять угрозу, не будет документироваться ничего, кроме того, что нельзя оспорить.

Вишенкой на торт сюда же следует посчитать историю публикации русского перевода одной эталонно-научной работы Карла Маркса.

Но сначала пара набросов (т.е. утверждений желаемого):

«Ульянов вполне русский кстати, с прусскими корнями по матери еврейство ему шьют пархатые типа тебя» © Кузьмичев [Нидерланды]

«Нету никаких еврейских корней в семье Ульяновых.» © Вторников

А теперь посмотрим как эта тема раскрыта в современной биографии, рекомендованной продожателем дела Ленина (т.е. автор не из плеяды «лениноедов» и активно критикует эту тенденцию, акценты полужирным в цитируемом фрагменте мои):

У КОРНЕЙ РОДОСЛОВНОГО ДРЕВА

«Биографическая хроника В. И. Ленина» начинается с записи:

«Апрель, 10 (22).

Родился Владимир Ильич Ульянов (Ленин).

Отец Владимира Ильича — Илья Николаевич Ульянов был в то время инспектором, а затем — директором народных училищ Симбирской губернии. Он происходил из бедных мещан города Астрахани. Его отец ранее был крепостным крестьянином.

Мать Ленина — Мария Александровна была дочерью врача А. Д. Бланка».

Любопытно, что сам Ленин многих деталей своей родословной не знал. В их семье, как и в семьях других «разночинцев», было как-то не принято копаться в своих «генеалогических корнях». Это уж потом, после смерти Владимира Ильича, когда интерес к подобного рода проблемам стал расти, этими изысканиями занялись его сестры. Поэтому, когда в 1922 году Ленин получил подробную анкету партпереписи, на вопрос о роде занятий деда с отцовской стороны искренне ответил: «Не знаю»1.

…

Родословную семьи Бланк исследовали А. И. Ульянова, М. И. Ульянова, а в недавние годы М. С. Шагинян, А. Г. Петров, М. Г. Штейн, В. В. Цаплин и другие. Анна Ильинична рассказывает: «Старшие не могли нам выяснить этого. Фамилия казалась нам французского корня, но никаких данных о таком происхождении не было. У меня лично довольно давно стала являться мысль о возможности еврейского происхождения, на что наталкивало, главным образом, сообщение матери, что дед родился в Житомире — известном еврейском центре. Бабушка — мать матери — родилась в Петербурге и была по происхождению немкой из Риги. Но в то время как с родными по матери у мамы и ее сестер связи поддерживались довольно долго, о родных ее отца, А. Д. Бланк, никто не слышал. Он являлся как бы отрезанным ломтем, что наводило меня также на мысль о его еврейском происхождении. Никаких рассказов деда о его детстве или юношестве у его дочерей не сохранилось в памяти»3.

О результатах розысков, подтвердивших ее предположение, А. И. Ульянова сообщила Сталину в 1932 и 1934 годах. «Факт нашего происхождения, предполагавшийся мною и раньше, — писала она, — не был известен при его [Ленина] жизни… Я не знаю, какие могут быть у нас, коммунистов, мотивы для замолчания этого факта»4.

«Молчать о нем абсолютно» — таков был категорический ответ Сталина. Да и сестра ее Мария Ильинична тоже полагала, что факт этот «пусть будет известен когда-нибудь через сто лет»5.

Сто лет еще не прошло, но уже опубликованные данные позволяют с достаточной уверенностью прочертить родословную семьи Бланков…6

Прадед, Моше Ицкович Бланк, родился, видимо, в 1763 году. Первое упоминание о нем содержится в ревизии 1795 года, где среди мещан города Староконстантинова Волынской губернии под номером 394 записан Мойшка Бланк. Откуда появился он в здешних местах — неизвестно. Впрочем…

Несколько лет тому назад известный библиограф Майя Дворкина ввела в научный оборот любопытный факт7. Где-то в середине 20-х годов архивист Юлиан Григорьевич Оксман, занимавшийся по заданию директора Ленинской библиотеки Владимира Ивановича Невского изучением родословной Ленина, обнаружил прошение одной из еврейских общин Минской губернии, относящееся якобы к началу XIX века, об освобождении от подати некоего мальчика, ибо он является «незаконным сыном крупного минского чиновника», а посему, мол, община платить за него не должна. Фамилия мальчика была — Бланк.

По словам Оксмана, Невский повез его к Каменеву, а затем втроем они явились к Бухарину. Показывая документ, Каменев буркнул: «Я всегда так думал». На что Бухарин ему ответил: «Что вы думаете — неважно, а вот что будем делать?» С Оксмана взяли слово, что он никому не скажет о находке. И с тех пор этого документа никто не видел.

И-23: полагаю уместным констатировать факт отсутствия в публичном каталоге РГБ третьего издания монографии Я.А. Брафмана «Книга кагала».

