Самые трудные слова

Раз в полгода люди, совершившие мелкие проступки, вынуждены отстаивать своё мнение физически, так как Общественный Совет следит за нравственностью граждан. 

Самые трудные слова

Зал был настолько огромен, что казалось – здесь может проехаться гигантский экскаватор, не задев ни одной стены. Такое впечатление создавал полумрак – Савельев пока что видел только распорядителя и ещё двоих. Зазвучал негромкий, но чёткий голос распорядителя:

– Итак, господа. Моя обязанность напомнить правила поединка, а также зачитать проступки. Общественный Совет знает о некоторых ваших проступках за последние полгода, поэтому вы и вызваны сюда. Однако вы не обязаны участвовать в поединках – можете просто вслух заявить об этом и уйти. Но если согласитесь на поединок – отказаться уже нельзя. Поединки ведутся на нейроклинках, с Мастерами Поединков. Как правило, победить их чрезвычайно трудно, но в этом случае вы не обязаны говорить самые трудные слова...

– Да давайте уже, – лениво заявил смуглый худощавый парень в футболке и с дреддами. – Здесь все умеют обращаться с нейроклинком, разве нет?

Бразилец? Грек? Савельев глянул искоса – с этими мигрантами национальность уже не угадаешь, да и вообще ситуация в Европе не из лучших. Распорядитель прервал молодого человека властным жестом:

– Терпение. На поединки действительно не приглашают людей, не владеющих этим орудием. Для них предусмотрены другие испытания. Никто никого ни к чему не принуждает, никто не заставляет участвовать. Просто Общественный Совет оглашает проступок человека так, что он становится всем известен. А согласитесь участвовать – и будет знать только ваша совесть да Мастера поединков.

Ерунда какая-то, хмыкнул Савельев про себя. О чём только думал этот Общественный Совет! Только что проигравший человек весь во власти эмоций, он рассержен и страстно жаждет в ярости вцепиться в Мастера поединков... Какие ещё там самые трудные слова! И тут ему показалось, что на бесчувственной маске распорядителя мелькнуло слабое подобие улыбки.

– Объявляю участников поединков.

Мягкое пятно света за спиной распорядителя чуть померкло, и напротив троих сто-ящих загорелись ниши с Мастерами. Савельев уже успел оценить участников – он, парень в футболке и мужчина лет сорока – белая рубашка, жилет, чуть смущённое лицо.

Мастера на этот раз тоже не были похожи один на другого. Длинный плащ у одного, простой костюм для фехтования у другого – и неожиданная имитация кожаного доспеха у третьего. А вот лица... Не было лиц. Просто белые маски без следа каких-либо черт. Ни губ, ни носа, ни глаз – просто белое полушарие, полукупол, по форме похожий на лицо. Психологически действует неслабо – в схватке будет слегка припугивать, возникнет ощущение, что сражаешься с неживой машиной.

– Маррито Эктор, Испания. В драке сломал нос гражданину Кении. Мастер поединков номер шесть.

О, началось объявление. Так этот тип – испанец? Савельев бросил быстрый взгляд, парень ухмыльнулся, вышел вперёд. Тот же мягкий свет озарил невысокий постамент перед распорядителем, на котором лежали три рукояти. Выбрав крайний нейроклинок, Эктор взвесил его на руке, отдал шутливый салют. И тут голубоватой молнией возникло ранее невидимое лезвие – пронзило воздух, и сразу стало как будто прохладнее.

– Чиновек Павел, Польша. Отказался помочь своему соседу с переездом, причин не объяснил. Дело дошло до ссоры, далее пан Чиновек сломал соседские кусты и садового гнома в отсутствие хозяина дома...

– По политическим причинам, – заявил Чиновек. – Только по...

– Тишина, пожалуйста. Мастер поединков номер четыре.

Мужчина в жилете чуть неловко прошёл вперёд, взял нейроклинок. Савельев покачал головой, цыкнул – этому драться недолго... Пан Чиновек, заметив его взгляд, вздёрнул нос, повёл плечами – мол, мне известно, какой из меня поединщик, но уж сражаться не откажусь. Савельев улыбнулся, кивнул. Всё-таки гонору в старой Польше ещё не перевелось.

