Итак, в прошлой своей публикации я утверждал, что для того, чтобы составлять какие-либо прогнозы по поводу реализации «Приднестровского сценария» на Юго-Востоке Украины, необходимо разрешить две задачи: создать общую парадигму политических процессов и преодолеть разорванность исторических схожих событий.
Что касается общей парадигмы, то мы, исследуя примеры различных «непризнанных», пришли к следующим промежуточным выводам:
Во-первых, конфликты в «непризнанных» носят характер противостояния интернациональной общности людей, ранее называвшихся «советским народом» стремительно радикализирующимся национальным элитам.
Во-вторых, они все являются следствием правового вакуума, возникшего в результате денонсирования актов СССР.
В-третьих, Россия в этих конфликтах занимает, мягко говоря, непоследовательную, если не провоцирующую позицию.
Подведя итог предыдущей публикации, перейдём к обсуждению второй поставленной задачи и попробуем на провести параллели между различными, на первый взгляд, фактами истории.
3. Дней связующая нить. В попытках преодолеть историческую разорванность схожих политических событий.
The time is out of joint. O cursèd spite,
That ever I was born to set it right!
William Shakespeare, «Hamlet»
Act 1, Scene 5
Взяв за основу методологию Б.Г. Бомешко (и практически повторяя тезисы, изложенные им в работе «Создание, становление и защита приднестровской государственности»), можно на примере Приднестровской Молдавской Республики провести аналогии с другими «непризнанными», и в первую очередь, тем, что происходит сейчас на Украине.
Тщательный анализ происходившего на территории непризнанных республик позволяет выделить четыре повторяющиеся стадии в развитии каждого из конфликтов
Первый этап — преддверие конфликта.
В Приднестровье это происходило с 1988 по 1990, а на Украине — в годы, предварявшие нынешнему Евромайдану.
На этом этапе создаётся альтернативная официальной государственность, и в рамках её создаётся идеология, альтернативная официальной, приобретающей к этому моменту яркую радикально националистическую направленность. Говоря проще, в этот момент интернациональное население с ещё советским отношением к национальному вопросу формирует явную оппозицию существующему радикальному режиму.
На Днестре начало непримиримой конфронтации было положено массовым забастовочным движением. Тогда, в сентябре 1988 уже выдвигались предложения о создании автономной республики в составе МССР. Идея возрождения своей государственности необычайно быстро распространилась среди населения региона, поскольку давала приднестровцам единственный шанс обеспечить собственные права и сохранить историческую самобытность. В декабре 1989 г. в Рыбнице состоялся первый местный референдум. Прошедшие вслед за ним голосования на остальной территории Приднестровья в итоге вылились в региональный референдум в поддержку образования собственной республики в составе Молдовы.
Причины к такому разрыву имелись более чем реальные. В стремительно радикализирующейся по национальному признаку Молдове, стремящейся на тот момент поскорее войти в «европейскую семью народов» посредством присоединения к агрессивно русофобской Румынии, уже начали формироваться отряды нацистсвующих молодчиков «Национального фронта Молдовы» во главе с Илие Илашку. Уже 14 мая 1990 года ими у памятника Штефану Великому в Тирасполе был зверски избит до смерти несовершеннолетний (по иным сведениям, едва достигший совершеннолетия) Дмитрий Матюшин. Убит Дима был лишь за то, что на вопрос, заданный по-молдавски, он ответил русским языком. И, как будто этого было недостаточно, те же самые подонки из «Народного фронта» 22 мая приняли участие в избиении женщин, пришедших на митинг в знак протеста против этого жестокого убийства.
Буквально через месяц после этого, 23 июня парламент ПМР принимает декларацию о суверенитете, организует серию референдумов, и в соответствии с волеизъявлением народа, высказанным на референдуме в сентябре 1990 г., в Приднестровье была официально провозглашена суверенная республика.
