Ленинградец. 1941-45 г.

3 4113

 "Меня призвали 5 ноября 1941 года Володарским райвоенкоматом в Ленинграде во время блокады. Брата Степана, как только он окончил Герценовский педагогический институт, уже призвали в армию, присвоили звание младшего лейтенанта, дали взвод. Погиб он в Восточной Пруссии под Кёнигсбергом в феврале 1945 года. К тому времени он командовал штурмовым батальоном, был капитаном.
       Через две недели после того, как мне исполнилось 18 лет, получил повестку. Уговаривал призваться и своего двоюродного брата Дмитрия. Говорю, давай, Дима, пойдем вместе, а ему дали бронь (он был электриком на железной дороге, считался квалифицированным рабочим), он отказался.
       Ну а через месяц, когда совсем туго стало в Ленинграде, призвали и его, отправили в лыжный батальон на финский участок блокады. Там он и пропал без вести в январе 1942 года. Зимой 41-42 гг. много погибших осталось непогребенными на поле боя, а родственникам писали, что пропал без вести.


Николай Захаров. 1940 год, за год до войны.

Zakharov-1940.jpg

        Из нас готовили радистов, электромехаников и телефонистов. Во время блокады не хватало солдат. Прошли ускоренные курсы, и на фронт. Больше всего страдали от голодного поноса. Не держалась еда. Не успевали добежать до туалета.
       Старшина ругался: на вас кальсонов не напасешься. А что было делать? Ничего не поделаешь. Некоторые из-за голода ловили кошек и ели. Умирали. Ляжет боец после отбоя, а утром не встает. Так умер солдат, который спал надо мной в двухъярусной кровати. Утром не проснулся.
       После завершения подготовки нас направили в части, которые формировались для прорыва блокады на Невской Дубровке. Сначала нас привезли в лес, распределили по частям и отправили на форсирование Невы.
       Радиостанцию за плечи, автомат в руки - и на тот берег. Я как радист в лодке, кто на плоту, кто зацепился за бревно - на бревне, использовали все подручные средства. Трудно было вскарабкаться на берег. Немцы поливали его водой, превратив склоны в каток. Забирались по лестницам.

Xzg0sPDmOck.jpg

        Наш фронт свою задачу выполнил, а Волховский фронт не дошел до нас несколько километров. Немцы усилили оборону, попытались оттеснить нас, мы навалились и снова вышли на оставленные рубежи. Потери были огромны, но прорвать блокаду не удалось.
        Там мы находились около месяца, окопались, держали оборону. Потом нас перебросили неподалеку под Красный Бор. Там нас разбили, потери были больше, чем на Невском пятачке. Из-за этого мы прозвали Красный Бор "Кровавым Бором".
        Когда нас вывели на переформирование, попал в госпиталь. Не мог раскрыть глаза из-за гноя. Халязное воспаление нижних век. Дважды делали операцию. После выздоровления был направлен на Ораниенбаумский плацдарм.
        Сначала переправили в Кронштадт, оттуда на лодках в Лисий Нос, далее в Ораниенбаум. На Ораниенбаумском пятачке я провоевал до января 44-го, когда под командованием генерала Федюнинского мы пошли в решающее наступление по полному снятию блокады Ленинграда.
        Там мне дали ефрейтора, уже после войны присвоили звание сержанта, сержантом пошел в военное училище. Никакой дополнительной военной подготовки перед присвоением нового звания не было. Давали звание за боевые заслуги, за успешные боевые действия.

vVibOcQWbdo.jpg

           На Невской Дубровке всё было подготовлено, стянуты резервы, были укомплектованы войска, артиллерия, но в условиях блокады пополнения не было: в строй могли возвращаться лишь раненые и больные после лечения. Первое пополнение появилось после прорыва блокады. Пришли сибиряки, уральцы. Здоровые, сильные ребята, друг за друга горой. Вместе с ними дошли до Нарвы, пошли на Таллинн, победу встретили в Пярну.
        Командиром нашего отделения был сибиряк Александр Бубенчиков, обращались к нему не только как к командиру (товарищ сержант), но как к другу (Саша). В мирной жизни уже не было таких доверительных и надежных отношений.
        В войне нет ничего хорошего. На фронте видишь врага, который пришел тебя убить. Если ты не убил его, он убьет тебя. Если убил, убегай в другое место, иначе по этому месту начинают работать пулеметы, бить артиллерия, минометы. Их нужно было бить и гнать с родной земли.
        Ненависть к ним была величайшая. Когда пошли в наступление, с их злодеяниями сталкивались на каждом шагу. Их жестокость не укладывалась в сознании. Зачем? Почему? Сожженные деревни, разрушенные города, убитые мирные жители, дети. А сколько страшных историй рассказывали уцелевшие очевидцы!

