Пять лет до голодного года

Министр сельского хозяйства России Александр Ткачев на Петербургском международном экономическом форуме сказал, что через пять-семь лет Россия должна выйти на полное самообеспечение продуктами питания. Что это такое, говорится в постановлении правительства РФ от 14 июля 2012 года, также известном как Продовольственная программа 2013–2020. В ней, в частности, заявлено, что к моменту завершения действия программы страна должна самостоятельно обеспечивать себя зерном (на 99,7%), растительным маслом (на 87,7%), картофелем (98,7%), мясом и мясопродуктами (88,3%), а также молоком и всеми видами «молочки» (90,2%).

Посмотрим, далеко ли нам до этих плановых показателей и хватит ли нам пяти лет, чтобы их нагнать.

На кого равняться?

Для начала необходимо определиться в терминах и масштабах. Действительно ли нам так нужно стремиться непременно к полной автономности? В Японии, к примеру, уровень самообеспечения продовольствием падает уже более полувека — с 93% в 1960-м до 55% на настоящий момент, но Токио не считает это проблемой. Или ту же Италию взять. Там достаточным считается нынешний уровень в 78%. Зачем нам иметь больше?

Затем, что на то есть как минимум две веские причины. Первая заключается в необходимости иметь хотя бы минимальные запасы продовольствия, позволяющие дожить до следующего урожая, а вторая — в значительной зависимости этого самого урожая от погодных условий. По оценкам Международной организации по сельскому хозяйству и продовольствию при ООН, любое государство должно всегда иметь переходящий запас зерновых, способный обеспечить внутреннее потребление не менее чем на 60 дней. А лучше еще больше, поскольку этого хватит только до следующего урожая, а там уж — как повезет. В США, например, в 2001 году урожай зерновых выдался низким. Планировали 1895 млн тонн, а собрали 1841. На первый взгляд, мелочь: всего-то недобрали какие-то 2,8% от плана. Но вкупе с неурожаем предыдущего года получилось так, что уже к весне американские запасы зерна сократились настолько, что могли покрыть лишь 22% годового потребления. То есть судьба 300 млн жителей страны зависела от того, какая в 2002-м будет погода.

Так что стремление как можно меньше зависеть от непредвиденных обстоятельств — будь то неурожай или война санкций — является более чем обоснованным. И ориентироваться в этом вопросе на показатели других стран как минимум глупо.

Российский агрокультурный потенциал несравнимо огромен и уж точно превосходит возможности той же Японии. При довольно небольшой разнице в численности населения (нас больше на 13%) по размеру территорий Россия опережает Японию в 45 раз. Соответственно, и общая площадь земель, пригодных для сельскохозяйственного использования, в Стране восходящего солнца весьма скромна. Потому японцы вынуждены делать ставку на импорт, хотят они того или нет. Что до Италии, нельзя забывать, что все страны — члены ЕС имеют доступ к большому европейскому «общаку», то есть дефицит производства какого-либо продукта в одном государстве с лихвой покрывается за счет избытков этого продукта в других.

Если и смотреть в чью-то сторону, чтобы понять, достаточно ли мы самообеспечены, так это в сторону США: у них уровень продовольственной безопасности выше 100%. И России отставать по столь важному показателю непростительно.

Разница между планом и фактом

Согласно докладу Российской академии народного хозяйства, по итогам 2014 года мы имеем: самообеспечение зерном — более 100% (в 2012-м — 134,8%), растительным маслом — 132%, сахаром — 87,8%. По животноводству картина заметно хуже: молоко и молокопродукты — 75,5%, мясо — 82,3%. Но в принципе к целевым показателям мы довольно близки.

Однако если посмотреть на детали, то картина оказывается несколько сложнее. Взять, например, молочную промышленность. Если в целом средняя доля импорта тут менее 30%, то в частностях — например, по сливочному маслу, сырам и сухому молоку — импорт составляет уже 35, 50 и 60% соответственно. То же самое по мясу: здесь показатели разнятся в зависимости от сорта. К слову, наибольший дефицит наблюдается не в говядине (здесь доля импорта 21,1%), а в свинине — 30%.

А вот с мясом птицы дела обстоят очень даже неплохо — импорт здесь снизился до 13%. В какой-то степени этому способствовал тот факт, что птица наращивает массу значительно быстрее, чем домашний скот. Но не менее важной оказалась подготовленность отрасли к увеличению поголовья. Дело в том, что на протяжении последних 5–6 лет птицефермы держали меньше птицы, чем могли, из-за ограниченности спроса. Однако сейчас благодаря санкциям на рынке освободилась ранее занятая ниша, и производство смогло просто нарастить численность поголовья без необходимости строить новые предприятия.

Санкции подсобили?

Санкции действительно оказывают благоприятное воздействие на российское сельское хозяйство. Всего за один год доля насыщенности розничной торговли отечественными продуктами поднялась с 68 до 80%. Объем производства российских сыров увеличился на треть, в полтора раза возросло производство консервированных овощей, минимум на четверть выросло производство мяса птицы.

Однако следует признать, что санкции и колебания курса рубля привели к заметным перекосам в отдельных отраслях сельского хозяйства. Например, мы уже который год подряд получаем отличные урожаи зерновых и бобовых, на 30–40% превышающие потребность страны в муке и хлебобулочных изделиях. Отрасль рапортует о своей готовности наращивать зерновой экспорт, который был бы особенно выгоден на фоне сокращения урожаев в США, вызванного засухой. Но правительство РФ экспортеров не только не поддерживает, но и вводит фактически запретительные экспортные пошлины на зерно, что вызывает обильную критику и упреки в неэффективном использовании собственных ресурсов.

