Громче, чем тишина. Первая в Росcии книга о семейном киднеппинге

1 4558

Эта история — смесь судебного произвола, слепых пятен в законе, клеветнических инсценировок, и несправедливых обвинений. Конфликт, вышедший за пределы одной семьи, связавший судьбы сотен людей по всей стране, и даже за ее пределами.

Автор книги – Веста Спиваковская – журналистка, колумнистка, теле- и радиоведущая – столкнулась с проблемой, которая стала настоящим стихийным бедствием, но при этом остается незаметной для большинства граждан страны. В 2010 году муж решил навсегда разлучить ее с дочерью.

По данным международных правозащитных организаций в России ежегодно исчезает более 55 тысяч несовершеннолетних детей. Семейный «киднеппинг» в России не регулируется на законодательном уровне и не обсуждается в обществе. Он объединяет родителей в борьбе за свои права, но при этом оставляет их в «одиночной капсуле» собственного горя.

Эта книга – не просто авторская исповедь. Ее задача - вывести проблему семейного киднеппинга в область публичной дискуссии. Она посвящается родителям — матерям и отцам — которые попали в похожую ситуацию, но не отчаиваются и не сдаются. А также всем небезразличным людям, которые борются с этим на законодательном, общественном и личном уровне.

ВПЕРВЫЕ! Ниже мы приводим уникальный ознакомительный отрывок из книги, только для читателей нашего блога на «КОНТе» (в конце статьи купон на скидку). 

ГЛАВА 5

До Новороссийска оставались считанные минуты, в нетерпении я вышла в тамбур со своей небольшой сумочкой. Последующие воспоминания принимают форму протокола.

В 10 утра 22 августа 2010 года я вышла из поезда на платформу раскаленного жарой Новороссийска. Поймала такси и, не заезжая на центральный рынок за фруктами, рванула в Широкую Балку. Вещей с собой у меня почти не было — только книжки для Ксюши, подарки и ее любимый Чебурашка. Я крепко сжимала игрушку в руке, словно этот говорящий Чебурашка мог гарантировать привычную, ускользавшую от меня, реальность. Интересно, Ксюша до сих пор считает Чебурашку девочкой? Несмотря на грызущее душу волнение, я смогла улыбнуться этому безобидному ушастому существу, какого бы пола оно ни было…

Машина остановилась возле дома, в котором я гостила несметное количество раз. Дачная соседка Неля, по своему обыкновению, немедленно начала скандалить с таксистом из-за того, что он посмел въехать в ворота, которые «только для своих». Но на этот классический кубанский спор я уже не обращала внимание. Вопреки ожиданиям, никто не выбежал мне навстречу, и возле дачи не было ни души.

— Ксюша! Рома! — позвала я. И сразу успокоилась, решив, что, скорее всего, они ушли на море. Водные процедуры до полудня всегда числились в списке семейных традиций.

Таксист, продолжал парировать соседке Неле. Я долго стучала в дверь, пока не появилась свекровь. Увидев ее, я отступила назад. Лицо Ларисы не выражало не только радости, но даже и равнодушия.

— Ах, вот вы где! А где же Ксюша?

Поджав губы, свекровь демонстративно молчала, враждебно поглядывая то на меня, то на ругающихся таксиста с соседкой. Затем она начала что-то тихо бормотать себе под нос и тревожно всматриваться в заросли возле дороги, будто в них мог кто-то прятаться. Соседка Неля тем временем закрыла ворота, заблокировав тем самым таксисту выезд на дорогу. Видимо, она желала показать, кто здесь главный. Таксист громко пыхтел за своей баранкой, решительно газовал, включая то задний ход, то подаваясь вперед. Высовывался всем своим дородным телом в переднее окно жигулей и ругал Нелю сочными и перчеными, одному ему известными, армянскими проклятиями.

Иногда отражение в зеркале бывает более реально, чем сам объект. Эта фраза была прямо написана на зеркале заднего вида в такси. Но только сейчас до меня дошло, что это значит. Вид свекрови в зеркале не оставлял мне ни возможности, ни места для маневра. В этот момент и начала рваться кинопленка моей реальности. Кинопроектор затрещал и сломался, зажевав напоследок ненужный более кусок сценария — тот, где могли быть вежливые фразы, поцелуи в щечку и долгожданный хеппи-энд.

Заметив, что соседка наконец отвлеклась от нахального таксиста и обратила внимание на нас, свекровь громко заявила:

— А Ксюши — нет! Раньше надо было приезжать, милочка! А то шляется не пойми где, бросила ребенка, а нам нянчиться! — она театрально бросила взгляд жертвы на Нелю и соседей, которые сидели разомлевшие под сенью массивных грецких орехов у своих домиков. — Да вы только посмотрите на нее! — она измерила меня ледяным взглядом с головы до ног. — Разве ж это мать?! — она тут же перевела глаза на невольных наблюдателей.

