Словно сделав виток по спирали, мы вновь оказались в точке, которую уже однажды проходили. Чтобы понять современные события, надо знать, как со схожими задачами справлялись тогда, в 1930х. Мы вновь вынуждены обращаться к тому, что говорил Сталин, анализировать принятые тогда решения, и с багажом исторического опыта пытаться понять, как разрешить все то, что сейчас на нас навалилось и не допустить подобных ошибок. Исторические параллели.
Сегодня я приведу фрагменты стенограммы знаменитой встречи Сталина с украинскими писателями. Зачем она нам? Она и есть отражение в кривом зеркале событий на Украине сегодня.
Что же требовали украинские писатели от Сталина?
1. Отдать Украине Кубань, Курскую и Воронежскую области, якобы по требованию проживающих там украинцев.
2. Запретить пьесу Булгакова «Дни Турбиных» за то, что она «антиукраинская» и показывает в карикатурном виде борьбу украинцев за свою независимость под руководством Петлюры и гетмана Скоропадского.
Что же ответил вождь? Об этом в статье сегодня. А в конце – один тонкий исторический момент, за который сейчас расплачиваемся: сову все-таки натянули на глобус, а русских сделали украинцами.
Писатели Советской Украины настояли на встрече со Сталиным
12 февраля 1929 года состоялась встреча Генерального секретаря ЦК ВКП(б) Сталина с группой украинских писателей, прибывших на Неделю украинской литературы в Москве, проходившей 9—16 февраля 1929 года. Встреча произошла по настоятельной просьбе представителей творческой интеллигенции Советской Украины. Организовал встречу бывший к тому времени руководитель Советской Украины – Лазарь Каганович (Первый секретарь ЦК КП(б) Украины 1925-1928)
В состав группы вошли видные представители творческой интеллигенции Украины того времени: начальник Главискусства Украины А. Петренко-Левченко, заведующий Агитпропом ЦК КП(б)У А. Хвыля, руководитель Всеукраинского союза пролетарских писателей, Союза писателей Украины И. Кулик, писатели А. Десняк (Руденко), И. Микитенко и другие.
Стенограмма встречи очень длинная. В статье далее привожу лишь некоторые фрагменты.
Должны появиться новые герои в литературе
Сталин: «Перспективы такие, что национальные культуры будут развиваться, а советская власть должна развитию национальных культур помогать. Об этом т. Каганович говорил с вами, долго я распространяться не буду, но два слова скажу, что надо различать в национальной культуре две стороны: форму и содержание. Когда говорят — форма ничего не значит — это пустяки. От формы страшно много зависит, без нее никакого содержания не бывает. Форма — национальная, содержание — социалистическое. Это не значит, что каждый литератор должен стать социалистом, марксистом и проч. Это не необходимо. Это значит, что в литературе, поскольку речь идет о литературе, должны появиться новые герои. Раньше обычно героев иных выдвигали, теперь должны появиться герои из народа, из крестьян, из буржуазии — в том освещении, которого они заслуживают. Взять, например, таких попутчиков, — я не знаю, можно ли строго назвать попутчиками этих писателей, — таких писателей, как Всеволод Иванов, Лавренев. Вы, может быть, читали «Бронепоезд» Всеволода Иванова, может быть, многие из вас видели его, может быть, вы читали или видели «Разлом» Лавренева. Лавренев не коммунист, но я вас уверяю, что эти оба писателя своими произведениями «Бронепоезд» и «Разлом» принесли гораздо больше пользы, чем 10—20 или 100 коммунистов-писателей, которые пичкают, пичкают, ни черта не выходит: не умеют писать, нехудожественно. Взять, например, этого самого всем известного Булгакова. Если взять его «Дни Турбиных», чужой он человек, безусловно. Едва ли он советского образа мысли. Однако, своими «Турбиными» он принес все-таки большую пользу, безусловно»
Каганович. «Украинцы не согласны» (шум, разговоры).
«Дни Турбиных» о несокрушимой силе большевизма
Пьеса «Дни Турбиных» с успехом шла на сцене МХАТ с 1926 по 1929 год. Говорят, что она очень нравилась Сталину и что он посещал представление 18 раз. Потом пьесу сняли. В литературных кругах разгоралась бешеная травля Булгакова, заводилами которой как раз и выступили украинские писатели. В их ненависти к Булгакову смешались зависть к успеху и таланту земляка (Булгаков родился в Киеве), яд внутренних распрей, который клокотал тогда в писательском сообществе, низкопоклонство перед сильными – желание выслужиться и непременно обличить «врага».
