Патриоты в современной России столь же популярны, как демократы на закате перестройки. Свидетельством этого является и маргинализация бывших демократов (тех, которые сохранили верность своим идеалам и ныне переименованы общественностью в либералов), и стабильно превышающий в последние годы 80%-ную отметку рейтинг Путина. Даже критики действующей российской власти предпочитают критиковать ее с ультрапатриотических позиций.
Основными идеологическими направлениями в патриотической среде являются:
- Национализм (в некоторых случаях доходящий до нацизма).
- Монархизм (в разных проявлениях, от ностальгии по империи Романовых, до мечтаний о воссоздании сословной монархии, легитимируемой Земскими соборами и даже до смутного влечения к неоязыческому вождеству).
- Марксизм (включающий все уже опробованные виды и формы, а также попытки синтезировать нечто новое, более отвечающее современному моменту).
Проблемы националистов и монархистов мы разберем в следующих материалах, а сейчас обратимся к марксистским (коммунистическим, социалистическим) идеям. В конечном итоге они в современном российском обществе пользуются наибольшей популярностью и многим кажутся легко реализуемыми (достаточно только власти волю проявить).
Популярность данных идей объяснима:
Во-первых, общество разочарованное в демократах (либералах), чьи идеи господствовали в 90-е и были антагонистичны марксистским, логично попыталось вернуться к старому опыту, который не смогли опровергнуть либералы.
Во-вторых, сама идея возрождения России предполагает ее возвращение к естественным границам. При этом социалистическая идея добровольного союза свободных народов явно выигрывает у чистой имперской идеи. Имперскость в общественном сознании давно приравнена к империализму (насильственному захвату, подавлению), а широкие массы до сих пор ставят знак равенства между империей и монархией, то есть государственным устройством, предполагающим социальное неравенство и сословные привилегии (по крайней мере, так его воспринимают широкие массы). Восстановление же «братской семьи народов СССР» воспринимается как восстановление попранной справедливости для всех – реставрация рукотворного рая на Земле.
В-третьих, поколение 40-летних и старше, которые помнят СССР, испытывает дискомфорт от того, что демонтаж социалистического государства не привел к обещанному процветанию, а наоборот вызвал длительный период обнищания населения, унижения государства и гражданских войн, как в самой России (октябрь 1993 – Москва и две Чеченские), так и в большинстве других осколков СССР.
Данные опросов, а также многочисленные дискуссии в социальных сетях и СМИ свидетельствуют, что значительная часть населения рассматривает деятельность Путина, как главы государства и архитектора действующей политической системы, в качестве растянутой во времени попытки восстановить советское государство.
Отсюда всплески недовольства его малопочтительными высказываниями о деятельности Ленина. Отсюда же периодически распространяющиеся «теории заговора», авторы которых то уверяют нас, что Путин в сговоре с Ротшильдами (как вариант с Рокфеллерами), то клянутся, что США его полностью контролируют, поскольку знают «где его деньги лежат», то беспокоятся, что в Кремле «давно произошел переворот» и «либералы используют Путина как марионетку». Все это попытки объяснить (пусть и с позиций космической глупости) почему Путин за 15 лет не воссоздал СССР.
Аналогичным образом авторы «теорий заговора», базирующихся на идее реставрации социалистического государства, объясняют политику России в Донбассе. Ротшильды, Рокфеллеры, «зарубежные вклады», «сто тысяч дворцов» и «либерально-олигархический заговор» там тоже присутствуют. Только направлены они против «восставшего народа Донбасса», который якобы «начал строить у себя новую социалистическую Россию». Рисуется схема, согласно которой «либерально-олигархический кремлевский режим» в сговоре с американскими империалистами и украинскими нацистами душит «социалистическую революцию» в Донбассе, поскольку она, якобы всем им угрожает.
То, что в Донбассе, как и в России, и на Украине тоже есть социальные ожидания, но нет даже намека на социалистическую революцию мало кого интересует. Идеологически-ушибленные люди практически никогда не могут объективно оценить реальность. Только великие политтехнологи, такие как Ленин, Сталин, Мао умели гибко менять идеологические догмы, приспосабливая их под потребности реальности. Но мы потому и говорим сейчас о ленинизме, сталинизме, маоизме, что все они имели малого общего с классическим марксизмом (из которого выросли), зато полностью вписывались в объективную реальность.