tq4KkwCHO1M.jpg

       Впрочем, редко приходилось видеть врага лицом к лицу, всё больше на расстоянии. Когда рассматривали их вблизи, они производили странное впечатление: вроде бы нормальные люди, ведут себя обычно, но встретишь его с оружием - не поздоровится.
      Как-то во время наступления командир послал посмотреть, чист ли путь, по которому мы шли в наступление. Скрытно вышел на опушку леса, а там большой сарай, смотрю из этого сарая вышел один немец, второй, третий... Близко-близко. Сколько их там еще? Вернулся, доложил. Что было дальше, не знаю: боя не было. Или ушли до нашего прихода, или сдались в плен.
       Без оружия немцы производили жалкое впечатление. Помню первых пленных немцев, взятых на Невском пятачке. Человек десять привели в наш блиндаж: на голову натянуты капюшоны, на сапоги надеты плетеные чуни, ходят - как будто переступают в кошелях, укутались поверх шинелей от мороза кто во что горазд, на некоторых были повязаны даже женские платки.
       Здесь же рядом наши раненые солдаты, стоны, кровь, и негромкий опрос переводчиками пленных: кто, откуда, сколько солдат в траншеях, какое вооружение, как настроение. После того как они отогрелись, их увели на правый берег.

Slr3n6e-q6U.jpg

       На фронте быстро ко всему привыкаешь, перестаешь обращать внимание на выстрелы, на разрывы снарядов. Хуже всего, когда солдат перестает чувствовать опасность.
       Сколько было нелепых смертей по неосторожности! Учишь солдата, как тянуть телефонный провод или перебегать под снайперским или минометным огнем, а ему всё нипочем: авось повезет, авось пробегу. Сколько погибло таких живых мишеней!
       Или танкисты нашли немецкий резервуар со спиртом, пробили его, въехав танком в резервуар, и утонули, захлебнулись спиртом. Не берегли ни себя, ни других, ни свое, ни чужое. Зачем, чтобы выпить, превращать резервуар в груду металлолома, уничтожать спирт, выливать его на землю?
       Воевали своим оружием. Конечно, иногда солдат приберегал понравившийся пистолет или кинжал, но до поры до времени. Обнаружат вальтер или кортик с нацистской символикой, нужно сдать.
      Немецкие автоматы считались хуже наших ППШ. Даже в тяжелые блокадные годы мы не пользовались трофейным обмундированием. Немецкие сапоги, короткие и холодные, не были рассчитаны наши морозы и грязь. Сами немцы, как могли, утепляли их: плели из лыка и прутьев чуни, делали какие-то подобия кошелей.

R5cZPtFFIvQ.jpg

         Признаюсь, никогда не присматривался, кто какой национальности. На фронте это не имело значения, особенно в личных отношениях. Все были солдаты, доминировал советский патриотизм и интернационализм. Ни разу не сталкивался с национальными противоречиями и конфликтами.
      Впрочем, в наших частях почти не было других национальностей, кроме русских. И вепсы, и коми, и уральцы, и ленинградцы, и сибиряки - все мы были русскими.
      Не в обиду скажу о других: невоинственные народы. Солдаты шутили: на поле боя голову спрячет, а зад выставит. В наших частях их было мало, но к их чести скажу, что они тянулись за всеми, не подводили в бою.
      Всё время не проходило чувство голода. А вот в 43 году нам на фронте прибавили хлеба, появились продукты, вкус которых забыли: и колбаса, и американская тушенка. Американцам нужно сказать большое спасибо за это, своими поставками они оказали нам большую помощь в борьбе с фашизмом.
      Во время блокады водки не давали. После прорыва выдавали по сто грамм, но не часто: в основном перед боем, но не перед атакой, давали и в праздничные дни.
      Сейчас в фильмах, если солдат, то думает об одном: где выпить? На фронте хотелось есть. Я не курил, но каждому солдату выдавали табак. Я пачку получу, обменяю на хлеб. Это спасало меня, избавляло на время от чувства голода.

HITLER/JAEGER FILE

       В блокадном Ленинграде были случаи каннибализма. Как только обнаружились эти факты, сразу пошли слухи, все знали, дошли эти слухи и до нас. Но что-то не слышал, чтобы такое было на фронте.
       Конечно, на войне, как и в жизни, могло быть всякое, но в боевых частях это невозможно. Солдат всегда на виду, на людях. Он стоит на довольствии, повара ему варят, доставляют еду.
      В расположении боевой части просто так костер не разведешь, мясо не сваришь. Сразу пойдут вопросы: что? откуда? почему демаскируешь позиции? Так и в трибунал недолго попасть, а за людоедство расстреляли бы на месте без суда и следствия. Впрочем, сейчас можно точно узнать, бывало такое или не было. Когда выявляли подобные случаи, о них сообщали в секретных донесениях в политуправления.
      Донесения в политуправления блокадного Ленинграда опубликованы. Случаи людоедства там подробно описаны. Подобные факты сразу докладывались руководству. Нужно посмотреть донесения политуправлений по Ленинградскому фронту. На мой взгляд, на фронте подобное было просто невозможно. Не тот был боевой и моральный дух, чтобы такое могло бы быть.