Итак, документ обнаружен где-то около 1925 года. Спустя 45 лет, в 1970 году, Оксман все-таки рассказал о нем итальянскому историку Франко Вентури. При этом присутствовал В. В. Пугачев, который спустя 25 лет, в 1995 году, опубликовал в Саратове свой рассказ о данном факте8.

Если Пугачев действительно запомнил дату документа точно, то никакого отношения к Моше Бланку вся эта история не имеет. В начале XIX века он был уже не мальчиком, а вполне зрелым мужем. Но надо учитывать и возможность того, что в многократный пересказ вкралась хронологическая неточность и мы имеем дело с «испорченным телефоном».

Так или иначе, но появился Моше Бланк в Староконстантинове будучи уже взрослым и в 1793 году женился на местной 29-летней девице Марьям (Марем) Фроимович. Из последующих ревизий видно, что Моше Бланк читал как по-еврейски, так и по-русски, имел собственный дом, занимался торговлей и плюс к тому у местечка Рогачево арендовал 5 моргов земли, которые засевал цикорием.

В 1794 году у него родился сын Аба (Абель), а в 1799-м — второй сын Сруль (Израиль). В. В. Цаплин отмечает, что с самого начала у М. И. Бланка не сложились отношения с местной еврейской общиной. Он был «человеком, который не хотел или, может быть, не умел находить общий язык со своими соплеменниками»9. Иными словами, община его просто возненавидела. И после того как в 1808 году во время пожара, а возможно и поджога, дом Бланка сгорел, семья переехала в Житомир.

Много лет спустя, в сентябре 1846 года, М. И. Бланк написал письмо императору Николаю I, из которого видно, что уже «40 лет назад» он «отрекся от Евреев», но из-за «чрезмерно набожной жены», скончавшейся в 1834 году, принял христианство и получил имя Дмитрия лишь 1 января 1835 года.

Но поводом для письма стало иное: сохраняя неприязнь к своим соплеменникам, Дмитрий (Мойша) Бланк предлагал — в целях ассимиляции евреев — запретить им ношение национальной одежды, а главное — обязать их молиться в синагогах за российского императора и императорскую фамилию.

Любопытно, что в октябре 1846 года письмо это было доложено Николаю I и он полностью согласился с предложениями «крещеного еврея Бланка», в результате чего в 1850 году запретили ношение национальной одежды, а в 1854 году ввели соответствующий текст молитвы. М. Г. Штейн, собравший и тщательно проанализировавший наиболее полные данные о родословной Бланков, справедливо заметил, что по неприязни к своему народу Дмитрия Бланка «можно сравнить, пожалуй, только с другим крещеным евреем — одним из основателей и руководителей Московского Союза русского народа В. А. Грингмутом…»10.

И-23: продолжаем наслаждаться случайным или умышленным неведением учоного люда относительно скандала, вызванного фактом принятия Таинства Святого Крещения Я.А. Брафманом и, сугубо, его причинах. За подробностями рекомендую обращаться кроме упомянутой монографии к сборнику тематических статей Ивана Аксакова.

О том, что Бланк решил порвать с еврейской общиной задолго до своего крещения, свидетельствовало и другое… Оба его сына, Абель и Израиль, как и отец, тоже умели читать по-русски, и, когда в 1816 году в Житомире открылось уездное (поветовое) училище, они были зачислены в него и успешно окончили. С точки зрения верующих евреев, это было кощунство. И все-таки принадлежность к иудейскому вероисповеданию обрекала их на прозябание в границах «черты оседлости». И лишь событие, случившееся весной 1820 года, круто изменило судьбу молодых людей…

В апреле в Житомир прибыл в служебную командировку «высокий чин» — правитель дел так называемого «Еврейского комитета» сенатор и поэт Дмитрий Осипович Баранов. Каким-то образом Бланку удалось встретиться с ним, и он попросил сенатора оказать содействие сыновьям при поступлении в Медико-хирургическую академию в Петербурге. Баранов евреям отнюдь не симпатизировал, но довольно редкое в то время обращение двух «заблудших душ» в христианство было, по его мнению, делом благим, и он согласился11.

Братья сразу же поехали в Петербург и подали прошение на имя митрополита Новгородского, Санкт-Петербургского, Эстляндского и Финляндского Михаила. «Поселясь ныне на жительство в С.-Петербурге, — писали они, — и имея всегдашнее обращение с христианами Греко-российскую религию исповедающими, мы желаем ныне принять оную»12.