Здесь сразу следует отметить, что в данном случае Приднестровье выступает фактически в качестве эталона легитимного перехода власти, поскольку в случае с этой республикой мы можем ответственно утверждать, что до, собственно, акта военной агрессии со стороны Молдовы, ею были выполнены все формальные требования к государствообразованию.
В случае же с Украиной, ввиду неожиданной скорости развивавшихся событий, мы наблюдаем смешение всех политических процессов в один тугой клубок, разбирать который на составляющие ещё предстоит будущим исследователям.
Однако уже сейчас можно практически без риска удариться в манипуляции провести прямую параллель между двумя очевидными поводами к сопротивлению в Приднестровье и двумя такими же поводами на Украине.
Первая параллель — это, конечно, дискриминационные законы о языке.
31 августа 1989 года Молдавская республика выпускает закон о языке, переводящий молдавский язык с традиционной кириллицы на латиницу. Результатом решения стало обострение протестных настроений по всему левому берегу Днепра и, в конце концов, срочный съезд депутатов всех уровней от сельсоветов до верховного совета Молдавской ССР в селе Парканы, близ взбунтовавшегося города Бендеры 2 июня 1990.
На Украине же одним из первых указов в новой Раде был отменён закон «О государственной языковой политике», позволявший придавать официальный статус русскому и другим негосударственным языкам на территории республики. Причём, позже даже Порошенко назвал подобные действия «ошибкой», а Турчинов в своём интервью стал глупо от него открещиваться, дескать «они там приняли, пока я отошёл».
Вторая же, гораздо более яркая параллель, уже по максимуму использованная бессовестными пропагандистами с обеих сторон — это события 2 мая в Одессе, перекликающиеся, на мой взгляд, с упомянутыми уже событиями Димы Матюшина. Нисколько не желая оскорбить память всех сорока восьми погибших, упомяну имя лишь одного из них. 17-летний Вадим Папура не сгорел в самом Доме Профсоюзов и не задохнулся в нём угарными газами. Он был избит до смерти и растерзан озверевшей толпой уже после того, как сумел выбраться из горящего здания.
Однако, при всей схожести событий, упомянутых выше, прямые параллели проводить всё равно некорректно. Так, между этапом государствообразования ДНР и ЛНР и непосредственно боевыми действиями прошло слишком мало времени, что привело к частичному смешению поводов для сопротивления. То есть, в сознании восставших уже была сформирована некоторая общая картина мира, в которой есть некоторые «они», которые убивают детей и проводят дискриминационную языковую политику. Но позитивной программы восстания, в отличие от Приднестровья, выработано не было. Не очевидно, воюют ли восставшие за некую не описанную никоим образом «Новороссию», за мифический Русский мир, за конкретную назначенную из России бюрократию в ДНР и ЛНР или же исключительно за своих полевых командиров.
Объяснить это можно следующими причинами:
во-первых, этап нестабильности на Украине, по сравнению с временем распада СССР, продолжался недостаточно долго для того, чтобы воспользоваться возникшим правовым вакуумом в полном объёме;
во-вторых, политические силы Юго-Востока и всей Украины, способные к государственному и идеологическому строительству, в период смуты не смогли воспользоваться даже тем временем, что у них имелось.
Виной тому — тотальное предательство, самоустранение или импотенция этих самых политических сил. Всем известен яркий пример Партии Регионов со своим «живым и легитимным президентом» Януковичем и КПУ с пережившим все политические бури Украины аморфным Симоненко, с радостью отказавшимся от всяческой поддержки «сепаратистов», как только на горизонте замаячила реальная перспектива уголовного преследования.
Однако иные политические организации Украины, заявлявшие себя в качестве оппозиционных, также в реальности оказались просто скоплением карьеристов-бюрократов, удачно устроившихся при нынешнем режиме и неспособными существовать ни в каких иных условиях.Это, кстати, и обусловило засилие «варягов» из России, выступивших в качестве «точек кристаллизации» на первом этапе восстания, что впоследствии привело к тому, что характер интернационального восстания против радикальной элиты приобрёл явный оттенок русской оккупации.
