"Я знаю, в Москве решали судьбу и Киевов и Тифлисов"

Это Маяковский, вы должны это знать. Вы - все, кто питает иллюзии в глупом и подлом своём ожидании гибели матери-России. 

А я, собственно, вот о чем.
Случилось мне сегодня важное идеологическое открытие, спасибо другу. Испытываю острое желание поделиться. 

Вот оно, откровение украинской свидомости, - получила, наконец, ответ на давно мучивший меня вопрос: из какой попы растут ноги их бессмысленной веры в неизбежный развал России! 

"Россия - абсолютно недееспособное, искусственное образование, которое ждет неминуемый распад. Вот скажите, что может объединять чукчу и чеченца? Ответ: ничего".

Не знаю, смеяться или плакать... Они что - ждут, когда чукчи, вооружившись гарпунами, нападут на чеченцев с целью заставить их жить в чумах и говорить на их луораветланском языке? Или наоборот - чеченцам вдруг захочется, чтобы чукчи забросили оленеводство и охоту на морского зверя, заговорили по-чеченски, а не то чечены их зарэжут своими острыми кинжалами?

Чесслово, так и хочется прокричать, чтобы свидомые придурки наконец услышали:

Да именно потому, что мы разные, мы и не развалимся никогда - чечену с чукчей НЕЧЕГО ДЕЛИТЬ. У них у каждого Свой Мир.
А вместе он у нас - русский. Наш общий Русский Мир.

И именно поэтому у нас - Федерация.

Наш дом - Россия!

Корнеева, Евгения Анатольевна.
На ВДНХ. 2019 г.
40 х 60 см, Картон, масло.

* * *

Ниже - стихотворение Маяковского "Нашему юношеству".
Почти сто лет прошло, а всё как про нас сегодняшних.
Не читать разрешаю лишь тем, кто знает наизусть. Что, впрочем, вряд ли.

Нашему юношеству

На сотни эстрад бросает меня,
на тысячу глаз молодежи.
Как разны земли моей племена,
и разен язык
     и одежи!
Насилу,
   пот стирая с виска,
сквозь горло тоннеля узкого
пролез.
   И, глуша прощаньем свистка,
рванулся
    курьерский
         с Курского!
Заводы.
    Березы от леса до хат
бегут,
  листками вороча,
и чист,
   как будто слушаешь МХАТ,
московский говорочек.
Из-за горизонтов,
        лесами сломанных,
толпа надвигается
        мазанок.
Цветисты бочка́
          из-под крыш соломенных,
окрашенные разно.
Стихов навезите целый мешок,
с таланта
    можете лопаться –
в ответ
   снисходительно цедят смешок
уста
  украинца хлопца.
Пространства бегут,
         с хвоста нарастав,
их жарит
    солнце-кухарка.
И поезд
   уже
     бежит на Ростов,
далёко за дымный Харьков.
Поля –
   на мильоны хлебных тонн –
как будто
    их гладят рубанки,
а в хлебной охре
        серебряный Дон
блестит
   позументом кубанки.
Ревем паровозом до хрипоты,
И вот
  началось кавказское –
то го́ловы сахара высят хребты,
то в солнце –
      пожарной каскою.
Лечу
  ущельями, свист приглушив.
Снегов и папах седи́ны,
Сжимая кинжалы, стоят ингуши,
следят
   из седла
      осетины.
Верх
     гор –
     лед,
низ
  жар
   пьет,
и солнце льет йод.
Тифлисцев
     узнаешь и метров за́ сто:
гуляют часами жаркими,
в моднейших шляпах,
         в ботинках носастых,
этакими парижа́ками.
По-своему
     всякий
        зубрит азы,
аж цифры по-своему снятся им.
У каждого третьего –
         свой язык
и собственная нация.
Однажды,
     забросив в гостиницу хлам,
забыл,
   где я ночую.
Я
 адрес
   по-русски
        спросил у хохла,
хохол отвечал:
      – Нэ чую. –
Когда ж переходят
        к научной теме,
им
  рамки русского
        у́зки;
с Тифлисской
      Казанская академия
переписывается по-французски.
И я
  Париж люблю сверх мер
(красивы бульвары ночью!).
Ну, мало ли что –
        Бодлер,
            Маларме
и эдакое прочее!
Но нам ли,
     шагавшим в огне и воде
годами
   борьбой прожженными,
растить
   на смену себе
         бульвардье
французистыми пижонами!
Используй,
     кто был безъязык и гол,
свободу советской власти.
Ищите свой корень
           и свой глагол,
во тьму филологии влазьте.
Смотрите на жизнь
           без очков и шор,
глазами жадными цапайте
все то,
   что у вашей земли хорошо
и что хорошо на Западе.
Но нету места
      злобы мазку,
не мажьте красные души!
Товарищи юноши,
        взгляд – на Москву,
на русский вострите уши!
Да будь я
    и негром преклонных годов,
и то,
  без унынья и лени,
я русский бы выучил
         только за то,
что им
   разговаривал Ленин.
Когда
   Октябрь орудийных бурь
по улицам
     кровью ли́лся,
я знаю,
   в Москве решали судьбу
и Киевов
     и Тифлисов.
Москва
   для нас
      не державный аркан,
ведущий земли за нами,
Москва
   не как русскому мне дорога,
а как огневое знамя!
Три
  разных истока
        во мне
           речевых.
Я
 не из кацапов-разинь.
Я –
  дедом казак,
        другим –
            сечевик,
а по рожденью
      грузин.
Три
  разных капли
        в себе совмещав,
беру я
   право вот это –
покрыть
    всесоюзных совмещан.
И ваших
    и русопетов.

Владимир Маяковский. 1927 г.

.