В первой части нашего краткого исследования по судебному процессу Жанны д’Арк мы выяснили, что её устранение с военно-политической шахматной доски было выгодно всем сторонам конфликта – англо-бургундцам, королю Франции и церковным властям, поддерживавшим бургиньонов и английского регента Бедфорда. Столь независимая и неконтролируемая фигура не могла оставаться в игре – если король Карл де Валуа о Жанне просто «забыл» ради ослабления стоявших за продолжение войны радикалов, а Филипп Бургундский вообще предпочёл не вмешиваться, то англичанам требовалось одно: осуждение «ведьмы» церковным судом с соблюдением всех требующихся процедур.
Тут необходимо заметить, что от Жанны тихо отступилась и французская церковь – причины были не менее объективны чем «забывчивость» короля Карла. Епископ Шартрский, исходно относившийся к Деве настороженно (кто она такая, чтобы говорить от имени Бога?!), отлично понимал, что начавший распространяться в низах «культ Девы» и её фанатичное почитание отдельной партией дворян не приведут ни к чему хорошему – «святая во плоти», которую невозможно контролировать и направлять? Нет, благодарим. Это совершенно излишне! История сохранила строки из письма архиепископа Реймсского: «…она не следовала ничьим советам, но всегда поступала по-своему», что в церковной практике, совершенно очевидно, являлось завуалированным обвинением в отсутствии смирения и послушания – сиречь, грехом. Скажем больше, церковные прелаты отлично помнили не столь уж давний пример чеха Яна Гуса, сожжённого в 1415 году: Жанна в глазах простецов могла стать французским визави Гуса, «народной святой», при этом абсолютно неуправляемой…
Пленение Жанны в Компьене (картина Адольфа Дилленса, 1850 г.)
Инквизиционный процесс был неизбежен – Дева мешала всем, при этом она доселе оставалась опасной: регент Бедфорд недаром отказался от проведения суда в Париже, зная буйный нрав горожан, способных поднять бунт. Может быть, Париж и недолюбливал арманьяков, но его жители оставались французами, относившимися к оккупантам-англичанам не менее недружелюбно, чем к партии короля Карла де Валуа. Парижский университет, столкнувшись со столь любопытной задачей, жаждал провести суд в столице, но регент из вполне прагматичных соображений безопасности перенёс процесс в Руан – по крайней мере, герцог Бэдфорд мог быть полностью уверен в лояльности тамошнего капитула и прежде всего епископа Кошона, тогда как университет вполне мог проявить ненужные самостоятельность и независимость.
Если с персоной Жанны и её ближайших соратников мы ознакомились в достаточной мере, то давайте сейчас взглянем на главного противника Девы – личность весьма примечательную.
Епископ Пьер Кошон
Для своего времени епископ Кошон являлся человеком наиобразованнейшим – магистр искусств, лиценциат канонического права, отслушал шесть курсов теологии из восьми, дважды занимал пост ректора Парижского университета. Церковная карьера не менее блестящая: с 1410 года назначается видамом, сиречь епископским управляющим, в Реймсе, спустя четыре года участвует в Констанцском соборе, в 1420 году получает митру епископа Бовэ. Убеждённый бургиньон, епископ в 1419 году едва унёс ноги от развязавших террор арманьяков, а десять лет спустя ему пришлось бежать из Реймса прямиком перед бескровным взятием города армией дофина и коронацией Карла де Валуа.
Однако и в родной епархии Бовэ его не приняли – горожане изгнали не только англо-бургундцев, но и сотрудничавшего с ними епископа: надо учесть, что Пьер Кошон уже много лет являлся советником герцога Бедфорда. Кошон накрепко запомнил, кому он обязан потерей епархии – Жанне по прозвищу Дева. Следует понимать, что в отношении епископа к девице из деревни Домреми присутствовали и личные мотивы, как Пьер Кошон ни пытался бы это скрыть.