— Где мой ребенок?! — ввязываясь во что-то непоправимое, услышала я собственный голос. Выждав паузу, свекровь завершила свою триумфальную речь:

— Ксюша с папой. Но ты больше сюда не приезжай и их тут не ищи!

Вдруг стало тихо. Крикнув, что обращусь в милицию, я побежала прочь. Ворота тут же открылись. Свекровь выкрикивала мне вслед что-то в духе: «Какая из тебя мать?» Но я уже ничего не видела и не слышала. Эти слова уже давно за мной опоздали. Я неслась по крутой лестнице вниз с холма. Падала, словно сбитый с орбиты спутник. Преодолев пролесок вдоль санатория «Океан», наконец, выбежала на дорогу, потом на тропинку. Я бежала в участковый пункт, который, конечно, должен был быть где-то в самом конце этого невозможно длинного пляжа Широкой Балки. Таксист, оказывается, все это время ехал за мной. Он выразил желание дать показания милиции, как случайный свидетель явно чего-то страшного.

Вдруг я поняла, что нахожусь внутри маленькой будки на галечном пляже. Два молодых утомленных жарой милиционера подняли на нас с таксистом удивленный взгляд.

ГЛАВА 6

— ...Так вы говорите, что муж ваш сейчас работает в Москве? — лениво переспросил молодой участковый. От слез я не видела ни лиц милиционеров, ни вообще ничего. Второй участковый пытался меня успокоить: «Девушка, да не волнуйтесь вы так, с вашим ребенком все будет хорошо». Через какое-то время его коллега, поговорив по телефону, бодро произнес:

— Свекровь ваша сообщила, что ее сын сейчас в Новороссийске. И ребенок — с ним. — Мы все растерянно переглянулись.

— Ничего не понимаю! Что вообще происходит? — в будке стало невыносимо жарко, было сложно дышать. Кто-то принес стакан воды. — Ксюша отдыхала летом в Широкой Балке, со своей бабушкой, со свекровью… Рома, муж мой, работал в Москве на газовых станциях, знаете, такие бывают в Московской области?

Милиционер посмотрел на меня вопросительно.

Мимо окна будки не спеша проходили люди в купальниках и дети в панамках, то и дело мелькали разноцветные надувные матрасы, придавая происходящему привкус кафкианского комикса. — Через четыре часа я должна сесть с ребенком на обратный поезд домой, в Питер, у нас ведь через неделю садик! Ксюша в первый раз идет в детский... — Мой монолог прервал звонок мобильного, и милиционер, извинившись, вышел с телефоном на улицу.

Я впервые в жизни оказалась в милиции и надеялась, что сейчас участковые встанут и найдут моего ребенка. Но почему-то этого не происходило. Сотрудник вернулся в будку, молча сел за стол и только затем обратился ко мне:

— Мы вызвали вашего супруга, он скоро сюда подъедет. Ждите пока на пляже, искупайтесь хоть. Жара ведь, — милиционеры пожали плечами. Таксист, окончательно проглотивший к тому времени язык, нацарапал милиционерам свой номер телефона и уехал в поисках более удачных клиентов. Обычное дело — семейный скандал, подумали одновременно таксист и молодые участковые. Только вот на алкоголиков тут вроде никто не похож. Странные люди эти питерские, ей-Богу!

Рома приехал не сразу. Причем, войдя в милицейскую будку, он не проявил совершенно никакого интереса ко мне и сразу направился к участковому, сидящему за потертым деревянным столом. Роме я очень обрадовалась. Сразу отлегло от сердца — он жив, здоров, рядом, значит, все нормально. Сейчас он обо всем позаботится. Наверное, Рома был очень занят и не смог урезонить свою мамашу. Я ждала, что он обнимет меня. Бросилась было навстречу, но по взгляду поняла, что мужа как будто подменили. Он смотрел на меня как на чужую. Я ничего не понимала. Отходя от шока, я заметила, что Рома сует одному из сотрудников какие-то бумажки и доверительно шепчет на ухо что-то якобы сверхконфиденциальное. Несмотря на сорокаградусную жару, он надел новый синий костюм — не из тех, что я покупала ему. Я сидела напротив и смотрела на мужа, такого родного и притворяющегося таким чужим. Что и где я пропустила?

— Эта гражданка, — начал Рома, с нетипичным для него пафосом указывая на меня левой рукой, — все лето где-то шлялась, ребенком не интересовалась. Фактически, — он вздохнул, — Светлана Александровна бросила свою дочь. Наконец Рома посмотрел на меня в упор. — Знаете, где она отдыхала? — сотрудники милиции вертели головой, переводя взгляд с меня на Рому, словно наблюдая за игрой в пинг-понг. Рома же, не снижая оборотов, прибавлял газа, совсем как на своем турбированном авто. — Она не приезжала к дочери все лето и вообще улетела отдыхать, — тут он сделал передышку, взглянув на сотрудников, — на Бали! Повисла неловкая пауза. Рома поспешил с объяснениями: — На остров Бали со всего мира съезжаются наркоманы и сексуально озабоченные туристы!