XxhYJ_q18HQ.jpg

         В личном сознании Россия была неотделима от СССР, она была исторически преемственна по отношению к новому государству, но что-то не припомню, чтобы это имя звучало в то время, чтобы кто-то выделял его особо.
        А слово Родина объединяло и Россию, и Советский Союз. Так же, как для кого-то, Советский Союз и Украину, Казахстан, Грузию, Дагестан.
       Морячки кричали: "Полундра!" Политруки поднимали в атаку: "За Родину! За Сталина! Вперед!" Кто-то кричал: "За Зою", за других героев. Кто-то отводил страх от души, ругаясь или вопя матом.
       Но это несколько слов в начале атаки, когда человек поднимается и идет. А далее возникал протяжный крик, в котором каждый одолевал свой страх и который должен был навести ужас на врага. По тому, как звучал этот гул, можно было судить, как развивается и чем закончится наступление - победой или поражением.
       На фронт ушли все мои родные и двоюродные братья. Из трех братьев вернулись все, но брат Иван был в плену. Погиб зять Борис Нахтман, муж сестры.
        Он был немцем, до революции его отец был управляющим имением помещика в наших краях. Никуда не убежали, так и жили под Лугой. Началась война, зятя призвали. Пропал без вести.
      Погибли двоюродные братья Степан и Дима Ивановы. Немцы сожгли деревню Чеклё Лужского района, откуда я родом. Она исчезла с лица земли. Никто не вернулся и не отстроил ее после войны.
      В январе или феврале 1942 года "пропал без вести" в болотах под Синявинскими высотами, а иначе говоря, погиб санитар Никита Мудрецов, отец моей будущей жены.
        Всю блокаду Ленинграда и после до самой Победы воевала в зенитных частях моя невеста Анастасия Мудрецова. Погибли сотни товарищей, с кем я за четыре года подружился на фронте. Тяжело вспоминать войну!

mFu3zHg3gMI.jpg

          Брат Иван был в финском плену. Выжил, потому что хорошо плел корзины. Финны заготовляли ему прут, он плел, корзины продавали. Тем и кормился. После капитуляции Финляндии в 1944 году его в числе оставшихся в живых пленных вернули в Советский Союз. После проверки его снова отправили на фронт.
        Многие девушки, как и юноши, рвались на фронт. Говорят, война - неженское дело. Стала и женским, и семейным. Большинство шли на фронт добровольно. Шли воевать, а не устраивать личную судьбу.
       Но война - та же жизнь: радовались, влюблялись, гибли, страдали от подлости и своих ошибок. На войне было всякое, но в целом нравы были намного строже, чем сейчас, чище, совсем не то, что показывают в современных фильмах.
      Я познакомился со своей будущей женой весной 42 года в госпитале, она лежала после ранения, которое получила во время бомбежки их зенитной батареи. Пять лет переписывались, встречались, я ухаживал за ней, прежде чем она приняла мое предложение выйти замуж, оставила Ленинград и отправилась за мной по дальним аэродромам Заполярья.
      Не все командиры заводили любовниц. И не хватило бы на всех. Немало было случаев, когда жены присоединялись к мужьям и воевали вместе. Конечно, такую возможность имел средний и старший комсостав. На Ораниенбаумском пятачке я встретился со старшим братом Петром, он тогда командовал артиллерийским дивизионом.

SI9Q1Tl7PkI.jpg

         Жена брата Тоня с двумя маленькими детьми была в оккупации в Калининской области. Ей было тяжело в оккупации: не было работы, приходилось скрываться не только из-за того, что она была женой офицера Красной Армии, она была похожа на еврейку. Немцы, как увидят ее, начинали кричать: "Юде, юде".
      Несколько раз ее арестовывали немецкие жандармы и местные полицейские. Она предъявляла документы, что не еврейка. Несколько раз ее отпускали к детям. Сколько раз еще бы везло?
     После прорыва блокады на Ораниенбаумском пятачке он разыскал жену, взял ее в штаб, детей оставили у тех, кто их приютил в оккупации, и она воевала с ним до самой Победы: и бомбили их, и обстреливали в артиллерийских дуэлях, и как-то вместе заехали на машине в расположение немецких войск и удачно выбрались из-под их обстрела. Закончил он войну командиром артиллерийского полка в Германии, полк вошел в состав оккупационных войск, жена привезла детей.
      Конечно, женщина на фронте была объектом повышенного внимания мужчин, но от нее зависело, как она поставит себя с мужчинами, какую женскую судьбу выберет для себя.
     И в мужчинах война выворачивала нутро, показывала, кто он на самом деле. Не знаю лучше проверки человека, чем испытание фронтом, передовой.