– Савельев Константин, Россия. Гм... несколько особый случай... Навещал вдову погибшего приятеля, убеждал её, что муж погиб вовсе не в военном походе, а в объятиях местных охотниц за деньгами... Любопытно. Господин Савельев, Общественный Совет мог бы вам и часиков двадцать работ прописать. Возможно, вы поэтому рискнули участвовать в поединках?

– Рисковать в карты будешь, – буркнул Савельев. – Что я решил – решил.

– Пусть будет так. Против вас выступит номер пятнадцать. А теперь предупреждение, – ровным, бесчувственным голосом произнёс распорядитель. – Как известно, нейроклинок не наносит открытых ран, но обездвиживает конечности на определённое время – вибрация лезвия при столкновении с клетками тела посылает нейронам особый импульс. Такое действие нейроклинка было задумано помощником доктора Александра Притокина. На этот раз некоторые учёные из лабораторий Франции предложили своего рода «ограничитель». Со снятым ограничителем тело, опять же, не получает открытых ран. Но вы сможете почувствовать боль – почти такую же, как если бы вы получили самую настоящую рану. Естественно, у нас дежурит фельдшер, однако не исключён риск болевого шока. В связи с этим вы сами можете выбрать, отключать ли ограничитель или нет.

– Чего-о-о? – протянул Эктор, сразу утратив всю шутливость. Пан Чиновек вздрогнул:

– Это бесчеловечно! Это жутко!

Распорядитель перевёл на него холодный взгляд:

– Вы всегда можете отказаться от поединка...

– Посмотрим, – заносчиво ответил Чиновек. – Я просто довожу до сведения всех панов, что меня видят и слышат. Причинять человеку боль – это есть зло. Только это я и хотел сказать.

Распорядитель чуть кивнул:

– Хорошо. Да начнётся схватка.

Гладиаторы, злобно подумал Савельев. Правила, законы, культурные привычки, воспитание... стоит показать человеку поединок – и налёт культуры слетает с него, как песок с бронзовой статуи под натиском ветра. Прошло уже несколько тысяч лет, а глубоко внутри человека всё спит хищный зверь... Но тут Эктор вышёл против номера шесть.

В молчании противники подняли голубовато-полупрозрачные клинки. Рукоять нейроклинка создаёт видимое глазом излучение-лезвие. Сталкиваясь с телом человека, оно его не ранит, лишь проникает внутрь – и обездвиживает нервы, слегка замедляет ток крови. Всё почти как в настоящем поединке – удар в шею, сердце, живот равны проигрышу.

Испанец сражался очень неплохо. Ему не хватало гибкости, в движениях он был слишком резок, но клинок мелькал перед номером шесть, довольно хорошо балансируя между атакой и защитой. Но испанец увлёкся, начав плести сеть финтов, поставив две сложных атаки – и вот вздрогнул, заскрипев зубами, когда клинок номера шесть обру-шился на его оружие. Тут же быстрый бросок к плечу, лёгкое касание груди – и Эктор, зашипев от боли, повалился на песок, поддерживая себя одной рукой. Ему предстояло сказать самые трудные слова, но нельзя было не отдать дань уважения мужеству испанца.

А вот пан Чиновек удивил присутствующих. Казалось, что движется он, как школьный учитель – но когда начался поединок, Савельев сощурился в попытках понять, что же это за техника. Поляк сражался совершенно иначе, нежели испанец. Его выпады и атаки были гораздо плавнее, повороты и наклоны он делал как будто не спеша, но довольно быстро. Савельев вдруг вспомнил поговорку: «поляк машет саблей «на крыж». То есть – на скрещение, пересечение сабель. Пан Чиновек к этому не стремился, но было видно, что с клинком он пытается обращаться как с саблей. Он сумел заставить Мастера поединков как минимум отступить на несколько шагов. Тремя резкими выпадами очертив невидимый барьер, номер четыре снова начал наступление. И снова Чиновек заставил его отступить – Савельев сжал кулаки, когда нейроклинок поляка чуть было не коснулся груди номера четыре. Увы, на этом пана Чиновека и поймали – он слишком плавно завершал повороты, слишком долго доводил выпады, его удары были слишком длинными – и вот клинок номера четыре нырнул под один из таких выпадов, отбил поспешную и неудачную попытку блока и вошёл в бедро. Эктор досадливо поморщился, и даже распорядитель слегка наморщил брови. Чиновек резко вскрикнул, лицо перекосила гримаса боли, он наклонился, тяжело дыша. Этот опасный «танец», видимо, заставил его сердце колотиться и подпрыгивать, как будильник. Однако сражался он отлично – номер четыре отсалютовал клинком. Несмотря на это, Чиновеку теперь тоже предстояли самые трудные слова.