Логика у критиков довольно проста: внутреннее производство зерновых ведется «в рублях», потому и себестоимость урожая выходит тоже «рублевая». По мере того, как рубль дешевеет к доллару, экспорт зерна за валюту становится все более и более выгодным как производителю — поскольку растет рублевая выручка, так и государству — потому что увеличивается сумма собираемых налогов. Но в этих рассуждениях не учитывается один очень важный факт: зерно требуется отнюдь не только для выпечки хлеба. Оно же является кормом для домашнего скота. На производство одного килограмма говядины уходит примерно 7 кг зерна, свинины — 3,5 кг, мяса птицы — 1,5 кг. То есть без зерна невозможно производить товарное мясо в необходимых количествах. А закупать зерно за границей, при этом продавая свое, — не то что странно, а просто дорого. В этом случае себестоимость российского мяса окажется выше, чем испанского, аргентинского или чилийского. Хотя бы потому, что климатические условия там не требуют расходов на теплые зимники, а значит, и издержки у них значительно меньше.

Поэтому правительству и приходится идти на заградительные меры и придерживать вроде как выгодный экспорт зерна. Иначе в один прекрасный день стране придется перейти на 100-процентный импорт говядины. По данным Минсельхоза, зерновые «излишки», которые аграрии так хотят продать за рубеж, составляют 27,9–30 млн тонн в год. Тем временем, только чтобы достичь целевого уровня самообеспечения мясом, отрасли необходимо примерно 20 млн тонн зерна. Вот и дилемма: что для страны важнее — получить живые деньги на экспорте зерна или увеличить объем внутреннего производства говядины? Пока что выбор правительства за вторым вариантом.

Правда, справиться с дефицитом говядины все равно будет нелегко. По крайней мере, не так легко, как с дефицитом мяса птицы. Птица растет быстро, потому и гибкость техпроцесса высокая. Но животноводческие комплексы такой свободы не допускают, да и стоят много дороже, чем птицефермы. Потому строят их под гораздо меньшие размеры поголовья. Стало быть, чтобы начать наращивать производство мяса, сначала надо серьезно вложиться, условно говоря, в новые коровники. Так что ожидать заметных успехов в импортозамещении по говядине раньше следующего года не стоит.

Три беды российского импортозамещения

Главным тормозом продовольственного импортозамещения по-прежнему остается неподъемное удорожание кредитных ресурсов. Политика Центробанка относительно учетной ставки не только мешает по максимуму использовать вроде как удачную для отечественного производителя ситуацию, но и оборачивается ростом себестоимости самого мяса. Так что в целом, конечно, самообеспечение по мясу достигнуто будет, но при этом и цена килограмма говядины вырастет.

Помимо недорогих кредитов для обеспечения нашей продовольственной безопасности сельскому хозяйству не хватает двух вещей. Во-первых, гарантий того, что из политических или каких-либо иных конъюнктурных соображений правительство страны не сменит курс на обратный и не откроет рынок экспортному продовольствию. Во-вторых, что особенно важно, субсидий. Несмотря на то что большинство стран мира входят в ВТО и вроде как соблюдают его жесткие требования, в той же Европе уровень субсидирования продовольственных производств достигает 30–36%. По ряду видов продукции — до 45%. Чтобы успешно конкурировать с таким «честным и свободным рынком», российским производителям необходимы либо запретительные меры на протяжении минимум 5–6 лет, либо расширение его субсидирования до уровня, сравнимого с конкурентами.

Следующая проблема для организации самообеспечения (она же наше величайшее преимущество) — это территория. Европа невелика, и доля транспортных издержек в структуре себестоимости продовольствия там гораздо ниже. А в России один только Краснодарский край равен площади всей Чехии. Чтобы доставить краснодарские помидоры, скажем, в Москву, их надо перевезти без малого на 1,5 тысячи километров. А про то, сколько часовых поясов пересекает адыгейский сыр по дороге на Сахалин, вообще можно песни складывать.

Наконец, население распределено по территории России очень неравномерно. Там, где спрос на продовольствие выше всего, — наименьшее количество сельскохозяйственных угодий, и наоборот: там, где земли в достатке, мало дорог и мало населения. И какими-либо рыночными механизмами эта проблема не решается. В стране назрела необходимость как можно быстрее разработать, ввести и реализовать элементы планового хозяйства.

Подводя итоги

В целом состояние сельского хозяйства в России вполне позволяет даже в условиях санкционной войны выйти на целевые показатели Продовольственной программы за 4–5 лет. Но для этого потребуется перейти от линейного мышления к системному. Достижение высоких плановых показателей не должно становиться единственной целью мероприятий по импортозамещению. Достичь-то мы их в любом случае сможем, но другой вопрос — сможем ли мы это сделать вовремя? С учетом изложенных выше обстоятельств на это потребуется лет 7–10. Если же мы хотим выйти на самообеспечение раньше, надо не только развивать отрасль, но и целенаправленно избавляться от всего, что мешает ей максимально эффективно пользоваться нашими преимуществами. А это в первую очередь дороговизна финансирования и отсутствие налаженной системы сбыта.

До тех пор пока стоимость кредитов превышает рентабельность подавляющей части производств и пока на рынке будут доминировать крупные торговые сети, для которых основной заработок — это всевозможные бонусы: за «вход на рынок», за хорошую полку, за увеличение ассортимента и прочее, все усилия Продовольственной программы будут уходить, словно вода в песок. 

Специально для РУССКАЯ ПЛАНЕТА