Новые свидетельства репрессий "белых" в Екатеринбурге

0 1085

Уже почти год назад проходил от университета архивную практику. Проходил я её в бывшем партийном архиве, ныне «Центр документации общественных организаций Свердловской области» (ЦДООСО). Тогда мне совершенно случайно попался один интереснейший документ. Непонятно даже как он оказался именно там, где я его нашел. Но начну сначала.

Рисунок Йиндржиха Влчека, возглавлявшего информационно-просветительское отделение Чехословацкого корпуса. На рисунке изображена «Американская гостиница» в центре Екатеринбурга: В 1918–19 годах гостиница была местом пребывания О.Ч.С.Н.С. (Отделения Чехословацкого национального совета).

Документ найден в 41 фонде ЦДООСО. Кто не знает 41 фонд – это фонд Истпарта. Истпарт – это комиссия по истории Октябрьской революции и РКП(б), он занимался сбором, хранением, научной обработкой и изданием материалов по истории Коммунистической партии и Октябрьской революции. Кстати в свердловском Истпарте работал наш знаменитый земляк Павел Петрович Бажов.

Найденный мною документ подшит в деле 77а. Дела 77 и 77а – это дела содержащие документы о уральской областной конференции левых эсеров 1918 г. Хотя на самом деле там попадаются совершенно разные документы, где эсеры хотя бы упоминаются. Я думаю, что именно по такому принципу сюда попал заинтересовавший меня документ.

Итак, о документе. Это рукописное письмо, написанное неким А. Балдиным 7 сентября 1918 г. и адресованное некоему Николаю Александровичу. Шрифт в нескольких местах неразборчив, что я отмечаю ниже в расшифровке. А. Балдин пишет письмо своему знакомому из места заключения, расположенного в здании, именуемого им Комм. Собранием.

Балдин рассказывает о тяжелейших условиях, в которые были без суда и следствия помешен он и ещё многие люди лишь за подозрение в сочувствии большевизму. При этом из письма видно, что Балдин настроен явно антибольшевистски. То есть он попадает под каток репрессий и просит некоего Николая Александровича принять участие в его судьбе. Кстати если говорить только о тексте письма, то в нем не указан даже город, в котором происходили описанные события. Подробные объснения о том, почему же я считаю, что речь идет именно о Екатеринбурге, я напишу позднее.

Фактически письмо является документальным свидетельством массовых репрессий в белогвардейском тылу. Однако сразу хочется отметить, что речь идет не о колчаковском периоде, а о периоде так называемой демократической контрреволюции. Колчак в это время находился ещё в Японии, свой переворот он осуществит только 18 ноября 1918 г.

ЦДООСО. Ф.41 Оп.1 Д.77а. Л. 7

<…> [неразборчиво] дел Союза Техников

Многоуважаемый Николай Александрович,

Считаю необходимым сообщить Вам хотя-бы в кратких словах всё то, что творится сейчас в области якобы «ликвидации» большевизма. Если это послужит не для облегчения участи арестованных, хотя – как материал для будущего историка.

Творится что-то ужасное, кошмарное. Арестовано до 10000 человек (в городе с населением 80 тыс.!) по доносам безграмотных баб и малолетних детей; достаточно, чтобы на улице кто-нибудь показал казакам на кого-либо, как на большевика, как его арестуют даже без ордера. Арестованы все, ранее выпущенные на поруки, за отсутствием или недостаточностью улик. Словом хватают всех направо и налево без разбора, только бы побольше арестовать.

Арестованных содержат в ужасных условиях; я в числе других 200 человек нахожусь в Комм. Собрании в сравнительно лучших против других мест заключения условиях, но и здесь содержание заключенных невыносимо: коек нет, спят все время на стульях; нередко по двое суток не бывает ни капли воды, негде вымыть руки, отхожее место крайне загрязнено, больные и здоровые вместе; медицинской помощи никакой; пища присылается из тюрьмы в количестве ¼ фн. (фунта – И.Ч.) сырого, невыпеченного хлеба и небольшого количества похлебки из тухлой рыбы; когда эта похлебка бывает из крупы или из чечевицы – её ещё моно есть и во всяком случае количество пищи крайне недостаточно; это самое количество дается раз в день, и больше ничего; если удастся достать <…> [неразборчиво], то бывает и кипяток для чая, а то сидим и вовсе без кипятка и даже без сырой воды; как раз сегодня – уже трое суток, как вода не привозилась вовсе; капли воды нет во всем здании Комм. клуба. Словом условия заключения хуже чем в каторжных тюрьмах, где люди имеют пищу, воду, койку, баню, чего вовсе не имеем мы.

25 лет тому назад я испытал годичное тюремное заключение по политическому делу, и те прошлые условия заключения кажутся раем, сравнительно с тем, что имеется теперь. Все жалобы бесполезны, на всё получаешь ответ: «что же делать, время такое», или прямо грубый окрик. И заметьте, что весь этот ужасный сверхкаторжный режим применяется к подследственным, к так называемым не арестованным, а только задержанным по подозрению в сочувствии к большевизму.