Милиционеры начали потеть, Рома торжествовал. Не замечая ничего вокруг, он хладнокровно продолжал, не меняя тона.

— Она сектантка, — прошипел он. — Поэтому я забрал ребенка, и теперь дочка будет жить со мной в Новороссийске, где я проживаю и работаю. И он снова протянул им какую-то бумажку

Мне захотелось ущипнуть себя, чтобы очнуться от абсурдного киносновидения, в котором мы все невольно оказались и как герои, и как зрители. Эта будка милиции, урочище Широкая Балка, жара, конец августа, молодые милиционеры, мой муж, такой любящий и положительный. Всегда, но почему-то не сейчас. Почему я молчала? Я ведь сильная и могу постоять за себя. Но тогда меня будто парализовало. Моим слабым местом было неумение участвовать в конфликтах, доказывать свою правоту, и Рома это знал. Он застал меня врасплох.

Я пыталась спрятаться от несправедливости где-то внутри себя. Сколько раз я затем возвращалась в тот день и думала, что могла поступить иначе — если бы не подавила свои чувства, а позволила им вырваться наружу. Если бы вцепилась Роме в глотку или просто не уезжала бы из Новороссийска. Что бы тогда произошло? Но моя воинственность куда-то предательски дезертировала. Возмущение парализовало меня. Я не умела постоять за себя, не знала, как выразить гнев и боль, переполнявшие меня изнутри. Боялась идти на открытый конфликт при незнакомых людях. Рома пользовался моей беспомощностью и продолжал беспощадно крушить мои волю и достоинство, пока они не превратились в порошок.

Милиционеры, внимательно выслушав Ромину речь, посоветовали мне скорее подавать в суд заявление на развод, чтобы определить место жительства ребенка. Оказалось, что у них нет никаких мер воздействия на нерадивого родителя, пока супруги находятся в законном браке.

До поезда в Петербург оставались считанные часы. Рома снова принялся говорить обо мне гадости, причем не лично мне, а тем же сотрудникам милиции, которые к тому времени уже были не в силах разобраться, что за бес попутал двух красивых, с виду вполне нормальных, молодых супругов.

Тогда неожиданно для самой себя я влепила Роме пощечину. Она была настолько же жалкой, насколько и бессмысленной. Бессмысленно задергивать шторы при атомной бомбардировке. Но Рома этого жеста от своей супруги, которая доселе не могла себе позволить даже повысить на него голос, явно не ожидал. На мгновение ока мне удалось сорвать с него маску. За равнодушной и еще незнакомой мне улыбкой прятались привычные честолюбие, неуверенность в себе и обида. Но была ли это обида на меня? Или она имела более глубокие причины? Ответ я увидела на лице Ромы. Его обида принадлежала маленькому мальчику, который боялся остаться никому не нужным.

Рома тут же отвернулся и направился в сторону дачи. Я побежала за ним, умоляя остановиться. «Где ты спрятал ребенка?» — кричала я, рыдая, ему в спину. Проходившие мимо отдыхающие удивленно останавливались и глядели на нас. Милиционеры прикуривали друг у друга, гадая, чем все-таки закончится дело, и стоит ли, учитывая, что никакого заявления от нашего визита не осталось, сообщать об инциденте старшему участковому. Меня же уже практически не существовало. Остались только мольбы:

— Рома! Остановись, давай поговорим, давай все обсудим! Что с Ксюшей? Что происходит?

Дрожали ноги, и кружилась голова. В ответ Рома чеканил шаг, как Терминатор. Единственное, что он позволил себе сказать, было твердое и беспощадное, как камень: «Я все решил. Ксюша будет жить со мной. Ты нам больше не нужна».

Для читателей нашего блога скидка 25 % по промокоду питернаконте

Книгу можно купить здесь:https://www.piter.com/collecti... 


Мем о релокантах

Вы наверняка обратили внимание, что далеко не все поуехавшие приживаются на новых местах, все чаще критикуют местные порядки. Мне запомнился один диалог, скопированный, видимо, из Фейсбука. Примерно т...

Ужасы Евровидения. Странная украинка бьется яйцами с трансом-ведущим/ей

Нет, все-таки хорошо, что мы во всем этом больше не участвуем. Просто оторопь берет, глядя на то, что сейчас происходит на всех этих евровидениях и олимпиадах. Не пойму, то ли это цирк уродов, то ...

Инаугурация Президента. Новая политическая эпоха наступает

Инаугурация Президента в нынешних реалиях – это больше, чем просто формальная юридическая процедура, пусть и весьма торжественная. Это точка отсчёта. Годы нам предстоят трудные. Возможно ...

Обсудить
  • Читайте сами свою чернуху, трупоеды.