Как только стало известно о пленении Жанны, Кошон развил прямо-таки бешеную активность, которую трудно объяснить одним лишь желанием угодить герцогу Бедфорду, требовавшему осуждения «ведьмы». Епископ в свои 59 лет (возраст не преклонный, но для XV века вполне солидный) срывается из Руана в резиденцию Филиппа Бургундского с требованием передачи пленницы в его распоряжение, затем посещает Жана Люксембургского, несколько месяцев ведёт активные переговоры о выкупе и, наконец, добивается своего – достигнута договорённость о переуступке схваченной Девы за 10 тысяч ливров. Надо заметить, что Кошон, как номинальный епископ Бовэ, не имел власти над церковным капитулом Руана – другая епархия, но до завершения суда его назначают «исполняющим обязанности», что само по себе примечательный прецедент, свидетельствующий о его настойчивости и влиянии.
Как мы уже указывали, регент Бедфорд и английское правительство преследовали одну цель: церковный суд обязан был хоть мытьём, хоть катаньем доказать, что Жанна по прозвищу Дева еретичка, а ещё лучше – пособница дьявола, ведьма и посланница ада. Следовательно, все её действия безбожны и направляемы нечистым, в том числе коронация Карла де Валуа. Раз коронация противна Богу и церкви, значит король незаконен – в который раз мы вспомним о религиозном и мистическом менталитете той эпохи: всё, что не от Бога, то от нечистого. В случае признания Жанны виновной Бедфорд получал на руки серьёзнейшие козыри – как политические, так и пропагандистские.
Джон, герцог Бедфорд (гравюра XVIII века)
И вот здесь возникает одно существенное «но», на которое большинство исследователей не обращает внимания. Пьер Кошон при всей своей нелюбви к арманьякам и «незаконному» королю Карлу не имел права и физически не мог нарушить каноны церковного права и подтасовать или фальсифицировать доказательства обвинения – это грех, причём грех очень серьёзный. Даже если бы епископ и решился на такое, его моментально схватили бы за руку: в процессе участвовало множество клириков. Число заседателей исходно было определено в полсотни, но потом дошло практически до ста, в их число входили уважаемые теологи, университетские доктора, аббаты, учёные монахи. Следовательно, Кошон обязан был действовать строго по правилам.
Понятия о грехе и спасении души в те времена являлись не пустым звуком: для любого человека, от короля и герцога до распоследнего пастуха или золотаря, адское пламя и сияние рая были осязаемы и близки. Тем более, грешить против законов, установленных Богом и церковью, не мог священнослужитель, как бы он ни был политически ангажирован. Но и тут есть свои нюансы – помимо личной обиды на Жанну, у Пьера Кошона существовал и другой мотив, который с предельной точностью сформулировал французский историк Жан Фавье:
«…Для такого человека, как Кошон, Жанна не могла быть посланницей Бога. Разве Бог изгнал бы его, епископа, из собственного собора? Если миссия Жанны имела божественную природу, значит, Кошон тридцать лет своей жизни служил злу. <…> Попав под власть силлогизма своей жизни, он не желал видеть истину, потому что она означала бы для него приговор – в той мере, в какой Кошон не выходил за рамки ментальных категорий всей своей жизни. Для богослова Кошона Жанна была злом. И потом, чем для епископа могла быть христианка, которая поучает клириков и для чьей веры больше подходит прямой диалог со святыми, чем обязательное посредничество церкви?»
И вот с таким багажом епископу Кошону поневоле приходилось быть объективным и соблюдать установленные законы, дабы не впасть в грех. Тем более что цель инквизиции – не наказание как таковое, а спасение души грешника…
Начало процесса
В XV столетии знали толк в документировании событий и бюрократии, причём знали не хуже, а то и лучше, чем в наши времена. Столь громкий (по замыслу организаторов) инквизиционный суд должен был стать орудием пропаганды, а следовательно, секретариат в точности фиксировал всё, что происходило на процессе – показания обвиняемой, слова свидетелей, вопросы и ответы. Абсолютное большинство этих материалов дошло до нашего времени.
Кстати, к вопросу о бюрократии. Столь серьёзный суд с многочисленными участниками-заседателями, охраной и большими расходами на содержание должен был финансироваться – это взяло на себя правительство регента Бедфорда. Суммы известны: гонорар Пьера Кошона составлял 750 ливров (с содержанием золота в ливре 8,27 грамма), заседатели получали по ливру за каждый день работы, оплачивались проезд, съём жилья, питание. Общая сумма, потраченная англичанами на обеспечение процесса, до нас не дошла, но она очень и очень внушительна – по грубым оценкам, от 15 до 20 тысяч ливров, а возможно, и больше – герцог Бедфорд не скупился.