Второй этап развития каждого из конфликтов — это время огосударствления. В Приднестровье он проходил с 1990 по 1992 годы. Тогда, уже после политического оформления государственности 2 сентября 90-го, появилась реальная возможность провести процедуру легитимации государственной власти, завершившуюся в ноябре 1990 г. выборами в Верховный Совет республики. В последующий период, совпавший с окончательной ликвидацией советской власти, осуществлялся процесс формирования основ приднестровской государственности, итогом которого в декабре 1991 г. стал референдум о независимости и выборы президента республики.
В этом смысле, выборы, проходившие в ДНР и ЛНР в рамках проходившей АТО и уже после разворачивания военных событий, безусловно, нельзя считать легитимными, и процесс реальной легитимации государственной власти в новообразованных республиках ещё ожидает своего часа.
О реальной легализации процесса государственного и говорить не приходится. В настоящий момент, когда не существует хоть сколь-нибудь точной информации о гражданах, пострадавших и погибших в результате АТО или эмигрировавших в Россию или на территорию западной Украины, а все примерные подсчёты различных международных организаций, имеют лишь прикидочный характер, говорить о проведении реальных выборов не приходится в принципе. К тому же, сам факт проведения выборов во время боевых действий на территории, вызывает большие вопросы как с социологической, так и с общефилософской точки зрения.
Интересная деталь, в том же Приднестровье, даже в разгар конфликта, выборы президента Молдовы были проведены, а допуск на избирательные участки был разрешён несмотря на начало боевых действий. В то же самое время, если послушать невнятного дегенерата Царёва, юродствующего на Дожде, выборы в Верховную Раду Украины должны проходить на Украине, но не в «Новороссии». Какая из сторон поступила правильно — сходу сказать невозможно, однако разница в подходах Приднестровцев, желающих расстаться с максимальным соблюдением всех действовавших на тот момент законов и бюрократов из ДНР, очевидна.
Третий этап — это, непосредственно вхождение противостояния в военную фазу. На Украине этот этап можно датировать с начала «антитеррористической операции» 7 апреля 2014 года, в Молдавии — с начала вооруженного противостояния весной 1992 года.
Военные конфликты «непризнанных» вообще заслуживают отдельного объёмного рассмотрения, однако, дабы избежать излишнего цитирования, а также суждения о вопросах, в которых моя собственная компетентность недостаточна, здесь я упомяну лишь некоторые примечательные факты, своей наглядностью позволяющие продолжить линию рассуждений. Для всех интересующихся полной историей вопроса в конце текста приложена библиография с перечислением различных работ, служивших прямыми источниками для данной публикации.
Сразу следует сказать, что оба конфликта не обошлись без участия России. Михаил Бергман, описывая события в Приднестровьепосле появления там генерала Лебедя, упоминает внезапно «заработавшие на полную мощность» военные комиссариаты Тирасполя, получение поставок оружия и (пикантная деталь) появление российских офицеров-отпускников, участвовавших в конфликте на стороне Приднестровья. И это притом, что, как уже было упомянуто, второй рукой тот же Ельцин от своего имени посылал в Тирасполь в сентябре 1991 года комиссии во главе с Красавченко, члены которых открыто выражали промолдавскую позицию, называли жителей Приднестровья сепаратистами и угрожали им тюремными сроками.
Вообще, вопрос о действиях Лебедя в Приднестровье в те годы — открытый и очень интересный. Так, посланный в конфликтный регион генерал для того, чтобы обеспечить безопасность имущества 14-ой российской армии, в итоге сам принимает участие в формировании полноценных вооружённых сил ПМР и (в отличие от многих других российских генералов в иных непризнанных) не стесняется напрямую участвовать в разрешении конфликта на стороне пророссийских ополченцев. Дальнейшая его попытка построения политической карьеры в оппозиции к Ельцину и последовавшая в результате смерть от несчастного случая (вкупе с более чем странными смертями других прославившихся генералов Трошина и Рохлина) заставляют задуматься о цене подобной самостоятельности. Однако, полноценной непротиворечивой картины политической подоплёки тех событий из имеющихся данных сложить не получается, а нынешние известные мне публикации на эту тематику отдают либо журналистской жаждой сенсаций, либо откровенно конспирологической паранойей.