Сталин. «А я вам скажу, я с точки зрения зрителя сужу. Возьмите «Дни Турбиных», — общий осадок впечатления у зрителя остается какой? Несмотря на отрицательные стороны, — в чем они состоят тоже скажу, — общий осадок впечатления остается такой, когда зритель уходит из театра, это впечатление несокрушимой силы большевиков. Даже такие люди крепкие, стойкие, по-своему честные в кавычках, как Турбин и его окружающие, даже такие люди, безукоризненные по-своему и честные по-своему в кавычках, должны были признать в конце концов, что ничего с этими большевиками не поделаешь. Я думаю, что автор, конечно, этого не хотел, в этом он неповинен, дело не в этом, конечно. «Дни Турбиных» — эта величайшая демонстрация в пользу всесокрушающей силы большевизма»
Голос с места. «И сменовеховства».
Сталин. «Извините. Я не могу требовать от литератора, чтобы он обязательно был коммунистом и обязательно проводил партийную точку зрения. Для беллетристической литературы нужны другие меры — нереволюционная и революционная», советская — несоветская, пролетарская — непролетарская. Потребовать, чтобы и литература была коммунистической, нельзя. Говорят часто: правая пьеса или левая, там изображена правая опасность. Например, «Турбины» составляют правую опасность в литературе. Или, например, «Бег», его запретили, — это правая опасность. Это неправильно, товарищи. Правая и левая опасность — это чисто партийное. Правая опасность — это, значит, люди несколько отходят от линии партии, правая опасность внутри партии. Левая опасность — это отход от линии партии влево.
Разве литература партийная? Это же не партийная, конечно это гораздо шире литература, чем партия, и там мерки должны быть другие, более общие. Там можно говорить о пролетарском характере литературы, об антипролетарском, о рабоче-крестьянском характере, об антирабоче-крестьянском характере, о революционном, не революционном, о советском, антисоветском. Требовать, чтобы беллетристическая литература и автор проводили партийную точку зрения, — тогда всех беспартийных надо изгонять. Правда это или нет? Возьмите Лавренева, попробуйте изгнать человека, он способный, кое-что из пролетарской жизни схватил и довольно метко. Рабочие прямо скажут, пойдите к черту с правыми и левыми, мне нравится ходить на «Разлом», и я буду ходить, — и рабочий прав. Или возьмите Всеволода Иванова «Бронепоезд». Он не коммунист, Всеволод Иванов. Может быть, он себя считает коммунистом (шум, разговоры). Ну он коммунист липовый (смех). Но это ему не помешало написать хорошую штуку, которая имеет величайшее революционное значение, воспитательное значение бесспорно. Как вы скажете — он правый или левый? Он ни правый, ни левый, потому что он не коммунист. Нельзя чисто партийные мерки переносить механически в среду литераторов.
Я считаю, что товарищ в очках, там сидящий, не хочет меня понять. С этой точки зрения, с точки зрения большего масштаба, и с точки зрения других методов подхода к литературе я и говорю, что даже и пьеса «Дни Турбиных» сыграла большую роль. Рабочие ходят смотреть эту пьесу и видят: ага, а большевиков никакая сила не может взять! Вот вам общий осадок впечатлений от этой пьесы, которую никак нельзя назвать советской. Там есть отрицательные черты, в этой пьесе. Эти Турбины по-своему честные люди, даны как отдельные оторванные от своей среды индивиды. Но Булгаков не хочет обрисовать настоящего положения вещей, не хочет обрисовать того, что, хотя они, может быть, и честные по-своему люди, но сидят на чужой шее, за что их и гонят. У того же Булгакова есть пьеса «Бег». В этой пьесе дан тип одной женщины — Серафимы и выведен один приват-доцент. Обрисованы эти люди честными и проч. И никак нельзя понять, за что же их, собственно, гонят большевики, — ведь и Серафима и этот приват-доцент, оба они беженцы, по-своему честные неподкупные люди, но Булгаков, — на то он и Булгаков — не изобразил того, что эти, по-своему честные люди, сидят на чужой шее. Их вышибают из страны потому, что народ не хочет, чтобы такие люди сидели у него на шее. Вот подоплека того, почему таких, по-своему честных людей, из нашей страны вышибают. Булгаков умышленно или не умышленно этого не изображает. Но даже у таких людей, как Булгаков, можно взять кое-что полезное. Я говорю в данном случае о пьесе «Дни Турбиных». Даже в такой пьесе, даже у такого человека можно взять кое-что для нас полезное. Почему я все это говорю? Потому, что и к литературе нужно прилагать более широкие масштабы при оценке. Правый или левый не подходит. Можно говорить — пролетарский или антипролетарский, советский или антисоветский».
