Эта статья завершает наше потезисное рассмотрение труда Гегеля "Наука логики". Она получилась короткой, так как основной объем мы разобрали раньше. Делаем неизбежный вывод о сущности диалектики и возможном ее применении.
Правильно говорил Ленин, невозможно понять Маркса, не поняв Гегеля. Ну вот мы его и поняли. Причем не со слов высоколобых ученых мужей, а напрямую из текста. Так что можем смело переходить к Марксу, Владимир Ильич одобряет. И перейдем.
Несогласные с выводом о диалектике имеют право возразить, но предметно, по сути, а не кидаясь в автора гуано и списками литературы.
1.16. Объективность
В первой книге Объективной логики абстрактное бытие было изображено как переходящее в наличное бытие, но также и возвращающееся в сущность.
Во второй книге мы видели, что сущность определяет себя так, что становится основанием, в силу этого вступает в существование и реализует себя в виде субстанции, но снова возвращается в понятие. Относительно же понятия мы прежде всего показали, что оно определяет себя так, что становится объективностью. (156)
Порядок, принятый Гегелем при изложении своей Логики, не является обязательным. Но и не обязательно должен быть отвергнут. Как, впрочем, и вопрос, с чего начинать Логику, может быть решен по-разному.
…невозможно выколупать существование из понятия. (156)
Вот это правильно.
…перед нами проходило уже несколько форм непосредственности, но в разных определениях. В сфере бытия она есть само бытие и наличное бытие; в сфере сущности – существование, а затем действительность и субстанциональность; в сфере же понятия, кроме непосредственности как абстрактной всеобщности, мы имеем еще теперь и объективность. (159-160)
Бытие есть первая непосредственность, а наличное бытие есть она же с первой определенностью. Существование вместе с вещью есть непосредственность, возникающая из основания, из снимающего себя опосредствования простой рефлексии сущности… Действительность же и субстанциональность есть непосредственность, происшедшая из снятого различия между несущественным существованием в качестве явления и его существенностью. Наконец, объективность есть такая непосредственность, к которой понятие определяет себя через снятие своей абстрактности и опосредствования. (160)
И ведь все это действительно происходило, правда, в основном лишь в голове у Гегеля.
Подобно материальному механизму, духовный механизм также состоит в том, что соотнесенные в духе моменты остаются внешними и по отношению друг к другу, и по отношению к нему самому.
Путай-путай. Какие именно моменты? Каким образом и с чем соотнесены?
Что, и в кривошипно-шатунном механизме, к примеру, тоже есть соотнесенные моменты, подобно духовному механизму?
Механический способ представления, механическая память, привычка, механический образ действия означают, что в том, что дух воспринимает или делает, недостает его своеобразного присутствия и проникновения. (163)
Так как определенность какого-либо объекта лежит в некотором другом объекте, то не имеется никакой определенной разницы между ними… она есть безоговорочно лишь нечто тождественное, и объяснение или постижение постольку тавтологично. (166)
Это не так. Каждый объект имеет свою определенность, или качества, или свойства. Другим объектом мы эту определенность лишь измеряем.
Тем самым имеется противоречие между полным безразличием объектов друг к другу и тождеством их определенности…(167)
Соответственно и противоречия такого не имеется.
Механический процесс есть полагание того, что содержится в понятии механизма, стало быть, …полагание некоторого противоречия. (169)
Ну никак не может Гегель, чтоб к месту и не к месту не разразиться противоречием. Какое-такое еще противоречие может быть в механическом процессе? Может, износ? Или Гегель имеет в виду третье начало (закон) Ньютона, где действие равно противодействию, и это приводит его в диалектическое умиление? Действительно, раз есть противодействие, так ведь вот оно и есть – противоречие! Мы же, неискушенные и непросвященные, видим здесь лишь элементарное взаимодействие.
…в воздействии объектов друг на друга прежде всего полагается их тождественная всеобщность…(170)
Наверное, правильнее будет сказать – их материальность?
Первым моментом…реального процесса служит, как и ранее, сообщение.