Что касается военного конфликта на Украине, то, опять же, не вдаваясь в обсуждение слухов с фронта можно определённо сказать следующее. Граждане России, стремительно набравшие политический вес в новом территориальном образовании, не являются социалистами-революционерами, борющимися за освобождение народа от гнета и тирании. Их регулярные поездки в Москву для консультации с Кремлём, связи с силовыми ведомствами России и наглое бахвальство этим фактом без какой либо попытки хоть каким-то образом скрыть его, говорит строго об обратном. Лидеры нынешнего восстания на Украине — всего лишь агенты влияния России на территории украинского государства.
Широко распиаренный отечественными средствами массовой информации господин Стрелков — это не отечественный Фидель, и никогда им не будет. Фидель высадился на Кубу на яхте «Гранма», имея под своим командованием всего 82 бойца и без поддержки иностранного государства. Спустя три дня после высадки от его отряда осталось три человека и две винтовки, через пару дней его брат Рауль прибыл на место назначения с пятью винтовками. Однако своими действиями он сумел поднять общенародное партизанское восстание и осуществить революцию.
Пока же всё, чем могут похвастаться нынешние руководители Новороссии — это лишь фактом российского гражданства и тем, что в российском медиа-поле долгое время не было известно об украинских лидерах восстания. Их усилиями интернациональный социальный протест против новой украинской власти трансформировался во вполне себе национальный конфликт русских и украинцев, которому затем была придана ложная антифашистская риторика.
И недавние выборы, проведённые в условиях военных действий под тщательным наблюдением со стороны России, не поменяли в ситуации ничего.
Четвёртый этап — это, собственно период замораживания конфликта. Приднестровье с его относительно недавно завершившимся политическим противостоянием двух кланов, находится на этом этапе и по сей день, а Юго-Востоку Украины предстоит войти в него лишь после того, как будет окончательно ликвидирована угроза уничтожения государством Украина назревающих территориальных образований.
А вот какие именно действия на этом этапе (если, конечно, он вообще состоится) следуют из подражания примеру Приднестровья– это вопрос для дальнейших рассуждений.
Пока же в качестве промежуточного итога констатируем, что мы, проведя простейшие параллели, попытались построить аналогии между различными политическими событиями, происходившими в «непризнанных» и на территории нынешнего Юго-Востока Украины. Установив схожесть событий, мы разбили их на определённые исторические этапы и выяснили, что на Украине в условиях предательства практически всех политических субъектов и катастрофической нехватки времени для институционального строительства, поэтапного создания государственных образований не случилось.
В результате сложилась ситуация, лишь отчасти схожая с приднестровской: влияние России слишком велико для того, чтобы проводить самостоятельную политику на подконтрольной территории, однако сама Россия стратегии своих действий на этой территории не имеет. Мы же наблюдаем как в результате «выборов» к власти приходят несамостоятельные персонажи, назначенные из Кремля для действия по указке, но указаний никаких не следует.
4. Что делать? К чему приведёт полноценная реализация «Приднестровского сценария»
А недавно еще говорилось, что украинская республика и украинская нация — выдумка немцев. Между тем ясно, что украинская нация существует, и развитие её культуры составляет обязанность коммунистов. Нельзя итти против истории. Ясно, что если в городах Украины до сих пор еще преобладают русские элементы, то с течением времени эти города будут неизбежно украинизированы. Лет сорок тому назад Рига представляла собой немецкий город, но так как города растут за счёт деревень, а деревня является хранительницей национальности, то теперь Рига — чисто латышский город. Лет пятьдесят тому назад все города Венгрии имели немецкий характер, теперь они мадьяризированы. То же самое будет с Белоруссией, в городах которой всё еще преобладают небелоруссы.