3 января 1431 года англичане официально передают Жанну под юрисдикцию инквизиции с формулировкой «…чтобы всякий раз, когда это понадобится названному епископу, люди [короля] и чиновники, которым поручена её охрана, будут выдавать ему сию Жанну, чтобы он мог её допрашивать и судить согласно Богу, разуму, божественному праву и святым канонам». Вот тут-то у Пьера Кошона и возникают первые существенные затруднения в отправлении церковного права.
Пьер Кошон во время суда над Жанной (средневековая миниатюра)
Как мы упоминали в предыдущей части, Sanctum Officium, священная инквизиция, являлась своего рода службой социальной и государственной безопасности Средневековья, противодействующей покушениям на основы общественного устройства. Инквизиция была полностью отделена от светских властей, пускай и сотрудничала с ними – на положении старшего партнёра, поскольку системообразующим ядром католического мира являлась Святая Мать Церковь, а не светские государства. Соответственно, все, кто попадал под церковный суд по обвинениям духовного характера, обязаны были содержаться отдельно от обычных преступников, проходящих по административным или уголовным делам, дабы «не распространять зловоние ереси и не склонять к ещё большему греху».
Англичане настояли, чтобы Жанна д’Арк содержалась именно в светской королевской тюрьме, а не в епископской – что само по себе было грубейшим нарушением процессуальных правил инквизиционного суда как структуры абсолютно независимой. Безусловно, Пьер Кошон испытывал сильное давление со стороны своих английских патронов, не желавших выпускать столь ценную пленницу из своих рук – когда один из церковных прелатов, участвовавших в предварительных слушаниях, попытался указать на этот факт, Кошон мрачно заявил, что перевод Жанны в тюрьму инквизиции «не понравится англичанам».
Возникли и другие неприятные сюрпризы. Инквизиция была организацией строго централизованной, подчинявшейся Риму, но в каждом регионе назначался свой инквизитор, чья ответственность распространялась строго на вверенную ему территорию. Доминиканец Жан Граверан, генеральный инквизитор Франции, поспешил избежать присутствия на процессе, понимая, что он не вправе ввязываться в конфликт между Францией и Англией, поскольку это бросит тень на его непредвзятость – глава французской инквизиции отговорился спешным делом и чрезвычайной занятостью. Викарий Руанский, то есть представитель Sanctum Officium в самом городе, Жан Леметр, тоже сперва игнорировал крайне настоятельные предложения участвовать в суде, но по приказу Граверана всё-таки занял своё место среди заседателей лишь в марте 1431 года – большое начальство, очевидно, спихнуло ответственность на подчинённого, а церковная дисциплина тогда была куда строже армейской.
Словом, при всём старании епископа Кошона хоть как-то соблюсти приличия и следовать непреложным правилам, получалось плохо – во-первых, из-за давления Бедфорда, во-вторых, из-за очевидных проблем с коллегами по ремеслу: если английские капелланы и прелаты сомнений не испытывали, то этнические французы отлично представляли себе потенциальный репутационный ущерб из-за участия в столь щекотливом деле. Это усугублялось тем, что двор Карла де Валуа хранил абсолютное молчание относительно дела Жанны – неизвестно, как завтра повернётся военная обстановка, англичане ослаблены и не пользуются поддержкой в народе и среди дворянства, Филипп Бургундский ищет контактов с Карлом для тихого примирения… Словом, ситуация сложилась крайне двусмысленная, как в известной загадке с запятой, которую нужно поставить во фразе «казнить нельзя помиловать».
Не сомневался только епископ Пьер Кошон – он давно сделал свой выбор в пользу бургиньонов, а значит и англичан. Трудности? Что же, скрепя сердце их придётся преодолеть.
После закрытого предварительного следствия в среду 21 февраля 1431 года Жанна по прозванию Дева предстала перед судом инквизиции в капелле Руанского королевского замка. Но о том, что произошло дальше, мы расскажем в следующий раз.
Оценил 1 человек
0 кармы