Совершенно не обязательно.
Более слабый объект может быть охвачен и пронизан более сильным лишь постольку, поскольку первый объект воспринимает его в себя и образует с ним одну сферу. …если представить себе нечто совсем глупое и неблагородное, то высокий ум и благородство не могут произвести на него никакого впечатления; единственное последовательное средство против разума состоит в том, совсем не связываться с ним. (173), то есть: Если бы они не находились в одной сфере, то их соотношение друг с другом было бы бесконечным суждением, и между ними не был бы возможен никакой процесс. (174)
Вещи вполне очевидные, но суждение здесь ни при чем.
…поскольку закон в идеальности своего различия соотносится лишь с собой, он есть свободная необходимость. (180)
Так. Значит, закон имеет различия, а эти различия имеют идеальность.
И еще закон соотносится сам с собой. И вот поэтому-то закон и есть свободная необходимость.
Dialektike, не logos, а это понимать надо.
Химический объект отличается от механического тем, что последний есть тотальность, безразличная к определенности; в химическом же объекте определенность и, стало быть, соотношение с другим, а также вид и способ этого соотношения принадлежит, напротив, к его природе. (182)
Под химией понимается здесь вся химическая наука.
Сам химизм есть первое отрицание безразличной объективности и внешности определенности… (187)
…то и другое – как механизм так и химизм,- берутся вместе под общей рубрикой «природной необходимости», так как в механизме понятие не существует в объекте, потому что объект этот, как механический, не содержит в себе самоопределения, в химизме же понятие обладает или напряженным, односторонним существованием, или (поскольку оно выступает как единство, напрягающее нейтральный объект и расщепляющее его на крайние термины) понятие, упраздняя эту раздельность, оказывается внешним самому себе. (190-191)
Механизм показывает себя стремлением к тотальности уже тем, что он старается понять природу самое по себе, как некоторое целое, не требующее для своего понятия ничего другого,- тотальность, не имеющая места в цели и в связанном с ней внемировом уме.
Очевидно, ни в механике, ни в химии Гегель, если очень мягко, не преуспел.
Было бы лучше, если бы он их вовсе не касался. А то как-то даже неловко за Гегеля, когда читаешь такие перлы...
Этот принцип дает поэтому в своей связи внешней необходимости сознание бесконечной свободы по сравнению с телеологией, выставляющей все незначительные и даже ничтожные определения своего содержания как нечто абсолютное, в котором более всеобщая мысль может чувствовать себя лишь бесконечно стесненной и даже испытывать отвращение.
Есть ли цель в мире, нет ли цели в мире, это науке не известно. И, видимо, известно не будет. Это можно и нужно спросить лишь у религии. Религии это хорошо известно.
Так как цель конечна, то она, далее, имеет некоторое конечное содержание; тем самым она не есть нечто абсолютное или, иначе говоря, не есть нечто безоговорочное, в себе и для себя разумное. Средство же есть внешний средний термин того умозаключения, которое представляет собой выполнение цели; в средстве поэтому разумность цели являет себя как разумность, заключающаяся в сохранении себя в этом внешнем другом и как раз через эту внешность.
Постольку средство есть нечто более высокое, чем конечные цели внешней целесообразности; плуг почтеннее, чем непосредственно те наслаждения, которые подготовляются им и являются целями. Орудие сохраняется, между тем как непосредственные наслаждения проходят и забываются. В своих орудиях человек обладает властью над внешней природой, хотя по своим целям он скорее подчинен ей. (205)
В понимании русского человека объективное суть то, что принадлежит объекту и не зависит от субъекта. Только-то. А вот по поводу соотношения цели и средств, с Гегелем следует согласиться: высокие цели не могут быть достигнуты грязными средствами. Короче: цель не может оправдать средства.