И.В.Сталин, Доклад об очередных задачах партии в национальном вопросе на X съезде РКП(б).
Опираясь исключительно на аналогии с уже свершившимися событиями в иных «непризнанных», и в первую очередь, в Приднестровской Молдавской Республике, лично я предполагаю список действий, которые действующим на Юго-Востоке политическим субъектам следовало бы сделать, не дожидаясь конкретных указаний на этот счёт.
Здесь во избежание недопонимания следует сделать пояснение. Это не лично я (кто я такой?) предлагаю совершать указанные действия. Это с моей точки зрения именно так будут развиваться события, если верны мои предположения о «Приднестровском сценарии», и если я верно трактую историческую логику событий в иных «непризнанных».
Итак, вот список тех действий, которые диктует сама логика истории развития конфликтов в «непризнанных».
Во-первых, образованиям на территории Юго-Востока Украины следует оформить наконец свои окончательные территориальные претензии по отношению к государству Украина.
Следует понять, области ли это, которые были в составе Российской империи до революции, и носившие название Новороссия, или же это два небольших региона Украины с собственной властью в каждом из них?
Из сделанных выводов последует военная стратегия: будут ли имеющиеся образования закрепляться на имеющихся территориях, или же готовить наступление в ожидании поддержки восстания против постепенно национализирующихся властей Украины в иных областях.
Станет понятно, имеет ли смысл нынешнее распределение государственных постов, или следует разрабатывать абсолютно иную систему управления всей грядущей Новороссией, в том числе и с назначением глав «временно занятых территорий» по аналогии с имеющимися структурами, например, в Северной и Южной Кореях.
В случае выбора сценария с Новороссией, у нового образования теоретически появится шанс стать самостоятельным государством, однако для этого должно сойтись сразу несколько и без того маловероятных факторов. Руководство Украины должно совершить сразу несколько крупных политических ошибок, экономику Украины должен настигнуть так ожидаемый отечественными пропагандистами и так старательно оттягиваемый российскими властями кризис, а сопротивление должны поддержать местные жители.
В ином же случае, кажущимся лично мне наиболее вероятным, новообразованные ДНР и ЛНР неизбежно повиснут на и без того испытывающей трудности России экономическим грузом. Тогда они полностью будут зависеть от политической воли нынешней российской элиты, в основном не страдающей галлюцинациями по поводу «Руского мира» и, с ростом экономического ущерба, всё более склоняющейся к сценарию «слива».
Во-вторых, руководству будущего образования следует сформировать собственную историографию.
Так, формирование приднестровья происходило в тесной связи с формированием приднестровской идентичности, которая не зависит от национальности, но привязана к определённой территории. На сегодняшний день мы можем смело утверждать, что на левом берегу Днестра сформирован «народ Приднестровья», на бытовом и историографическом случае понимающий свое отличие как от молдован и румын, так и от русских.
В данном случае, формирование луганской и донецкой идентичности принципиально невозможно, поскольку не очень понятно, чем эта идентичность радикально отличается от, например, центральноукраинской. Что ставит в тупик все дальнейшие попытки разработать какую-либо государственную идеологию кроме великорусского шовинизма.
Пока что, вялые попытки обозначить уникальную донецкую идентичность через апелляцию к великому шахтерскому прошлому и настоящему региона, проводились разве что отдельными публицистами типа Шевченко и Лимонова, но любая серьёзная попытка подобного, естественно, обречена на неудачу. Кроме того, сами по себе республики, легитимирующие себя через украинские региональные термины и украинское территориальное ограничение, идеологически оказываются в очень уязвимой позиции.
В случае попытки формирования «новороссийской» идентичности, мы ещё можем говорить о существовании какой-либо истории региона, независимого от Украины исторически. Плюс, мы знаем, что Приднестровье протягивает руку дружбы взбунтовавшимся регионам на Украине и тут возможна смычка интернациональной постсоветской идентичности на новом географическом пространстве. Так, например, приднестровский историк Николай Бабилунга 10 октября 2014 года опубликовал работу «Приднестровье как часть Новороссии»
В-третьих, это, конечно, обретение независимой внешней политики.