Так вот, современная реальность свидетельствует о том, что при всей объективно существующей ностальгии по СССР и общественном запросе на социальную справедливость, реставрация социалистического государства невозможна. Кстати, об этом честно говорил Путин, неоднократно подчеркивающий, что воссоздание СССР в прежнем виде нереально. В данном тезисе, как и в любой программной политической формулировке важно каждое слово. Не просто воссоздание СССР нереально, а в прежнем виде. То есть, Россия не отказывается от какой-то иной формы интеграции (например, тот же Евразийский Союз). Возвращение Крыма свидетельствует о том, что при определенных условиях Москва может восстанавливать свой прямой суверенитет и над утраченными территориями, населенными русскими. Но невозможно воссоздания федерации социалистических республик, каковой являлся СССР. То есть, невозможна не интеграция, но реставрация социализма в качестве государственной идеологии.
Почему? Ведь казалось бы – чего проще. Идея популярна. Успешный опыт социалистического государственного строительства есть (всего 25-й год идет с момента распада СССР и демонтажа социализма), теоретические основы хорошо проработаны, да и новых теоретиков пруд пруди. Так почему нет? Ну хотя бы с учетом ошибок прошлого и не совсем в том виде, что был, а в несколько модернизированном. Как говорят некоторые неомарксисты «с частной собственностью, с современной экономикой, но с социальной справедливостью».
Дело в том, что создание социального буржуазного государства в современной России не просто возможно, но успешно осуществляется. А вот реставрация социализма (именно социализма, а не его оппортунистических модификаций, призванных обеспечить очередной «коммунистической» или «социалистической» партии представительство в буржуазном парламенте) нет. Само общество этого не желает, хоть и не отдает себе в этом отчет.
На деле сегодня «социалистические» устремления общественности ровно такие же, как и «демократические» во время поздней перестройки. Поменялись термины, но не желания народа. Тогда народ имел социальную стабильность, полную социальную защищенность (гарантированное бесплатное образование, включая высшее, медицина, квартира от государства, гарантированное обеспечение работой, реальное право на выбор профессии, реальное право на отдых, гарантированное пенсионное обеспечение на достойном уровне и т.д.). Но он хотел большего (джинсы и журнал «Playboy» в каждом киоске, двести сортов колбасы и шестьсот сортов пива, помидоры зимой и хурму летом, менять машину каждый год, ездить за рубеж когда захочу, и, в качестве маслины в коктейле, иметь возможность стать миллиардером).
Все, что хотел народ от капитализма ему было дано. Как положено не всем, но и в Париже есть клошары. Но то, что обеспечивал советский социализм было утрачено. Теперь народ желает вернуть утраченное. Но он не желает расставаться и с полученным. В эпоху перестройки желание работать как при социализме, а жить как при капитализме называлось «демократическим выбором», сейчас это же представляется возвращением в утраченный «социалистический рай». Главная идея не изменилась. Шестьсот сортов пива и советский государственный патернализм должны сосуществовать в одном флаконе.
А вот это как раз невозможно. И социализм, и капитализм – системы. А каждая система, имеет свои достоинства и свои недостатки. Более того, каждая система ограничена в маневре своими базовыми основами, за рамки которых не может вырваться ни при каких условиях. Социализм так же не может «модернизироваться» и стать «чуть-чуть» капитализмом, как капитализм не может существовать без частной собственности на средства производства и права извлечения прибыли из этой собственности. Капитализм даже старается ограничить возможность использования собственности «не по назначению». Налоги на собственность, на наследство, на землю и т.д. для того и вводятся, чтобы собственник не почивал на лаврах, проживая накопленное предыдущими поколениями или им самим богатство, но вынужден был бы, под угрозой разорения, постоянно заботиться о том, чтобы собственность работала – приносила прибыль. Точно так же постоянная инфляция, являющаяся неотъемлемым спутником капиталистической экономики, заставляет пускать в оборот (а не проедать) накопленные деньги (превращая их в капитал).
В свою очередь, социализм также ограничен определенными жесткими рамками, присущими (в той или иной степени) всем существовавшим и существующим социалистическим государствам. Если эти рамки размываются, значит и государство быстро теряет свое социалистическое содержание. Именно таким образом перестройка, начинаясь под лозунгами «социализма с человеческим лицом», «возвращения к ленинским принципам», «европейского социализма» и «конвергенции» (слияния капитализма и социализма в одну систему, объединяющую преимущества и отметающую недостатки обеих базовых) быстро вылилась в простую реставрацию капитализма.