Цитируется Кант: …нельзя найти ничего более вредного и более недостойного для философа, чем вульгарная ссылка на якобы противоречащий идее опыт. (215)
Кант смотрел на идею как на нечто необходимое, как на цель стремлений, которая должна быть выдвинута как прообраз некоторого максимума и к которой следует стремиться все больше и больше приблизить состояние действительности. (215)
Именно так поступили в СССР коммунисты, поставив всей стране одну максимальную цель – построение коммунизма. Читали, видимо, большевики и Канта, и Гегеля. Хотя, все это можно вычитать у Маркса и Энгельса.
…идея есть единство понятия и объективности. (216)
Итак, Гегель соорудил еще и понятие идеи.
Вероятно, имеет смысл говорить не о единстве понятия и объективности, а хотя бы об их соответствии, потому что непонятно, как объединить идеальное с реальным.
То обстоятельство, что действительные вещи не совпадают (kongruieren) с идеей, есть аспект их конечности, неистинности… (217)
То, что немец Гегель выдумал, есть абсолютная истина. А если в реальном мире что-то не так, следовательно, в реальном мире нет истинности.
Ну что тут возразить? Нечего тут возразить. Сказано тебе, что нет истинности в реальном мире, значит, нет. А кто продолжает задавать вопросы, надеясь получить ответы, тот просто дурак.
Самое плохое государство, реальность которого меньше всего соответствует понятию, поскольку оно еще существует, все еще есть идея; индивидуумы все еще повинуются власть имущему понятию. (217)
Шутит Гегель, что ли? Или он, пока писал все это, действительно во все это сам уверовал?
…конечный, то есть субъективный дух создает себе предпосылку некоторого объективного мира, подобно тому как жизнь обладает такою предпосылкою, но его деятельность заключается в том, чтобы снять эту предпосылку и сделать ее чем-то положенным. Таким образом, его реальность есть для него объективный мир, или, обратно, объективный мир есть та идеальность, в которой он познает самого себя… дух познает идею как свою абсолютную истину, как ту истину, которая имеет бытие в себе и для себя.
Субъективный дух (мое сознание, то есть я) познает внешний мир. Познает он и свой внутренний мир, если таковой у конкретного субъективного духа имеется. С этим можно и согласиться.
Это – бесконечная идея, в которой познание и действие сравнялись друг с другом и которая есть абсолютное знание о себе самой. (220-221)
То, что мышление – это тоже дело, с этим надо согласиться.
Жизнь есть…процесс рода, заключающийся в том, что она снимает свою единичность и относится к своему объективному наличному бытию, как к себе самой. Этот процесс есть, стало быть, с одной стороны, возврат к ее понятию и повторение первого расщепления, становление некоторой новой индивидуальности и смерть первой непосредственной индивидуальности; но с другой стороны, ушедшее в себя понятие жизни есть становление относящегося к самому себе понятия, существующего для себя как всеобщее и свободное,- переход в познание. (225)
Надумано. Жизнь – еще не есть поэтому переход в познание. Это ведь у кого как.
Жизнь есть непосредственная идея или, иначе говоря, идея как ее, еще не реализованное в самом себе, понятие. (237)
Дух…бесконечно богаче, чем природа…(238)
Смотря что понимать под богатством.
…познание, если только оно уже началось, всегда движется от известного к неизвестному. (252)
…аналитическое познание начинает с некоторого конкретного материала, содержащего в себе некоторое случайное многообразие; всякое различие содержания и поступательное движение к дальнейшему содержанию зависят от указанного конкретного материала. (255)
Так как определенность предмета и отношений есть положенная определенность, то дальнейшие операции с ними тоже совершенно аналитичны, и в аналитической науке имеются поэтому не столько теоремы, сколько задачи. Аналитическая теорема содержит в себе задачу уже как решенную самое по себе, и совершенно внешнее различие, присущее тем двум сторонам теоремы, которые в ней приравниваются друг к другу, столь несущественно, что такая теорема должна была бы показаться тривиальным тождеством. (256-257)
Это правильное наблюдение. Вот только не так важно доказать теорему, как важно ее сформулировать. И никакое аналитическое познание здесь не поможет. Надо иметь, выражаясь русским языком, Божью искру. Это же называется вдохновением, откровением и т.п.