Пока мы видим, что ДНР и ЛНР не способны говорить за себя и все реальные политические решения (как, например, решение о перемирии) принимает за них Россия. Это, на самом деле, скорее плохо, чем хорошо. Ознакомившись с примерами иных «непризнанных», мы понимаем, что Россия непостоянна в отношении своих партнёров и на протяжении двух десятилетий ею не выработано четкой стратегии внешней политики. Оттого опираться на неё бессмысленно, ибо для того, кто не знает, к какой гавани он направляется, ни один ветер не будет попутным.
Мы можем сколько угодно говорить о том, что Новороссия практически невозможна, а огрызки территорий в виде ДНР и ЛНР существуют уже сейчас, однако на практике очень может статься, что единственный реалистичный путь к выживанию политического субъекта на Юго-Востоке — это требование невозможного.
Вопрос приобретения хоть сколь-нибудь самостоятельной внешней политики — это, естественно, вопрос не одного дня. Кроме того, полной независимости от политических действий России, как мы понимаем, не имеет даже якобы враждебная Украина. Однако обретение пространства для собственного маневра для Юго-Востока — это дело не только политической воли, но и гарантии выживания.
В четвёртых — запрет на политизацию этнического фактора. Здесь позиция очевидна. Любое педалирование национальной принадлежности грозит обернуть всю ситуацию в борьбу национализмов, внеся раскол в сам принцип интернационального самоопределения восставших.
В пятых — национализация средств производства и определение способа управления на заданной территории. Это, кстати, самая сложная, практически невозможная на сегодняшний день задача. Однако сама гротескная ситуация борьбы различных олигархов по разные стороны баррикад и свидетельства о спонсировании различными финансовыми группами воюющих на стороне АТО и ополчения подталкивает именно к этому.
На Украине сегодня практически нечего делить, это нищая и многократно разграбленная страна. Вопрос уже давно не в том, останется ли она с Россией или направится в Европу. Европе, правым своим крылом устремлённой к Вестфальской системе, распаду Евросоюза и возврату к национальным государствам, а левым крылом подмахивающей гомосексуальным бракам и вопросам о гендере; проблемная и расколотая надвое страна на востоке с чёрной дырой в бюджете, не нужна совершенно. Да и геополитической России, со стагнирующим бюджетом и комплексом внутренних проблем, Украина нужна разве что в качестве партнёра «на перспективу», в условиях, когда не очень понятно, существуют ли эти перспективы в принципе.
Мы находимся в европейском кризисе демократии и в общеевропейском кризисе всей философии в целом, поэтому вопрос об управлении государством стоит особенно остро — общих рецептов практически не осталось.
Либеральная демократия капиталистического типа не гарантирует успеха, хотя 20 лет назад подобное казалось очевидным.
Кропоткин упрекал лидеров французской коммуны в том, что они, несмотря на массу возможностей, пошли по протоптанному пути представительского парламентаризма, что и предрешило последующий результат. Возможно, если лидеры ДНР и ЛНР окажутся не просто хорошими военными лидерами, но к тому же проявят оригинальность в деле государствообразования и смогут решить стоящие перед ними задачи, мы в ближайшее время будем иметь на своих границах ещё одного непризнанного, но между тем, реально существующего соседа.
А вот хорошо это или плохо — предмет для отдельных дискуссий.
Библиография
1. Бабилунга Н.В., Бомешко Б.Г., Шорников П.М. Государственность Приднестровья: история и современность
2. Бомешко Б.Г. Создание, становление и защита приднестровской государственности
3. Мяло К.Г. После СССР: Российская Федерация и непризнанные государства
4. Мяло К.Г. Россия и последние годы XX века
5. Бабилунга Н.В. Приднестровская Молдавская Республика: признанная историография непризнанного государства
Оценили 7 человек
-5 кармы