Встреча с братом Петей (капитан) на Ораниенбаумском плацдарме летом 1943 года

Oranienbaum-Bridgehead-1943.jpg

        9 мая 45 года я был в Пярну, в Эстонии. У меня всегда были хорошие и даже дружеские отношения с местным населением: и радовались, и праздновали вместе. Не верилось, что остались живы. Строили планы на будущее, куда поедем после демобилизации. Друзья звали в Одессу.
       Осталась смешная фотокарточка. Мы сняли гимнастерки, остались в нижнем белье, не очень свежем, закатали рукава. Мишка Назаров кепку надел, я - шляпу. Как будто на гражданке. А какая она, гражданка? Забыли.
       Только и осталось в памяти: можно без опаски выпить и закурить. Папиросу в зубы (я не курил), на столе бутылка водки фотографа из местных. Этикеткой она повернута зрителю, чтоб видели, что не самогонку - водку пьем.
       Налили, подняли рюмки, показываем, что чокаемся. Ура, гуляем! Победа! Единственный, кто пьян среди нас, хозяйский сын, с которым мы подружились. На обороте этой фотографии я глубокомысленно написал: "Жизнь".
       Такой она казалась после трех с половиной лет окопов и блиндажей. Сфотографировались, бутылку оставили фотографу, а сами трезвые пошли в часть. Еще неделя не прошла после Победы, а в частях уже строго наказывали за распитие спиртных напитков. На этом закончился наш пир победителей. На фото он увековечен, на деле ничего не было.

Пир победителей. Пярну, 17 мая 1945 г.

Victory-Pernau-1945.jpg

        В 1946 году вместо демобилизации меня вызвал замполит роты Борисенко и сказал, что считает, что я должен стать офицером, что он направляет меня в военное училище. Предложение было неожиданным, я принял его как приказ.
       Да и какой был выбор. Уже пошел слух, что некому служить по призыву, что будем служить по семь-восемь лет за тех, кого убила война. Что служить, что учиться!
       Дослужился до капитана, отослали документы на майорское звание, но в 1960 году грянуло хрущевское сокращение армии. На этом закончилась моя военная карьера, так что свою демобилизацию я дождался пятнадцать лет спустя после Победы.

SfMnj9naVrc.jpg

          Командир может выиграть или проиграть сражение, победить на поле боя может только солдат, победить в войне - народ. Эту волю к победе нужно организовать. Остановить врага, эвакуировать заводы, начать выпуск новой техники, оружия и самолетов, работать без отдыха и выходных на заводах.
       За многие века непрерывных войн в России выработался особый характер воина: он готов стоять на смерть в бою; если его побили, не успокоится, пока не возьмет верх; милосерден к поверженному врагу.
       Для меня героическим воплощением этого типа был летчик Алексей Маресьев: его сбили в бою, две недели в мороз полз к своим, ампутировали обе ноги, а он снова выпросился в часть летать и воевать, инвалидом сбил еще семь немецких самолетов. Умирать страшно, но в народе была решимость победить: с началом войны у многих - потом у всех."

Интервью с участником Великой Отечественной войны Н.Ф.Захаровым, взятое Лашой Отхмезури (Lasha Otkhmezuri). Впервые интервью было опубликовано на французском языке: Zakharov N. F. Staline, notre gloire, notre infamie // Lopez J., Otkhmezuri L. Grandeur et misere de l'Armee rouge. Temoignages inedits 1941-1945. Paris.

vVvUgNUI2RI.jpg

Источник

Пётр Толстой: нам плевать на Макрона. Убьём…

Французы в шоке, таким жёстким журналисты его ещё не видели. Впрочем, им не привыкать, в том числе и к реакции своих зрителей. Из раза в раз приглашать в эфир ведущего канала BFMTV и бр...

Почему Собчак пропала с радаров
  • pretty
  • Вчера 08:29
  • В топе

КВАДРАТУРА   КРУГАЛистаю ленту новостей и думаю: «Чего-то не хватает, что-то в стране изменилось. А что?». И вдруг понял: нет Собчак. Пропала. Еще буквально пару месяцев назад ее фамилия обя...

Шчо вы к нам прысталы?!

- Какие мы вам братьтя, хто вам это сказал?! Мы сами по себе! А вы лизеты й лизэтэ. Вы понимаете, шо мы не хотымо з вамы жыты?! Мы хотим отдильно, без вас, сами по себе!- Понимаем. И по...

Обсудить
  • Обычно говорят :" спасибо деду за Победу!" . Я хочу сказать спасибо русскому солдату. За деда. Маленьким мальчиком выжившего в блокадном Ленинграде....
  • Читал и плакал