Старые байки (Голая блондинка)

— Мужчина, Вам не стыдно так беспардонно меня разглядывать? – Неожиданный вопрос был адресован мне лежащей на операционном столе блондинкой двадцати восьми лет от роду. Эта внешне эффектная дама собиралась руками хирургов разобраться с лопнувшей кистой яичника, я готовился к проведению наркоза, а санитарка операционной начала обрабатывать операционное поле, для чего сняла прикрывавшую пациентку простыню, выставив ее тело на всеобщее обозрение.

— Во-первых, я не мужчина: я доктор – ответил я заученной фразой, а во-вторых, мой интерес к Вам носит исключительно профессиональный характер.

— Ну-ну, видали мы таких «профессионалов»! Все вы, мужики одного поля ягода! У вас только одно в голове!

Моим первым желанием было немедленно прекратить этот разговор старым проверенным способом: маску на лицо, и – СПАТЬ! Но хирурги еще только подтягивались в операционную, вводить больную в наркоз было рано, и мне поневоле пришлось отстаивать честь мундира.

— Хотите знать, что У МЕНЯ в голове? Могу озвучить!

— Да уж сделайте милость! – прозвучало в ответ, и я начал ледяным голосом оглашать все свои мысли на текущий момент.

— Масса тела около шестидесяти килограммов…

— Пятьдесят семь!...

— Не перебивайте… значит, на введение в наркоз понадобится не более шестидесяти миллилитров однопроцентного раствора тиопентала натрия, а для поддержания – от шести до восьми кубиков фентанила с двумя-четырьмя кубиками дроперидола на первые полчаса, потом будем добавлять по необходимости. Интубировать, как всегда, на дитилине, а дальше, разрежем – увидим. Если у хирургов возни надолго – перейдем на тубарин, если нет, будем добавлять тот же дитилин – опять же — по мере необходимости. Так восстановить дыхание будет легче. Ингаляционно пойдет закисно-кислородная смесь восемь к четырем, а если кровопотеря будет большой, сделаем шесть к шести, во избежание гипоксии…

— Гипоксии? А это что?

— Кислородное голодание… Не перебивайте – мешаете думать… Телосложение среднее, жира немного…

— Я регулярно занимаюсь аэробикой!

-…Жира немного, значит, и усыпить, и разбудить будет легче.

— Почему?

— Жир – депо для лекарств. Чем больше жира, тем больше лекарств из крови туда прячется, а потом выползает, когда захочет. Поэтому полных людей приходится долго усыплять и еще дольше – будить. А вот молочные железы великоваты, это плохо…

— КАК плохо??? – раздался возмущенный возглас – да мне все подруги завидуют!

— Подруги завидуют, а я нет: пышный бюст всегда чреват ограничением подвижности грудной клетки под наркозом. А значит, выше риск послеоперационных осложнений со стороны легких. Придется во избежание проблем увеличить дыхательный объем на аппарате и порекомендовать специальную дыхательную гимнастику после операции…

— Какую гимнастику?

— Повторяю, ПОСЛЕ операции. Если останетесь живы – расскажу, а сейчас пока не время… Еще раз прошу: не отвлекайте! Лучше скажите, почему у Вас на лице косметика, на губах помада, а на ногтях непрозрачный лак? – стараясь скрыть раздражение, спросил я.

— Как почему? Я же в общественном месте, много незнакомых людей, мужчины…

— Не мужчины, а доктора! – мысленно ругаясь последними словами, отрезал я. – И как, интересно, эти доктора будут оценивать состояние Вашего газообмена, степень кровопотери, как будут видеть, розовая Вы, или бледная, или уже синяя? Как я смогу правильно оценить глубину наркоза? На Ваших ресницах столько туши, что ни в зрачок заглянуть, ни роговичный рефлекс проверить! Катя! – напряг я санитарку операционной – всю штукатурку – долой!

Вялые попытки сопротивления были беспощадно подавлены, и лицо пациентки, наконец, приобрело пригодный для нормальной работы вид, не считая грязных потеков туши и теней из-под глаз. Оставалось решить проблему ногтей, покрытых ядовито-фиолетовым лаком.

— Лак с ногтей – тоже долой! Хотя бы с одного-двух!

— А может хоть лак можно оставить?

— Торг здесь неуместен! Сосуды ногтевого ложа – зеркало тканевой микроциркуляции, во время наркоза за этим тоже следят! Девушки, у кого есть жидкость для снятия лака или хотя бы ацетон? – мой вопрос, адресованный находившимся в операционной медсестрам, остался без ответа. Таковая жидкость, конечно, была почти у всех, но желание подниматься за ней со второго этажа на пятый, прервав работу, равнялось нулю.

— Придумала! – радостно воскликнула анестезистка Наташа. – В соседней операционной дедушке ножку режут. Дедушка – диабетик, значит, ацетон у него в моче точно имеется! У меня и баночка при себе!

— Не надо дедушку! – взвыла пациентка – У меня в предоперационной в кармане халата — косметичка! Там есть!

-Ну почему бы все это заранее не сделать? – спросил я, когда процедура отмывания лака завершилась. – Разве вас оперирующий хирург не инструктировал?

— Инструктировал… — стыдливо потупилась моя подопечная.

