«Платон» – дорог, но…

Президент России Владимир Путин, слева, и миллиардер Аркадий Ротенберг, справа.

Путин еще в прошлогоднем послании назвал главную задачу на текущий год – это модернизация контрольно-надзорной сферы, чтобы она не сдерживала, а наоборот – обеспечивала нормальное экономическое развитие, включая выведение из тени самых хитрых и приблатненных. Очевидно, что и «Платон», и намеченный к вводу с начала нового года розничный ЕГАИС – часть этой назревшей модернизации. Мы с вами еще метафору использовали – переключение со стояночного «ручного» тормоза на «ножной», для уверенного движения.

Так же ясно, что ядро прежней коррумпированной и не дающей сдвинуться с места контрольно-надзорной системы составляет именно Генеральная прокуратура, причем вся в целом, а не отдельно взятый руководитель с семьей и теневыми бизнес-связями. В свое время именно прокуратура была передовым отрядом перестроечной коммерциализации и прихватизации, и с тех пор не сильно изменилась. Хотя на первом этапе подготовки к сегодняшней трансформации удалось оторвать от нее и модернизировать систему следствия, центральный аппарат которого сегодня – наименее коррумпированная часть судебно-правоохранительной системы.

Наверняка, многим читателям хотелось бы, как в 1917-м, увидеть массовые расстрелы коррумпированных чиновников и коррумпирующих бизнесменов, но увы и ах – эта мечта западных элит об еще одном самостреле России вряд ли осуществима. А вот заставить прогнившее руководство прогнившей системы само расчищать «авгиевы конюшни» - это сильный ход. Впору вводить для этой политической технологии специальный термин – «хромая чайка». По сути, два затяжных крупных плана генпрокурора во время трансляции президентского послания отразили: 1) очень плохо замаскированное политическое обвинение и угрозу; 2) дембельское задание на ближайшие полгода, по итогам исполнения которого станет ясно, что делать с нажитым в поте чиновной попы семейным капиталом, а возможно – и со степенью свободы его наследников.

Вернемся, однако, к более важным вещам, связанным с внедрением «Платона». Нет сомнений в том, что внедряется она не ради самого налога (для этого можно было и более простую патентную систему вводить), а для непрерывного контроля над этой частью грузового трафика. Достаточно напомнить, что именно фура с дагестанскими номерами послужила средством доставки в Волгоград террористов и взрывчатой амуниции в декабре 2013 года. А с тех пор угрозы международного терроризма не стали легче, скорее наоборот. Наличие бесконтрольной по сути армии дагестанских дальнобойщиков, к тому же имеющих родных и близки среди игиловских активистов – очевидно слабое звено в системе национальной безопасности. Но и лишать их всех законного мирного заработка – тоже, как минимум, несправедливо и не способствует успокоению и развитию региона. Так что нужен именно модернизированный контроль и надзор на основе высоких технологий.

Теперь попробуем понять, почему разработку и эксплуатацию системы поручили именно ротенбергам, а не скажем – государственному институту, разрабатывающему ту же ЕГАИС? Ну, во-первых, этот самый институт уже налажал с внедрением оптового звена контроля, ибо с советских времен заточен на сопровождение иерархических систем бюрократического контроля, таких как Центризбирком с его ГАС «Выборы», а рынок – это сетевая и очень гибкая среда, которая такие простые по архитектуре и негибкие, не способные быстро адаптироваться системы контроля достаточно легко обходит. Тем более что человеческий фактор коррумпированного чиновника из такой системы контроля все равно не исключишь, а при модернизации всей бюрократической системы контроля нужна все равно быстрая адаптация ИТ-части.

Впрочем, у нас в стране есть весьма передовая подотрасль ИТ-технологий, обеспечивающая работу современных вооружений. Но и система разработки, и хардвер, и среда ее эксплуатации абсолютно отличаются от гражданской, даже бюрократической, а не то что рыночной. А главное, что между разработкой сложных ИТ-систем и их боевым применением обязательно бывает очень долгая стадия натурных испытаний во время учений, максимально приближенных к боевым условиям. А где спрашивается, можно провести натурные испытания ЕГАИС или «Платона»? Я уже не говорю о том, а кто мог бы провести такие натурные испытания? Те самые бюрократы - контролеры и прокуроры, которых самих нужно испытывать и контролировать? И которые вовсе не заинтересованы во внедрении действительно высокотехнологичных, минимально зависимых от ручного контроля систем.