И это – не единичный случай. Это – правило. Точно так же погиб «югославский социализм», допускавший частную собственность. Так же проваливается «боливарианский социализм» Чавеса-Мадуро. Даже условный «китайский социализм», при всей жесткости государственного контроля, предполагающего расстрелы не только бюрократов-коррупционеров, но и неправильных бизнесменов не в состоянии сладить ни с массовым вывозом капитала, ни с откровенно подрывной деятельностью биржевых игроков, чье стремление к максимизации прибыли наносит ущерб не только финансовым и экономическим интересам государства, но и его безопасности.
Почему же нельзя совместить в одном флаконе все хорошие черты двух систем и оставить за бортом все плохие?
По той же причине, по которой невозможно совместить в одной модели качества болида Формулы-1 и представительского лимузина.
Это – две разные системы, ориентированные на решение разных стратегических задач. Задача капиталистического государства – любой ценой создать условия для опережающего роста капитала. Не промышленности, не благосостояния – капитала. Если для этого надо ликвидировать индейцев, которые «не эффективно» используют занимаемые ими земли, значит за несколько десятилетий исчезают, буквально растворившись во времени и в пространстве миллионы. Если «не эффективным» является население колоний, значит за пару лет от голода вымирают миллионы ирландцев или индусов, если в рынок «не вписалось» население собственной страны – ничего личного, только бизнес. Если деньги можно делать из воздуха, при помощи биржевых спекуляций – капитал отправляется туда, банки прекращают финансировать реальный сектор экономики, национальная промышленность умирает, производство выносится в другие страны, но зато ВВП растёт, а капитал благоденствует. Социальная функция в принципе не имманентна капиталистическому государству. Оно начинает интересоваться социальными проблемами лишь тогда и лишь в той мере, когда они начинают угрожать благополучию капитала и не представляется возможным решить их традиционным силовым путем. В идеале же мир роскошных вилл и мир бидонвилей просто не должны пересекаться, существуя в параллельных реальностях.
Соответствующим образом строится и функционирует государственный аппарат. Его задача подавить все, что мешает росту капитала и максимально поддержать быстро растущий капитал. Ну а возможности владельцев миллиардных состояний по коррумпированию госслужащих позволяют легко поправить законы в тех случаях, когда соответствующие нормы не целесообразно прямо в них прописывать.
Отсюда и теория государства – «ночного сторожа», которому общество выделяет на содержание ровно столько, сколько считает нужным. На деле именно капитал, а не общество решает сколько, на какие нужды, а главное из каких источников выделить государству. Поэтому все наиболее успешные (с капиталистической точки зрения) финансово экономические решения («тетчеризм», «рейганомика») вели к снижению налоговой нагрузки на капитал и к ее увеличению на наемных работников. А государство – «ночной сторож» не стремится вмешиваться в частную жизнь своих граждан, следить за их нравственностью, воспитывать вкус и т.д. до тех пор, пока это не несет угрозу интересам капитала.
В общем, у государства – «ночного сторожа» меньше задач и меньше функций, чем у социалистического государства. Фактически его основной функцией является охрана существующего положения вещей от внешних и внутренних посягательств.
В свою очередь, социалистическое государство должно обеспечить гражданам не просто справедливое распределение доходов, но целый комплекс социальных услуг. Для этого ему необходимо значительно больше ресурсов, чем государству капиталистическому. Поэтому, зарплаты в СССР были ниже, чем на Западе, но практически вся социальная сфера (платная на Западе) финансировалась государством.
Но, для выполнения своих функций по созданию и развитию инфраструктуры, промышленных предприятий, постоянному повышению общего уровня жизни населения, социалистическому государству необходим полный контроль над производством. Вы не можете купить автозавод и выпускать «Мерседесы» не потому, что «Мерседес» - плохой автомобиль. Просто вначале необходимо всех обеспечить «Жигулями». С точки зрения социалистического государства, обновление модельного ряда тех же автомобилей раз в два-три года – недопустимое разбазаривание ресурсов. «Жигули»-классика до сих пор нормально возят своих владельцев во всех регионах и климатических зонах не только России, но и бывшего СССР. И довозят куда надо. «Мерседес» значительно комфортабельнее, но обеспечить всех «Жигулями» проще.