Аналитическое познание есть первая посылка всего умозаключения – непосредственное соотношение понятия с объектом; тождество поэтому есть то определение, которое оно признает своим, и это признание есть лишь схватывание того, что есть.
Синтетическое познание стремится постигнуть то, что есть, то есть уразуметь многообразие определений в их единстве. (260)
Описание обращается к представлению и подхватывает это дальнейшее, принадлежащее к области реальности содержание. Дефиниция же сводит это богатство многообразных определений созерцаемого наличного бытия к простейшим моментам; какова форма этих простых элементов и как они определены относительно друг друга, это содержится в понятии. (262)
Далее идут рассуждения об идее добра, о живом индивидууме, о теореме и доказательстве. Опускается.
Как идет познание, аналитическое, синтетическое или еще какое, надо спрашивать не философов, тем более диалектиков, а тех людей, которые это познание действительно двигали. Например, А. Пуанкаре или А. Эйнштейна. И говорят они, что процесс познания – не обучения уже известному, а прорывы в неизвестное – это процесс сугубо иррациональный.
Здесь нужно, совершенно необходимо вдохновение, как и поэту. Помните А.С. Пушкина? –
И мысли в голове волнуются в отваге,
И рифмы легкие навстречу им бегут,
И пальцы просятся к перу, перо к бумаге,
Минута – и стихи свободно потекут.
А. Эйнштейн минуты вдохновенного творчества сравнивал с влюбленностью, с любовным экстазом. А. Пуанкаре утверждал, что все его математические открытия произошли внезапно и совершенно для него неожиданно.
И вот Гегель нам толкует – аналитическое, синтетическое...то вверх челнок, то вниз челнок…
Абсолютная идея...есть тождество теоретической и практической идеи…(296)
Абсолютная идея есть,…с одной стороны, возврат к жизни… (296)
Природа и дух суть вообще различные способы ее (абсолютной идеи) изображения ее существования; искусство и религия суть различные способы постигать себя и давать себе соответствующее существование; философия имеет одинаковое содержание и одинаковую цель с искусством и религией, но она есть наивысший способ постижения абсолютной идеи, потому что способ ее наивысший,- понятие. (296-297)
Теперь строится понятие Абсолютной идеи. Видимо, это то общее, что имеется у природы и сознания. Скорее всего под Абсолютной идеей понимается совокупность общих закономерностей, разумеется при условии, что они есть. Последователи Гегеля назвали эту совокупность наиболее общими законами диалектики – законы природы, общества и мышления.
Законы эти оказались настолько абстрактными, что утратили какую-либо практическую или иную ценность. Ценность их великая только для такой дисциплины, как dialektike.
…определенность идеи и весь ход развертывания этой определенности составил предмет логической науки, из какового хода развертывания сама абсолютная идея произошла для себя…(297)
Ну это уж во многом дело вкуса – с чего начинать науку. Например, математику можно начинать излагать с чисел, а можно и с множеств.
…о любом предмете мы должны сказать, что мы его постигаем в понятии и знаем его в его истине только постольку, поскольку он полностью подчинен методу…(299)
В ищущем познании метод тоже поставлен как орудие, как некоторое стоящее на субъективной стороне средство. (299)
Не надо путать обучение с изучением. При обучении метод – вещь полезная.
Что же касается высокой науки, то тут метода просто не может быть.
У каждого большого ученого – свой метод. Можно назвать его интуицией, можно – откровением, можно – Божьей искрой. И никакая логика помочь тут не может.
Непосредственное, принадлежащее области чувственного созерцания, есть нечто многообразное и единичное. Но познание есть мышление, постигающее в понятиях; его начало также имеет место поэтому в стихии мышления только; оно есть нечто простое и всеобщее. (300)
Подчеркнем еще раз: все здесь сказанное справедливо лишь для такого познания, под которым понимается простое обучение.
…простое определение бытия так скудно само по себе, что уже в силу этого с ним нечего слишком много носиться. (301)
Что верно, то верно.