Савельев взял свой клинок. Ну что ж, посмотрим... Всё-таки второе место на районных, да и в области тоже дошёл до пятёрки. А это бездушное чучело в длинном плаще – интересно, это живой человек или нет?

Он начал с простых приёмов. Широкие полукруги, длинные выпады – держать противника на дистанции, постепенно нащупывая брешь и слабые места в его обороне... Да только вот у «чучела», похоже, слабых мест не было – выпады он отбивал ровно, клинок отводил с силой, как будто не уставая, и Савельев ощутил нечто вроде неуверенности. Он, в общем-то, мог достаточно долго «ходить вокруг да около», но что толку, если мастер поединков как будто шёл напролом? Его резкие и точные атаки, коварные выпады и скорость заставили Савельева ощутить, как по спине пробежал холодок. Нет, это, похоже, не человек... Вот снова он отбил выпад – и клинок свистнул мимо шеи едва увернувшегося Савельева. Слишком быстро... если его атаковать, он отлично защищён, а сам атакует со скоростью робота... Робота? Можно ли обмануть робота? Савельев вдруг резко отступил – и мастер поединков всё же немного устремился вперёд всей фигурой, вслед за своим весом. Клинок тут же рванулся к его спине – но тот слишком быстро перекатился, вскочил и кое-как, но всё же отбил клинок Савельева. Поединок затягивался. Поляк стиснул зубы, испанец удручённо качал головой – это Савельев успел заметить краем глаза. 

Сильные и быстрые атаки номера пятнадцать начинали утомлять. Глаза щекотал солёный пот, сухожилия и суставы, казалось, скрипели от пируэтов и бросков, к которым он принуждал тело – а скоро заноют мышцы, как будто он грёб на галере добрых три часа... И внезапно Савельев упал на одно колено, в едином резком выпаде устремясь вперёд – и его клинок лишь чуть коснулся икры номера пятнадцать. Тут же мощный удар обрушился на плечо, Савельев еле сумел напряжением всего тела увильнуть вниз и вправо, перекатился, вслепую выбросив клинок, поднялся... Номер пятнадцать был уже здесь, его клинок пронзил шею Савельева – но встречный выпад прошил насквозь руку Мастера. Константин зашипел не столько от боли, сколько от дискомфорта – холод охватил шею, в глазах померкло, казалось, что ко лбу изнутри черепа рванулись быстро замерзающие струйки льда. Его подхватили чьи-то руки, скрипя зубами, он опустился на песок. Словно связку рельсов оттаскал – шею ломило, в виски стучались колокола пульса, но грохот ударов сердца постепенно стихал. Боль терзала позвоночник, не желая уходить. И вдруг он услышал хлопки.

– Браво, – сказал Эктор негромко над его ухом. Чиновек, чуть прихрамывая, подошёл, помог подняться и уважительно пожал руку:

– Я много слышал о русских, но это...

– Он был... профи, – едва выдохнул Савельев. – Единственный... шанс... Я понял, что вряд ли сумею... победить.

Хлоп. Хлоп. Хлоп.

Это были три скудных хлопка распорядителя поединков – уголки его губ чуть вздёрнулись вверх. Эктор отпустил Савельева, тот осторожно сделал шаг вперёд – плечи и шею будто покусывали десятки холодных невидимых зубчиков.

– И действительно. Браво, господин Савельев. По правилам поединков вы потерпели поражение, но сумели нанести Мастеру серьёзную рану. Условную, но по меркам поля боя – отличный результат. Смею сказать, я видел нечто подобное целых пять лет назад, когда один француз сумел поразить Мастера в шею. И тем не менее вам предстоит сказать самые трудные слова.

Савельев угрюмо взглянул в лицо Мастера. Теперь он кое-что понимал. Мужчина способен на это разве только тогда, когда ему самому надают по шее. Когда дадут понять, что ошибался – пусть и таким, силовым способом. И почему нет черт лица на маске – тоже понимал. Хотя не мешало бы помещать туда голограммы тех, перед кем провинился...

Набычившись, сжавшись, словно приготовился к атаке, слегка нарушая правила, он сказал:

– Таня, прости, я был неправ!