Многие сидят уже около месяца, к огромному большинству не только, что не учинено допроса, но и не объявлена причина ареста. Многие предлагают поручителей, надежных и известных, другие денежный залог, но все ходатайствуют об отпуске на поруки, под залог, под подписку о невыезде отвергаются без объяснения причин.

Ведь если Следственная Комиссия завалена делами, так пусть отпустят всех малоподозрительных на поруки (а таких 99%), а сама продолжает следствие хоть ещё 3 года; а кого нужно задержать, если кто окажется активным и сознательным большевиком пусть держат в сносных условиях не хуже хотя бы каторжников, осужденных судом.

Для примера, кого арестовывают приведу ряд описаний: 1) Дрянова или Дряных Агафья, старуха 60 лет, безграмотная, сказала, что старый порядок был хуже, под <…> [неразборчиво] монархический режим, за это сидит более 2 недель, не допрашивается; 2) 15 женщин, задержанных в лесу, когда выехали за сеном, где-то в области военных действий, сидят более недели для выяснения личности; 3) глухонемой, задержанный вместе с красноармейцами, добровольно сдавшийся с оружием в руках; 4) целый ряд – человек 40 – красноармейцев сознательно перешедших из красной армии, для участия в белой армии; 5) слепой от рождения музыкант-настройщик В. В. Майер, обвиняемый в секретарстве в большевистском революционном трибунале; 6) летчик – офицер Вячеслав Викторович Михайлов, бывший студент Московского университета, два раза тяжело раненый на двинском фронте, бежавший из Москвы от большевиков, из под ареста, прошедший 150 верст пешком, принужденный уничтожить свои документы, теперь сидит две недели для выяснения личности. Кричит заметьте, он явился к Гол<…>у [неразборчиво] и тот его очень хорошо принял и поручил коменданту города дать ему ночлег, а комендант арестовал и держит две недели безо всякого результата; если бы не добрые люди, которые подкармливают Михайлова, ему бы пришлось умереть с голоду, съеденным паразитами; 7) Бельгийский подданный Ванденберг, бриллиантщик по специальности, арестованный за какую-то неисправность в документах; 8) крестьянин Петр Колтушев, 18 лет, бежавший из под большевистского ареста, арестованный за отсутствие документов; сидит более двух недель без допроса; 9) солдат-артиллерист Виленский трижды побывавший на фронте, арестованный за то, что побывал в течение трех дней смотрителем дома Комм. Собрания при большевиках; 10) доброволец из польского легиона Добровольский, арестованный по ошибке за сходство его фамилии с какой-то другой, сидит 10 дней; 11) председатель профессионального союза фармацевтов (фамилии не знаю), правый эсер, убежденный и интеллигентный противник большевизма, и т.д., и т.д. ещё можно привести десятки и сотни аналогичных примеров.

И все эти лица сидят, маются бездельем в отвратительной грязи, постоянно подвергаются издевательству грубых солдат, из которых многие служили в свое время в красной армии, а теперь излишнею строгостью стараются загладить свои большевистские преступления: то приказывают всем более интеллигентным арестованным перейти из зала Комм. Собрания на верх, в маленькое помещение, переполненное красноармейцами, и там поместиться на полу в плевках и экскрементах (глухонемые, больные, раненые совершают естественные отправления прямо под себя); то выгоняют из зала в переднюю (где лестница) и помещают вместе с караулом; то опять обратно, но при этом воспрещают пользоваться стульями для спанья, и т.д., и т.д.

И все это исходит от караульных начальников и дежурных офицеров, между которыми попадаются бурбоны преклят типа, без ведома коменданта. Между арестованными начинает распространяться дизентерия, а затем вскоре вероятно и холера.

Где же справедливость? Где общественное мнение? Ведь такого террора с десятками тысяч невинных арестованных, содержащихся хуже самых ужасных преступников не было ещё никогда!

Где же закон, изданный в пр. году Временным Правительством, по которому каждому арестованному должно быть предъявлено обвинение в течение 24 часов? И до какого же времени будет терпеть всё это общество свободных российских граждан? Ведь ничего подобного не было при большевиках, ни при царе.

Скоро одна половина граждан России арестует вторую половину, и останется перед этим фактом, как перед глухой стеной, ожидая приезда старых или новых большевиков. Неужели же ничего нельзя сделать в нашей «свободной демократической республике?»

Очень было бы хорошо, если бы вы Николай Ал-вич посетили нас; это сделать очень легко: прямо войти в гл. вход Комм. Собрания, подняться на верх и там у барьера после лестницы спросить хотя-бы меня.

Бывают дни, когда можно свободно разговаривать целыми часами с посетителями, но на несколько минут зайти можно почти всегда.

7 сентября 1918 г. А. Балдин

Зимний король и воюющий Киев

Почему Украина не сдаётся? Население тонет в Тисе, умирает в Карпатах от переохлаждения, гибнет от пуль собственных пограничников, лишь бы сбежать от мобилизации. Элиты всегда были гото...