— А выполнить слабо?

— Вам этого не понять!

— Интересно, почему?

— Потому что мужчины – ограниченные, примитивные люди!

— Да, куда уж нам, — согласился я и продолжил свои мысли вслух – руки тонкие, изящные, это плохо.

— Почему плохо?!

— Потому что вены тоже тонкие. Игла может выскочить, а канюля вызовет флебит уже через пару дней. Так что лучше всего – катетер в подключичную вену. Самый надежный доступ. Тем более, разрывы кист иногда сопровождаются внутренним кровотечением, вдруг придется кровь переливать, подключичка для этого – самое оно – рассуждал я, завершая хирургическую обработку рук: предстоящая манипуляция требовала стерильности. Наташа проворно уложила свернутое полотенце под спину блондинки между лопаток и густо окрасила всю верхнюю правую половину грудной клетки в светло-коричневый цвет — спиртом, двухпроцентным йодом и снова спиртом — по образу и подобию таким же образом обработанного живота.

— Новокаин перенОсите! – уточнил я – Хорошо! А теперь смотреть в сторону! Не на меня, а в сторону! Не шевелиться и молчать!

Когда катетер и капельница были установлены на своих местах, нимфа облегченно вздохнула.

— Больно было? – поинтересовался я.

— Неприятно было – прозвучало в ответ.

— А что было САМЫМ неприятным?

— МОЛЧАТЬ.

— Понятно – тем же ледяным голосом продолжил я – шея ни короткая, ни длинная, гнется хорошо, значит, серьезных проблем в ходе интубации не ожидается, хотя… Рот маленький, это плохо.

— И это плохо? Почему? – раздался голос человека, обиженного в самых лучших чувствах.

— Потому что ларингоскопу в нем будет тесно. Придется быть предельно осторожным, чтоб зубы не поломать. Слава Богу, пока все свои. Язык покажите! ОГО! А впрочем, обычный женский язык. Тоже будет мешать при интубации, но, думаю, справимся: не впервой! Нос ровный, а вот перегородка кривая.

— Как кривая?

— Не волнуйтесь, этого снаружи не видно. Просто правый носовой ход уже, чем левый. Значит, зонд будем ставить в правый.

— Зачем зонд? Зачем в правый? Вы что садист?

— Отвечаю на вопросы в порядке поступления – начал я, коварно подкравшись к жертве из-за затылка с желудочным зондом в руках. – Во-первых, зонд необходим, чтобы уберечься от рвоты под наркозом. Не бойтесь, вазелином смазан! Нет, им еще не пользовались! Во-вторых, в правый – потому что левый шире, значит, через него будет легче дышать, пока стоит зонд. Не морщимся, глотаем! Не бэкаем, я сказал, а глотаем! Вот теперь другое дело! Как только будет не нужен, сразу вытащим! Нет, зеркальца у меня нет! – продолжил я, укрепляя зонд марлевой тесемкой. В-третьих, я – не садист, я просто забочусь, чтобы Вам после операции было комфортнее. Продолжаем: обе половины грудной клетки симметрично участвуют в акте дыхания, послушаем — дыхание везде везикулярное, стало быть, проблем с этой стороны при наркозе не ожидается. Натуральная некрашеная блондинка, это плохо.

— Почему плохо???

— Потому что йод на коже блондинок может вызывать ожоги. Поэтому и используем не пяти, а двухпроцентный раствор, со спиртом до и со спиртом после. А еще у настоящих блондинок и рыжих частота аллергических реакций выше, чем у темных и русых. Значит, надо будет постараться ничего лишнего во время наркоза не вводить. И супрастином на всякий случай прикрыться.

— Хватит! – прервал меня возмущенный возглас пациентки – Меня уже и так прикрыли, а Вы и не замечаете!

Действительно, к тому моменту хирурги уже успели обложить операционное поле и на свет божий смотрели только голова, плечи и кусок живота возмутительницы спокойствия.

— Ну, и — слава Богу!

— Почему — слава Богу???

— Потому что давно пора начинать! Говорю же, у меня голова СВОИМИ мыслями занята.

Взгляд блондинки выражал БЕЗДНУ разочарования.

— Вы что, ДЕЙСТВИТЕЛЬНО, АБСОЛЮТНО не воспринимаете меня, как женщину?

— Я Вас воспринимаю, как пациентку. Видите, даже к хирургам не ревную.

— А хоть к кому-нибудь ревнуете?

— Конечно – обнадежил я — К патологоанатому. Не хочу, чтобы Вы ему достались.

Я уже наложил на ее лицо маску, включил подачу кислорода и рукой подал Наташе знак вводить тиопентал, как вдруг услышал из-под маски нечленораздельное бормотание.

— Сухарь Вы, доктор! – разочарованно протянула пациентка, стоило мне на мгновение приподнять маску – Бесчувственный чурбан! И извращенец!

— А разве «бесчувственный чурбан» и «извращенец» — не взаимоисключающие понятия?

— И еще нудный, примитивный человек!

— СПА-А-А-А-ТЬ! – с наслаждением протянул я, поплотнее прижимая маску к лицу и наблюдая, как пустеет шприц с тиопенталом в Наташиных руках…