Нынешняя бюрократическая система в России вовсе не готова и не желает быть готова к внедрению собственных «платонов» или там «невтонов». Зато вполне были готовы и оказались на высоте зарубежные штабы информационной войны, обладающие всей информацией о планах и условиях модернизации российской бюрократии. Скажем, в отличие от большинства российских обывателей, даже московских, планировщикам информкампаний хорошо известно, что по уикендам, а иногда и по будням в Химках проводят свои матчи ЦСКА, Динамо, а иногда и сборная. И каждый раз сюда по утру или днем направляются длинные колонны военных фургонов с внутренними войсками – для охраны общественного порядка. А из Москвы едут тысячи болельщиков, которые также загружают трассы. Так что объявить о виртуальной акции дальнобойщиков именно в Химках, и именно в день матча – самое оно, дальше можно нагнетать истерию, имея в обойме всего пяток ангажированных водителей фур.

Однако, мы то с вами, читателями этого блога, знаем, что нагло-голландские штабы информвойны имеют если не прямую, то близкую связь со ставленниками нагло-саксонского финансового капитала в рядах российского правительства или столичной мэрии (хотя там и там не только они, но таких хватает). Почему же при внедрении, скажем, национальной платежной системы, штабы информвойны не были задействованы, а сейчас орудия были расчехлены? Именно по этой самой причине, что для НПК были заимствованы западные ИТ, а значит и система, ее развитие осталось под влиянием, если не контролем западных партнеров. А в случае с «Платоном» развитие важной ИТ-системы поручено бизнес-партнерам Путина, а не Медведева и Дворковича.

Тут, кстати, можно еще раз вернуться к коренным причинам «минского процесса», из-за которых Кремль был вынужден пойти на политический компромисс. Это не единственная, конечно, причина, но одна из важнейших. Это именно технологическая отсталость России в сфере невоенных, а особенно финансовых информационных технологий. Даже в Крыму это принесло свои проблемы, преодоленные с помощью той самой НПК. А если бы России пришлось взять на себя полную ответственность за освобожденные регионы Новороссии, то именно отсутствие финансовых технологий, своей платежной системы, не говоря уже о неминуемом отключении от СВИФТа и потери западных рынков, привело бы к такому же обрушению экономики и жизненного уровня, как и сейчас в регионах Б/У, но уже не по вине Киева, а по вине освободителей.

Плюс к этому и в самой России банкам пришлось бы вернуться в бумажно-факсово-телексные 90-е, и проблем было бы гораздо больше. И никаким героизмом стрелковцев или массовыми расстрелами коррупционеров и предателей не удалось бы после выигранной войны выиграть еще и мир. Так что именно зависимость от западных финансовых и торговых ИТ явилась основой для достигнутого компромисса, как на Б/У, так и в околокремлевских властных раскладах.

Почему система высокотехнологичного ИТ-контроля поручена не бюрократическому агентству и не госпредприятию, а некоему аффилированному с друзьями Путина ОАО? Это не самое лучшее решение с точки зрения имиджа власти. Но если нужна гибкая и адаптирующаяся к условиям и рынка, и оперативной обстановки система, то ее нужно постоянно развивать и дорабатывать. У меня есть опыт консультирования и участия в разработке масштабных информационных систем по госзаказу, так что могу свидетельствовать, что эта бюрократическая система госзаказа как будто специально заточена на то, чтобы в итоге получить минимальное качество разработки, на грани работоспособности, и это не зависит от квалификации разработчиков. Думаю, что эта печальная ситуация известна не только мне, но и не бюрократическим, а политическим заказчикам «Платона». Чтобы система развивалась, а с нею развивались и наши собственные ИТ-разработки, не заимствованные, нужно отделить ее от контура «ручного тормоза» - бюрократического контроля. Так что придумать что-то работающее, кроме «откупа», когда собранные деньги частично идут на развитие системы, сложно. При условии, конечно, пристального контроля со стороны политического заказчика. Тот же Путин на встрече с ОНФ разъяснил, что важен именно подбор руководящих кадров, а не форма учреждения – агентства или ОАО, и формально частное предприятие иногда более эффективно и для политических, а не только коммерческих целей.