А какой смысл ежегодно выдумывать новый дизайн мужских костюмов или женских платьев, если они могут носиться по два-три, а то и пять лет? С точки зрения социалистического государства выбрасывать хорошую одежду только потому, что она вышла из моды – неэкономично. В конце концов, логика подсказывает, что чем дольше служит вещь, тем она лучше, а сэкономленные ресурсы, как государственные, так и личные можно пустить на что-то полезное.
Если в таких условиях, рядом с государственными предприятиями будет работать частник (капиталист) он легко выиграет у них конкуренцию просто за счет того, что будет чаще обновлять ассортимент, пусть и в ущерб качеству. Все равно, ведь никто не предъявит Вам претензию за то, что проданный Вами автомобиль сломался через пять лет, если Ваш клиент настроен менять машину каждые два-три года.
При наличии неограниченной возможности развития частного бизнеса, параллельно государственным предприятиям, госсектор очень быстро будет вытеснен из целого ряда отраслей (торговля, легкая, пищевая промышленность и т.д.). Сторонники «модернизированного социализма» говорят, что ничего страшного. Капиталист будет работать в тех отраслях, в которых он сильнее, а социалистическое государство будет заниматься тем, что у него лучше получается – оборонкой, тяжелой промышленностью, поиском и добычей полезных ископаемых.
Это, однако, не реально. Собственно об этом еще Ленин писал, предупреждая, что любая мелкая частная собственность ежедневно, ежечасно порождает крупную. Родовой особенностью капитализма является стремление к наращиванию объема капитала. Если Ваш бизнес не развивается, не растет, значит он умирает. На наших глазах постсоветский бизнес, начав с ларьков, закусочных и полукустарных мастерских, в считанные годы захватил командные высоты в экономике. Законодательно государство ограничить бизнес не сможет. Он будет проникать в интересующие его сферы деятельности либо при помощи лоббирования – убеждая общество и государство при помощи СМИ, что будет более эффективным собственником, либо коррумпируя чиновников и депутатов. Если же преграда окажется непреодолимой, он начнет борьбу с государством. Экспансия – образ жизни капитала. Не освоив свою страну, он не может двигаться дальше и проигрывает иностранным конкурентам. Поэтому капитал всегда будет в первую очередь бороться против государственного сектора.
Кроме того, в одном из своих многочисленных определений коммунизма Ленин утверждал, что это – учет и контроль. Несомненно одним из основных конкурентных преимуществ социалистического государства является его способность к быстрой мобилизации огромных ресурсов и неограниченному маневру ими. На первом месте здесь стоит возможность маневра именно трудовыми ресурсами. Великие стройки коммунизма стали возможны в первую очередь потому, что СССР оказался способен в кратчайшие сроки снабдить их необходимым количеством рабочих рук и соответствующих специалистов. При этом затраты оказались значительно ниже, а темпы создания новой инфраструктуры значительно выше, чем при капитализме.
Почему? Потому что, капиталистическое государство может построить и Комсомольск на Амуре, и БАМ, и любую из советских «строек века» повторить. Но, для начала, ему надо будет создать там приемлемые условия для жизни, отдыха и развлечений, а затем заманить нужное количество рабочих и специалистов более высокой зарплатой. Поскольку же они приедут с семьями, надо обеспечить рабочие места для их жен, школы и дошкольные учреждения для детей.
Социалистическое государство в 70-е на БАМ отправляло людей так же, как в 30-е на строительство «города-сада». Вначале в тайгу в палатку. Потом построите себе бараки, а лет через несколько начнет появляться благоустроенное жилье, за ним социальные учреждения и т.д. Для того, чтобы иметь возможность так распоряжаться трудовыми ресурсами, необходимо полностью контролировать все рабочие места. Если Вы можете найти альтернативную работу вне государственного сектора, Вам крайне трудно сделать предложение от которого Вы не сможете отказаться.
Таким образом, сосуществование социалистического и капиталистического секторов в экономике одного и того же государства ведет к быстрому уничтожению социалистического сектора. Капиталист будет демпинговать, переманивать к себе лучшие кадры, коррумпировать власть, но он будет уничтожать конкурента. Любой капитал стремится к монопольному положению, позволяющему извлекать максимальную прибыль.