Ходатайство удовлетворили, и уже 25 мая 1820 года священник церкви Преподобного Сампсония в Санкт-Петербурге Федор Барсов обоих братьев «крещением просветил». Абель стал Дмитрием Дмитриевичем, а Израиль — Александром Дмитриевичем. Новое имя он получил в честь своего восприемника графа Александра Апраксина, а отчество — в честь восприемника Абеля сенатора Дмитрия Баранова. А 31 июля того же года, по указанию министра просвещения князя Голицына, братьев определили «воспитанниками Медико-хирургической академии», которую они и закончили в 1824 году, удостоившись ученого звания «лекарей 2-го отделения» и презента в виде карманного набора хирургических инструментов.

Дмитрий Бланк остался в столице полицейским врачом, а первым местом работы Александра с августа 1824 года стала должность уездного врача в городе Поречье Смоленской губернии. Но в октябре 1825 года и он вернулся в Петербург, где был зачислен, как и его брат, в штат столичной полиции в качестве врача. В 1828 году А. Д. Бланка произвели в штаб-лекари. Пора было думать и о женитьбе…

Его крестный отец граф Александр Апраксин был в то время чиновником особых поручений министерства финансов. Так что Александр Бланк, несмотря на происхождение, вполне мог рассчитывать на приличную партию. Видимо, в доме другого благодетеля — сенатора Дмитрия Баранова, увлекавшегося поэзией и шахматами, — где бывал Пушкин и собирался чуть ли не весь «просвещенный Петербург», он познакомился с братьями Грошопфами и был принят у них в доме.

Глава этой весьма солидной семьи Иван Федорович (Иоганн Готлиб) Грошопф — прибалтийский немец, среди предков которого, происходивших из Северной Германии, был Э. Курциус — домашний учитель кайзера Фридриха III, а среди дальних потомков — генерал-фельдмаршал вермахта В. Модель13.

Работал Иван Федорович консулентом Государственной Юстиц-коллегии Лифляндских, Эстляндских и Финляндских дел и дослужился до чина губернского секретаря. Его супруга Анна Карловна — в девичестве Эстедт — была шведкой, лютеранкой, родители которой являлись состоятельными купцами и жили сначала в шведском городе Упсала, а потом переехали в Петербург. Детей в семье Грошопф было восемь: сыновья — Иоганн, служивший в русской армии, Карл — вице-директор в департаменте внешней торговли министерства финансов, Густав, заведовавший рижской таможней, и пять дочерей — Александра, Анна, Екатерина (по мужу — фон Эссен), Каролина (по мужу — Биуберг) и младшая Амалия14.

Познакомившись с этой семьей, А. Д. Бланк сделал предложение Анне Ивановне. Незадолго до этого она окончила пансион, владела несколькими языками и прекрасно играла на клавикордах. Именно в ее исполнении Александр Бланк впервые услышал полюбившуюся ему «Лунную сонату» Бетховена15.

Согласие на брак было получено, и уже 9 сентября 1830 года родился сын Дмитрий (покончил с собой в 1850 году 19 лет от роду, будучи студентом Казанского университета), 30 августа 1831 года — дочь Анна (по мужу — Веретенникова), 20 августа 1832-го — Любовь (по первому мужу — Ардашева, а по второму — Пономарева), 9 января 1834-го — Екатерина (по первому мужу — Алехина, по второму — Залежская), 22 февраля 1835-го — Мария (по мужу — Ульянова) и 24 июня 1836-го — Софья (по мужу — Лаврова)16.

Дела у Александра Дмитриевича поначалу складывались неплохо. Как полицейский врач он получал тысячу рублей в год. За «расторопность и усердие» не раз удостаивался благодарностей. Но в июне 1831 года во время «холерных беспорядков» в столице взбунтовавшейся толпой был зверски убит его брат Дмитрий, дежуривший в Центральной холерной больнице. Эта смерть настолько потрясла А. Д. Бланка, что он уволился из полиции и более года не работал. Лишь в апреле 1833 года он вновь поступил на службу ординатором в больницу Св. Марии Магдалины, предназначенную для бедноты заречных районов Петербурга. Между прочим, именно здесь в 1838 году у него лечился Тарас Шевченко. Одновременно, с мая 1833 года по апрель 1837 года, А. Д. Бланк служил и в Морском ведомстве. В 1837 году после сдачи экзаменов он был признан инспектором врачебной управы, а в 1838-м медико-хирургом17.

Расширялась и частная практика А. Д. Бланка. Среди его пациентов появились представители высшей знати. Это позволило ему переехать в приличную квартиру во флигеле одного из роскошных особняков на Английской набережной, принадлежавшего лейб-медику императора и президенту Медико-хирургической академии баронету Якову Виллие. Именно здесь в 1835 году родилась М. А. Бланк. Крестным отцом Машеньки стал их сосед — адъютант великого князя Михаила Павловича, а с 1833 года — шталмейстер императорского двора Иван Дмитриевич Чертков18.