Этот столь же синтетический, сколь и аналитический момент суждения, в силу которого первоначальное всеобщее определяет себя из себя самого как другое по отношению к себе, должен быть назван диалектическим. (304)
Вся диалектика, как мы видели, проистекает из незаконного приравнивания бытия и ничто: бытие = ничто.
А вообще, если по совести, то сказать следует так: если dialektike суть то, что мы со всем вниманием рассматривали на многих страницах у Гегеля, то, право, было бы лучше, если бы этих страниц вовсе не было написано.
Прежде всего это поступательное движение характеризуется тем, что оно начинает с простых определенностей и что последующие определенности становятся все богаче и конкретнее. Ибо результат содержит в себе свое начало, и дальнейшее движение этого начала обогатило его (начало) новой определенностью.
Ложь. Из самого себя постоянно обогащаться невозможно. Необходим приток извне.
Всеобщее составляет основу; поэтому поступательное движение не должно быть понимаемо как течение от некоторого другого к некоторому другому. В абсолютном методе понятие сохраняется в своем инобытии, всеобщее – в своем обособлении, в суждении и рефлексии; на каждой ступени дальнейшего определения всеобщее поднимает выше всю массу своего предыдущего содержания и не только ничего не теряет вследствие своего диалектического поступательного движения, не только ничего не оставляет позади себя, но уносит с собой все приобретенное и обогащается и уплотняется внутри себя. (315)
Снова не указано, где он, источник обогащения. Ибо он в предлагаемом Гегелем конструировании категорий отсутствует. Но источник этот существует; просто из него черпается неявно, потому как из двух первых категорий – из чистого бытия и ничто – много не построишь.
Именно таким образом происходит, что каждый шаг вперед в поступательном движении, каждое дальнейшее определение, удаляясь от неопределенного начала, представляет собой также и возвратное приближение к последнему и что, стало быть, то, что на первый взгляд может казаться разным,- идущее назад основание начала и идущее вперед дальнейшее его определение,- составляет воедино и есть одно и то же.
Ну зачем так-то уж – движение вперед суть движение назад? Даже если согласиться с таким образом для науки, как круг, то следует добавить, что круг этот постоянно увеличивается, поэтому об одновременном движении вперед-назад говорить не резон. Если ты, конечно, не Dialektike.
Но метод, образующий, таким образом, некоторый круг, не может в своем временном развитии предвосхитить, что начало уже как таковое есть нечто выведенное; для начала в его непосредственности достаточно того, что оно есть простая всеобщность. Поскольку оно таково, оно имеет свое полное условие, и нет нужды извиняться по поводу того, что это начало, дескать, можно принимать лишь провизорно и гипотетически. Какие бы возражения ни приводили против него,- например, что человеческое познание ограничено или что, прежде чем обратиться к предмету, требуется критически исследовать орудие познания,- эти возражения сами суть предпосылки, которые как конкретные определения приводят за собой требование, чтобы они были опосредствованы и обоснованы. (316-317)
Правильное и довольно ехидное замечание.
В силу указанной природы метода наука являет себя как некоторый завитый в себя круг, в начало которого (в простое основание) опосредствование вплетает обратно его конец; при этом круг этот есть круг кругов; ибо каждый отдельный член, как одушевленный методом, есть рефлексия в себя, которая, возвращаясь в начало, вместе с тем есть начало некоторого нового члена. фрагменты этой цепи суть отдельные науки, из которых каждая имеет некоторое предыдущее и некоторое последующее,- или, говоря точнее, каждая отдельная наука имеет только предыдущую и показывает свою последующую в самом своем заключении. (318)
Можно согласиться, что наука суть круг (а не ленинская спираль).
Но можно предложить и иную схему: наука есть пучок линий от нуля до бесконечности; при этом познание устремляется к нулю (вглубь материи) и к бесконечности – вширь и в пространство.
Ну вот, наконец, и подошли мы к концу рассмотрения dialektike.
В начале нашего рассмотрения было: Гегель диалектику гениально угадал, но идеалистически «затемнил»; надо бы написать «незатемненную», материалистическую диалектику и т.п.