По мере роста капиталистического сектора, социалистическое государство будет терять ресурсы (материальные и человеческие), позволяющие ему выполнять свою основную социальную функцию. Это мы тоже видели в конце перестройки и в лихие 90-е, когда Конституция еще обязывала государство обеспечивать социальную защищенность не меньше, чем в СССР, но государство уже не имело ресурсов для ее выполнения.
Идем далее. В СССР не случайно ограничивали размеры дач, приусадебных участков и занимались мелочной вроде бы регламентацией личного потребления. Как мы определили выше, социалистическое государство должно обеспечивать справедливое (максимально близкое к равному) распределение дохода. Но ведь всегда и везде есть люди, которые предпочитают свои доходы увеличить (в том числе нелегальным путем), а с государством не делиться.
Как ловить разного рода спекулянтов, цеховиков и прочих граждан, не разделяющих идеалы социализма? На них ведь не написано, что они уже выпали из системы государственного контроля и больше не зависят материально от рабочего места предоставляемого государством. Нам сегодня может показаться, что суровая борьба СССР с нарушениями социалистической законности в экономической сфере – причуда. Но это не так. Ведь речь идет о создании зачатков параллельной экономики, причем капиталистической. Если с ней не бороться, она будет расти и разрушит и социалистическую экономику и само государство (в 80-е так и произошло).
В СССР было понятие «нетрудовые доходы». Получение нетрудовых доходов влекло за собой уголовное наказание. Но если можно строить какие угодно дома и владеть какими угодно участками земли, то как определить – построена дача на нетрудовые доходы или просто владелец её – выдающийся мастер и собственными руками возвел себе трехэтажный дворец? Ограничение, нормирование и унификация размеров потребления облегчало работу по борьбе с хозяйственными преступлениями. Слишком большой дом или слишком дорогой автомобиль были маркером для соответствующих органов, которые могли задать вопрос: «На какие деньги все это куплено?». И в отличие от современного капиталистического государства, не прокурор должен был доказывать, что деньги краденные, а владелец дачи должен был доказать, что честно все заработал.
Вторая функция унификации – демонстрация статуса. В СССР шахтер или высококвалифицированный рабочий зарабатывал больше, чем рядовой член ЦК. Но уровень жизни руководителей даже районного звена был все же выше, чем у простых передовиков производства. Обеспечивалось это за счет разного рода льгот, в том числе и в вопросе быстрого получения более просторного и качественного жилья в домах с улучшенной планировкой. И это тоже естественно. Ведь, если все равны и простой рабочий может обеспечить себе уровень жизни крупного чиновника, то как обеспечить отбор на государственную службу квалифицированных специалистов? Ведь для этого и учиться надо куда дольше. И какими-никакими талантами обладать. И ответственность тем выше, чем выше должность, и рабочий день ненормированный, и выходные не гарантированы. А на заводе смену отстоял – свободен.
Если просто много платить чиновнику, надо обеспечить ему возможность эти деньги потратить. Но ему не надо десять «Жигулей», двадцать холодильников «Днепр» или «Минск» и сто магнитофонов «Маяк» или «Юпитер». Ему понадобятся более дорогие, но и более качественные товары. Своя промышленность не производит – надо закупать за границей. Если такие товары появятся в свободной продаже, то их будут покупать не только чиновники и понадобится их все больше и больше. Собственные предприятия будут терять рынок. Бюджет недополучит доходы и социальная функция государства опять окажется под угрозой. Если же дефицитные товары распределять среди тех, кому положено, то зачем же им платить больше, если государство и так распределяет, выделяя кому положено и что положено?
Наконец, наличие многоукладности в экономике, предполагает и многопартийность. Каждый уклад должен быть обеспечен политическим представительством иначе задействованные в него граждане оказываются пораженными в правах. Да и без политического представительства невозможно согласовывать государственную политику, выстраивать ее таким образом, чтобы она не наносила ущерб никакой крупной социальной группе, провоцируя ее на борьбу с государством.
Но как можно в государстве, к котором социализм является официальной идеологией (ведь именно закрепления государственного статуса идеологии требуют сейчас от российской власти идеологически озабоченные граждане) допускать существование буржуазных (или просто несоциалистических) партий? А если они на выборах к власти придут? Какое общество они будут строить? И как это будет соотноситься с государственным характером социалистической идеологии?