Украинские писатели настояли на снятии «Дней Турбиных»
Сталин: «Насчет «Дней Турбиных» — я ведь сказал, что это антисоветская штука, и Булгаков не наш. <...> Но что же, несмотря на то что это штука антисоветская, из этой штуки можно вынести? Это всесокрушающая сила коммунизма. Там изображены русские люди — Турбины и остатки из их группы, все они присоединяются к Красной Армии как к русской армии. Это тоже верно».
Голос с места: «С надеждой на перерождение».
Сталин: «Может быть, но вы должны признать, что и Турбин сам, и остатки его группы говорят: «Народ против нас, руководители наши продались. Ничего не остается, как покориться». Нет другой силы. Это тоже нужно признать. Почему такие пьесы ставятся? Потому что своих настоящих пьес мало или вовсе нет. Я против того, чтобы огульно отрицать все в «Днях Турбиных», чтобы говорить об этой пьесе как о пьесе, дающей только отрицательные результаты. Я считаю, что она в основном все же плюсов дает больше, чем минусов. Вот что пишет товарищ Петренко: «Дни Турбиных»... (цитата не приведена). Вы чего хотите, собственно?»
Петренко. «Мы хотим, чтобы наше проникновение в Москву имело бы своим результатом снятие этой пьесы».
Голос с места. «Это единодушное мнение».
Голос с места. «А вместо этой пьесы пустить пьесу Киршона о бакинских комиссарах».
Сталин. «Если вы будете писать только о коммунистах, это не выйдет. У нас стасорокамиллионное население, а коммунистов только полтора миллиона. Не для одних же коммунистов эти пьесы ставятся. Такие требования предъявлять при недостатке хороших пьес — с нашей стороны, со стороны марксистов, — значит отвлекаться от действительности».
Отдать Курскую, Воронежскую области и Кубань Украине
Голос с места. «Товарищ Сталин, как вопрос с Курской, Воронежской губерниями и Кубанью в той части, где есть украинцы? Они хотят присоединиться к Украине».
Сталин. «Этот вопрос не касается судьбы русской или национальной культуры».
Голос с места. «Он не касается, но он ускорит дальнейшее развитие культуры там, в этих местностях».
Сталин. «Этот вопрос несколько раз обсуждался у нас, так как часто слишком меняем границы. (Смех.) Слишком часто меняем границы — это производит плохое впечатление и внутри страны, и вне страны. Одно время Милюков даже писал за границей: что такое СССР, если нет никаких границ, любая республика может выйти из состава СССР, когда она захочет, есть ли это государство или нет? 140 миллионов населения сегодня, а завтра 100 миллионов населения. Внутри мы относимся осторожнее к этому вопросу, потому что у некоторых русских это вызывает большой отпор. С этим надо считаться, с точки зрения национальной культуры, и с точки зрения развития диктатуры, и с точки зрения развития основных вопросов нашей политики и нашей работы. Конечно, не имеет сколько-нибудь серьезного значения, куда входит один из уездов Украины и РСФСР. У нас каждый раз, когда такой вопрос ставится, начинают рычать: а как миллионы русских на Украине угнетаются, не дают на родном языке развиваться, хотят насильно украинизировать и так далее. (Смех.) Это вопрос чисто практический. Он раза два у нас стоял. Мы его отложили — очень часто меняются границы. <...> Я не знаю, как население этих губерний, хочет присоединиться к Украине?»
Голоса: «Хочет…»
Сталин: «А у нас есть сведения, что не хочет».
Голоса: «Хочет, хочет…»
Сталин: «Есть у нас одни сведения, что хочет, есть и другие сведения — что не хочет. Но вернемся к основной теме».
Голос с места. «Вы говорили о «Днях Турбиных». Мы видели эту пьесу. Для меня лично и многих других товарищей [существует] некоторое иное освещение этого вопроса. Там есть одна часть, в этой пьесе. Там освещено восстание против гетмана. Это революционное восстание показано в ужасных тонах, под руководством Петлюры, в то время, когда это было революционное восстание масс, проходившее не под руководством Петлюры, а под большевистским руководством. Вот такое историческое искажение революционного восстания, а с другой стороны — изображение крестьянского повстанческого движения, как (пропуск в стенограмме) По-моему, со сцены Художественного театра не может быть допущено, и если положительным является, что большевики принудили интеллигенцию прийти к сменовеховству, то, во всяком случае, такое изображение революционного движения и украинских борющихся масс не может быть допущено».
Каганович. «Единая неделимая выпирает.
(Шум, разговоры.)