При чем тут материализм, при чем идеализм? Какой павлин-мавлин?
Ни к какому «изму» dialektike не имеет ни малейшего касательства.
Dialektike суть тренинг и руководство для бессовестных демагогов, и ровным счетом ничего более.
К слову, во всей dialektike слово совесть не встретилось ни разу.
Обозревая все проделанное, потезисное рассмотрение работы Гегеля «Наука логики», следует признать, что писал ее человек высокой эрудиции.
И много здесь отдельных интересных и даже остроумных наблюдений.
Но это, пожалуй, и все, что можно сказать положительного.
Когда же нам пытаются на протяжении всех 1048 страниц многократно, монотонно, настойчиво, назойливо, на разные лады и под разными соусами, в самом буквальном смысле этих слов, вбить в голову, что:
*бытие и ничто суть одно и то же и, одновременно, противоположны одно другому;
*каждое нечто противоположно самому себе;
* «Движение и состоит именно в том, что тело находится в одном месте и в то же время также и в другом месте, причем столь же верно, что оно вместе с тем находится не в другом, а лишь в данном месте»;
*…беспокойство нашего нечто – беспокойство, состоящее в том, что оно в своей границе, в которой оно пребывает, представляет собой противоречие, заставляющее его выходить дальше самого себя;
*И красна девица на выданье, и булыжник на берегу какого-нибудь чухонского залива, все в равной мере испытывают беспокойство;
*…сущность есть прошедшее, но вневременно прошедшее бытие;
*в суждении не только субъект шире предиката, но и предикат шире субъекта одновременно, и т.п.,
когда нам пытаются все это с напряженным идиотизмом протиснуть в мозги, мы начинаем понимать, что никакой философской наукой здесь и не пахнет; что нас просто напросто считают дураками и пытаются одурачить еще больше; нам просто совершенно бессовестно, откровенно и нагло лгут; когда мы, вооружившись поистине ангельским терпением, внимательно прочитываем эти тексты, то начинаем осознавать, что не выяснение истины было настоящей целью этой работы Гегеля.
Главная цель этой работы - показать и попытаться доказать, причем доказать не строго логическим путем, а исключительно путем многократного повторения одного и того же, с упрямством, достойным лучшего применения, что ложь имеет такое же право на существование, как и истина, и что нет разницы между истиной и ложью.
Именно здесь кроются истоки признания истиной одновременно двух заведомо противоположных и несовместимых между собой утверждений. И именно здесь коренится возможность «научно обосновать» любую гадость. Нами не рассматривались здесь Фихте и Кант, но вся эта несвятая троица – Фихте – Кант – Гегель – мазаны одним миром.
И цель у этих господ одна – ниспровержение и разрушение. Более – ничего.
С теми, кто проповедует dialektike, не то что спорить и дискутировать, с ними бессмысленно и бесполезно просто вести беседу. Дело в том, и в этом основа основ их учения, дело в том, что они не придерживаются логики. Более того, диалектики логику элементарно презирают.
На Руси говорят в таких случаях: плюй ему в глаза, все равно скажет – Божья роса. Если человек диалектик, то по мере добра и зла, морали и нравственности, данными нам Иисусом Христом, мы должны открыто и честно сказать: этот человек либо просто наглец, либо одержим нечистыми духами. И середины тут нет. Правда, есть еще душевнобольные и сумасшедшие, но это уже компетенция докторов.
Dialektike суть лживое, подлое, низкое, грязное, отвратительное, но вместе с тем и именно поэтому грозное и опасное оружие всех бесов, всех тех, кто во что бы то ни стало рвется к власти, поскольку дает возможность «научно» обосновать любые тезисы.
Dialektike позволяет «обосновать» попрание чего угодно - морали, чести, совести, веры, семьи и самой жизни человеческой во имя задекларированной цели, вне зависимости от характера этой цели.
И точно так же позволяет «научно» обосновать и возвести на пьедестал любой порок. Ничего святого для dialektike не существует.
Вот такая вот диалектика...
Оценили 11 человек
11 кармы