Мы видели как. После отмены 6-й статьи Конституции, закреплявшей монополию КПСС на власть, СССР рухнул в течение неполных двух лет. И это логично – в идеологическом государстве партия является становым хребтом системы. Если оспаривается монополия партии на власть, то оспаривается и государственный характер идеологии (у другой партии и идеология другая). Следовательно однопартийность (или квази многопартийность, когда все партии – близнецы-братья, причем одна из них - главная) – неизбежная особенность социалистического государства.
Подведем итог. Попытка внедрения социализма в виде государственной идеологии потребует:
- Ликвидации вначале крупных, а затем и всех частных предприятий.
- Установления государственной монополии на экономическую активность.
- Установления государственной монополии на внешнюю торговлю.
- Отсутствия легальной возможности найти работу за пределами государственного сектора (государство – единственный работодатель).
- Унификации и нормирования распределения благ (престижных товаров, качественных услуг и т.д.) под государственным контролем.
- Введения однопартийности и идеологического контроля правящей партии над обществом.
Эти меры могут осуществляться в более или менее жестком виде, но они обязательны, поскольку без их внедрения социалистическое государство, во-первых, не сможет выполнять те функции социальной защиты и справедливого распределения, которых от него ждет общество. А, во-вторых, быстро вновь переродится в капиталистическое.
Я очень сильно сомневаюсь, что большинство граждан РФ сегодня готово отказаться от привычного уровня и стиля жизни, ради возвращения в общество социальной справедливости. Еще раз повторю. Население хочет советской стабильности и предсказуемости. Но оно хочет, чтобы все это было обеспечено в новых условиях, без фактического демонтажа капиталистического государства. А это невозможно.
Еще одним свидетельством правильности моей оценки истинных стремлений населения и истинного характера его социальных запросов, является тот факт, что ни одна из существующих в России коммунистических и социалистических партий, кроме, возможно совершенно маргинальных, не имеющих ни одного шанса стать серьезной политической силой, не выступает с настоящих коммунистических ленинских революционных позиций. Системные и большинство несистемных марксистов предпочитают заседать в буржуазном парламенте. То есть, с позиции Маркса-Ленина-Сталина являются оппортунистами, встроившимися в буржуазную политическую систему и их в этом поддерживает избиратель.
Между тем, сегодня вряд ли у кого-то могут возникнуть сомнения в том, что (в отличие от самих коммунистов, неоднократно и не только в СССР допускавших мирную реставрацию капитализма) смена буржуазного строя на социалистический без революции невозможна. Уровень насилия может быть высоким или низким, но революционный характер изменений неизбежен. Ведь необходимо изменить контитуционные основы существующей государственности, признающей «священное право частной собственности», на новые, согласно которым частная собственность на средства производства недопустима в принципе, а остальное имущество (включая недвижимость) определяется как «личная собственность», что предполагает запрет на ее использование с целью наживы, то есть создания капитала.
Итак, революционного авангарда, каковым должна быть истинно коммунистическая партия нет.
Низы очень даже хотят жить по-старому, только как это было во все времена, во всех странах и при всех властях желали бы дополнительных бонусов в виде советской системы социальных гарантий.
Верхи не просто могут управлять по-старому, но только вошли во вкус и управляют весьма эффективно.
Революционной ситуации нет и не предвидится. Революционной партии нет и не предвидится.
Стихийный «народный коммунизм» - обычное явление для любой эпохи. Он всегда существует, всегда утопичен и никогда ни на что не влиял.
Следовательно реставрация государства в котором социализм (коммунизм) являлся бы официальной «единственно верной» идеологией в обозримом будущем (как минимум до конца разворачивающегося глобального системного кризиса) невозможно. А какие идеологии будут актуальны в посткризисном мире неизвестно. Некоторые предполагают, что человечество может и вовсе к просвещенному феодализму вернуться (или к какой-то новой форме сословного общества).
Единственная проблема, связанная с идеологизированными группами акцентуированных личностей заключается в их попытках использовать Донбасс, как полигон для обкатки своих социальных конструкций, с целью их последующего перенесения в Россию. Результаты негативны и для Донбасса, и для России и для самих «идеологов». Впрочем, по мере наведения хотя бы первичного порядка в ДНР/ЛНР их («идеологов») влияние на жизнь республик падает.
Это относится не только к коммунистами, но и к националистам, и к монархистам, чьи идеи и причины их нереализуемости мы рассмотрим в следующем материале.
Ростислав Ищенко, обозреватель МИА «Россия сегодня»
Оценил 221 человек
251 кармы