Десняк. «Когда я смотрел «Дни Турбиных», мне прежде всего бросилось то, что большевизм побеждает этих людей не потому, что он есть большевизм, а потому, что делает единую великую неделимую Россию. Это концепция, которая бросается всем в глаза, и такой победы большевизма лучше не надо».
Голос с места. «Почему артисты говорят по-немецки чисто немецким языком и считают вполне допустимым коверкать украинский язык, издеваясь над этим языком? Это просто антихудожественно». <...>
Голос с места. «Но вот, кроме того впечатления от «Дней Турбиных», о котором говорил товарищ Сталин, у зрителя остается еще другое впечатление. Эта пьеса как бы говорит: смотрите, вы, которые психологически нас поддерживаете, которые классово с нами спаяны, — мы проиграли сражение только потому, что не были как следует организованы, не имели организованной массы, и несмотря на то, что мы были благородными и честными людьми мы все-таки благодаря неорганизованности погибли. Кроме впечатления, указанного товарищем Сталиным, остается и это второе впечатление. И если эта пьеса производит некоторое позитивное впечатление, то она производит и обратное впечатление социально, классово враждебной нам силы».
Сталин. «Насчет некоторых артистов, которые по-немецки говорят чисто, а по-украински коверкают. Действительно, имеется тенденция пренебрежительного отношения к украинскому языку. <...> Я могу назвать ряд резолюций ЦК нашей партии, где коммунисты обвиняются в великодержавном шовинизме».
Голос с места. «Стало почти традицией в русском театре выводить украинцев какими-то дураками или бандитами. В «Шторме», например, украинец выведен настоящим бандитом».
Сталин. «Возможно. Но, между прочим, это зависит и от вас… <>».
Украинизация: черт прячется в деталях
Почему же Сталин настоял на украинизации? Черт прячется в деталях. Даже читая стенограмму этой встречи Сталина с украинскими писателями, я не могла отделаться от мысли, что здесь что-то не так. По сути, вождь все говорит правильно, но ускользает главное: народ был против. О том, как проходила украинизация и какую волну недовольства она вызывала, я уже рассказывала (ссылка на статью ниже).
Сталин. «То же самое насчет национальной культуры надо сказать. Объединить национальную культуру на базе общего социалистического содержания путем усиления развития национальных культур. Так стоит вопрос. <> Мы стоим за покровительственную политику в отношении развития национальной культуры у отсталых национальностей. Это я подчеркиваю, чтобы те упрощения, которые имеются в этом вопросе, поняли, что мы не сторона, а активные деятели, покровительствующие развитию национальной культуры. Мы стоим за то, чтобы культуру, духовный багаж, имеющийся у данной национальности, сделать достоянием всего народа. На каком, например, языке мы можем поднять культуру Украины? Только на украинском. Перед нами стоит примитивная проблема, разрешение которой стоит дорого и которая уже разрешена во многих государствах, это проблема первоначального всеобщего обязательного обучения. Мы должны добиться того, чтобы рабочий и крестьянин приходили на фабрику и завод, или на сельскохозяйственное предприятие, грамотными, имея по крайней мере 4-хклассное образование. <> Повторяю, нам совсем не безразлично, в каком виде поступают на наши фабрики и заводы рабочие, культурны они или не культурны. Это очень серьезный вопрос. Никакой серьезной индустрии развить мы не сможем, не сделав все население грамотным. Пустяки всё, если думают, что можно совершенно некультурных людей, неграмотных людей можно заставить так же развить свой труд и так же использовать машины, как это делается народами, где культурность на высокой ступени находится. Так вот, даже для осуществления самой элементарной пропаганды поднятия грамотности, даже для этого национальная культура является тем воздухом, без которого мы шагу вперед сделать не можем».
Все вроде бы правильно говорит Сталин, но в тоже время не покидает ощущение, что сову натянули на глобус. Не был украинский язык родным для большей части населения этих земель. На Советской Украине народ воспринял насильственное внедрение украинского языка в штыки. И это то, что отличало население Украины от казахов, туркменов, таджиков и других национальностей, для которых образование на их родном языке, данное им советской властью, стало большим благом. Вот это и не сходится. Нельзя было под одну гребенку всех тогда. Нельзя русских людей насильно в украинцев превращать. Превратили. Вот за это сейчас и расплачиваемся. Вот это сейчас и пытаемся исправить.
Источник стенограммы: РЦХИДНИ. Ф. 558. Оп. 1. Д. 4490. Л. 3—17. Копия. Машинопись. Из книги «Власть и художественная интеллигенция. Документы ЦК РКП(б) — ВКП(б), ВЧК — ОГПУ — НКВД о культурной политике. 1917—1953 гг.»
Оценили 12 человек
22 кармы