Однако даже при полном политическом контроле даже лично Путина, хотя скорее он кому-то поручил из руководства гэбэ, независимость от коррумпированного контура правительственной бюрократии вовсе не гарантирует успеха, но хотя бы спасает от гарантированного неуспеха. Все дело в том, что информационные технологии тоже развиваются не сами по себе, а вокруг сложившихся технологических центров. И если в сфере ВПК, космоса, атомной энергетики такие центры разработок у нас есть, то в сфере массовых информационных сетей и гражданского применения, в том числе и для бюрократических нужд, мы свое кибернетическое первородство продали за чечевичную похлебку брежневского «народного потребления» еще на рубеже 1970-х. Очень похоже, что в рамках глобальной сделки между верхушками СССР и США целенаправленно отказались не только от советской лунной программы в пользу амерского блефа, но и от отечественной кибернетической школы, в том числе принудительно выслав ее лидера – Валентина Турчина в США. А взамен приняли документацию серии ЕС, усеченную копию IBM без шансов на развитие, не говоря уже о необходимости постоянно докупать по тем же теневым каналам программное обеспечение, тоже усеченное.

Скорее всего, или даже я уверен, политический компромисс вокруг национальной платежной системы тоже основан на подобном заранее заложенном отставании. Дело ведь не в конкретных функциональных блоках, программный код которых должен был быть передан российским формальным разработчикам НПК. Гораздо важнее то, в какую интерфейсную оболочку и среду разработки эти функциональные модули упакованы, от этого зависит качество дальнейшей доработки и развития системы. Есть подозрение, что работающие модули встроены в тупиковую ветвь систем разработки ПО, которую сами западные разработчики уже проходили и отвергли.

То же самое может случиться и с «Платоном», и с любой иной политически важной информационной системой, если в конечном счете разработчики опираются не на свою отечественную школу и продуманные стандарты системы разработки, а на «рыночные» стандарты и образцы так называемого «открытого ПО». Если в период Второй мировой перезагрузки и сразу после ключевыми были ядерные физические методики и технологии, то найти самые перспективные из них в открытом доступе было нельзя. Почему же сейчас ключевые информационные технологии, а это именно системы разработки, а не сами информационные системы – должны быть вдруг открытыми?

Если даже найти на нашем рынке самых талантливых и честных программистов и менеджеров проектов, они все равно ориентированы на «лучшие» международные образцы, как правило, используют стандартные библиотеки «открытого ПО» или же докупают у западных брендов к ним «закрытые» модули. Если речь о несложных информационных системах для отдельных организаций, то с этим нет проблем. Можно слепить из доступных «кубиков» модулей под стандартной оболочкой. Но развивать такую систему на «открытом ПО» можно лишь до определенного уровня сложности. Хотя бы потому, что все ныне доступные интерфейсы для интеграции модулей ПО в большие системы – все эти Ангуляры, Комунды, Монго, Бустрапы и т.п. – все это сделано на коленке студентами и предназначено реально лишь для того, чтобы и дальше пополнять «открытое ПО» бесплатными функциональными модулями, которые затем подбирают действительно крупные корпорации-разработчики.

Ни одна из открытых и даже из полузакрытых моделей интеграции модулей не обеспечивает качество разработки и дальнейшего развития действительно сложных и масштабных систем. И более того, понятные мне как системному аналитику  принципы такой интеграции для сложных разработок и распределенных систем напрочь отсутствуют в описаниях открытых или проприетарных ПО. Из этого можно сделать два очень разных вывода – либо и западные разработчики ИТ-систем тоже зашли в тупик развития и пытаются выжать последнее из своих мэйнфреймов и мэйнстримов прошлого века, либо все же – наиболее важный мейнстрим глубоко засекречен разработчиками  финансовых и контрольно-надзорных ИТ-систем. Лучше бы нам перебдеть и склониться ко второму выводу.

И вот тогда возникает тот самый вопрос, от которого зависит, будет ли проблема с внедрением «Платона» единичной или хотя бы временной, или же это и будет главной уязвимостью для России в ближайшем будущем – ИТ зависимость от очень и очень условных «союзников», использующих любую возможность для информационной атаки и попыток дискредитации российской власти. Очень хотелось бы верить, что и в сфере ИТ, как и в военных технологиях у нас есть или хотя бы планируются замаскированные под «военные» нужды центры разработок и испытательные «полигоны» для ключевых ИТ мирного времени. Но пока верится с трудом.

Никто, кроме совсем уже больных на голову, не сомневается, что Россия с ее военными технологиями может выиграть любую войну. Поэтому через такого рода компромиссы нас и подталкивают брать на себя эту не самую приятную обязанность в общих интересах условных союзников. Но в новом веке военные технологии будут востребованы лишь локально и сугубо временно, а успех или неуспех державы будет заключаться в способности извлечь из этих побед преимущества в мирном строительстве. Выиграть войну, чтобы снова проиграть мир? Как бы хотелось отойти от этой российской традиции.

oohoo