Слухи и сплетни о близости Марии Александровны ко двору породили в последние годы обширную литературу, в которой «маститые» авторы расписывали историю о том, как красавица Машенька стала любовницей императора Александра III (по другим версиям — великого князя), как родила она от государя сына Александра, после чего и была выдворена со всем семейством из столицы в Казанскую губернию. Для читателей, уже привыкших к пошлости, звучит все это вполне романтично и убедительно. Одна беда — Машенька покинула Петербург, когда ей исполнилось шесть лет. И совсем по другим обстоятельствам.

В 1840 году Анна Ивановна тяжело заболела, умерла и была похоронена в Петербурге на Смоленском евангелическом кладбище. А заботу о детях целиком взяла на себя ее сестра Екатерина Ивановна фон Эссен, овдовевшая в том же году. Александр Дмитриевич, видимо, и прежде симпатизировал ей. Не случайно родившуюся в 1833 году дочь он назвал Екатериной. После смерти жены они сближаются еще больше, и в апреле 1841 года А. Д. Бланк решает вступить с Екатериной Ивановной в законный брак. Однако подобные браки — с крестной матерью его дочерей и родной сестрой покойной супруги — закон не разрешал. И Екатерина Ивановна фон Эссен становится его гражданской женой19.

В том же апреле 1841 года они покидают столицу и всем семейством переезжают в Пермь, где Александр Дмитриевич получил должность инспектора Пермской врачебной управы и врача Пермской гимназии. Именно здесь он познакомился с учителем латыни И. Д. Веретенниковым, ставшим в 1850 году мужем его старшей дочери Анны, и преподавателем математики А. А. Залежским, взявшим в жены Екатерину Бланк. Но это случилось позднее, а в марте 1843 года А. Д. Бланк стал заведовать госпиталем Юговского казенного завода, в сентябре 1845 года был назначен врачом Златоустовской оружейной фабрики, а с 21 мая 1846 года занял должность медицинского инспектора златоустовских госпиталей, где и закончилась его служба20.

В историю российской медицины А. Д. Бланк вошел как один из пионеров отечественной бальнеологии — лечения минеральными водами. На пенсию он вышел в конце 1847 года с должности доктора Златоустовской оружейной фабрики, дослужился до чина надворного советника, дававшего право на дворянство, и уехал с Урала в Казанскую губернию, где в 1848 году в Лаишевском уезде на его сбережения, а в основном на средства Екатерины Ивановны, было куплено имение Кокушкино с 462 десятинами земли (503,6 га), водяной мельницей и 39 крепостными крестьянами21. 4 августа 1859 года Сенат утвердил А. Д. Бланка и его детей в потомственном дворянстве, и они были занесены в книгу Казанского дворянского депутатского собрания.

Вот так Мария Александровна Бланк оказалась в Казани, а затем в Пензе, где познакомилась с Ильей Николаевичем Ульяновым…

Их свадьбу, как до этого и свадьбы других сестер Бланк, сыграли в Кокушкине 25 августа 1863 года. Но «медовый месяц» оказался слишком коротким. 7 сентября там же в Кокушкине скончалась крестная мать и воспитательница Марии Александровны Екатерина Ивановна фон Эссен. Лишь после ее похорон молодожены 22 сентября уехали в Нижний Новгород, куда Илья Николаевич получил назначение старшим учителем математики и физики мужской гимназии.

1Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 44. С. 510.

3 Отечественные архивы. 1992. № 4. С. 81.

4 Там же. С. 78, 79.

5 Там же. С. 79.

6 См. там же. № 2. С. 38–46.

7 См.: Абрамова О., Бородулина Г., Колоскова Т. Между правдой и истиной. С. 118.

8 См.: Пугачев В. В., Динес В. А. Историки, избравшие путь Галилея. Саратов, 1995. С. 40–41.

9 Отечественные архивы. 1992. № 2. С. 40.

10Штейн М. Г. Ульяновы и Ленины. Тайны родословной и псевдонима. СПб., 1997. С. 39, 44, 46.

11 См. там же. С. 43.

12Штейн М. Г. Ульяновы и Ленины. С. 10; ср.: Абрамова О., Бородулина Г., Колоскова Т. Между правдой и истиной.

13 См.: Волкогонов Д. Ленин. Политический портрет. Кн. 1. С. 52.

14 См.: Штейн М. Г. Ульяновы и Ленины. С. 102, 104, 111.

15 См. там же. С. 53.

16 См. там же. С. 75, 111.

17 См. там же. С. 71, 72, 73,77.

18 См.: Штейн М. Г. Ульяновы и Ленины. С. 20, 75, 76.

19 См. там же. С. 78.

20 См.: Отечественные архивы. 1992. № 4. С. 81.

21 См.: Зильберштейн И. С. Молодой Ленин в жизни и за работой. По воспоминаниям современников и документам эпохи. М., 1929. С. 41.

Источник