Активизация интеграционных процессов на постсоветском пространстве предполагает исследование факторов, при которых будет проходить возможное восстановление СССР под новым политическим брендом. Постсоветское пространство занимает центральное место на евразийском континенте. Основная конкуренция за доминирующие позиции на нем разворачивается между США, Россией, Евросоюзом и Китаем. При этом, первые два субъекта являются наиболее сильными антагонистами, вследствие фундаментального различия геополитических интересов. Как правило, пределы интеграционных объединений в пространственном контексте, определяются присутствием на данных территориях вооруженных сил конкурирующих сторон. Исследование традиций экспансии позволяет выделить особенности реализации интеграционных проектов. Так, в российской интеграционной традиции доминирует военно-политическая составляющая, подкрепленная выдвижением цивилизационной вселенской идеи интеграции (Москва — Третий Рим, советская интеграция под лозунгом всемирного объединения пролетариата и идеи социальной справедливости) и только потом экономической составляющей. В то же время, современная европейская интеграция с центром в Германии (ЕС) реализуется, главным образом, на экономической доминанте при военно-политических гарантиях Североатлантического альянса. США имеют возможность совмещать экономическую и военно-политическую составляющие.
На постсоветском пространстве параллельно реализуются и поддерживаются центрами силы, как центробежные, так и центростремительные тенденции (ОДЕР ГУАМ, СНГ, ЕЭП, ЕврАзЭс, ШОС, Таможенный союз, Евразийский союз ). При этом для каждого из выдвигаемых проектов по региональному объединению такие тенденции объективны. Ни один из предложенных за время существования постсоветского пространства интеграционных проектов не имеет абсолютных плюсов и минусов.
Почему же постсоветская интеграция не развивается, ведь пионером по количеству выдвигаемых проектов является традиционный для региона геополитический центр – Россия?
Системный ответ на данную проблему дает тезис российского исследователя А.С. Панарина, который отмечает, что интеграционный процесс имеет два взаимосвязанных аспекта: инструментально-прагматический, инфраструктурный, призванный обеспечить единое экономическое, информационное, правовое пространство и – духовно-ценностный, предназначенный для сообщения этому пространству высший сакральный (ценностный) смысл» [1, c. 267].
Исходя из методологии И.Валлерстайна, Россия, интегрируясь в капиталистический мир, сразу попадает в зону полупериферии за счет обладания природными ресурсами и смешанным (высокотехнологичным и традиционным, но конкурентоспособным ВПК). Причем окраины Большого российского пространства при откалывании от центра, всегда скатываются на положение периферий с негативными экономическими и социально-политическими последствиями. Общими условиями для периферии и полупериферии является поставка сырья на внешние рынки, разрушение собственных производственных мощностей с высоким уровнем добавленной стоимости, которые не выдерживают конкуренции с зарубежными аналогами, полная зависимость социально-экономической системы от внешних рынков сбыта. Однако Россия при этом имеет ряд преимуществ: природные ресурсы в количестве, которое может поставить в зависимость, по крайней мере, взаимную поставщиков и потребителей и потенциально развитый ВПК, способный защитить претензии на данные ресурсы от внешних сил.
Следовательно, на теоретическом уровне объективным стимулом интеграции постсоветского пространства с Россией является заинтересованность элит вывести свои общества из состояния периферии развитого мира. Однако здесь возникает важный в теоретическом и практическом плане момент – для элит постсоветского пространства «полупериферийный Кремль» ничем не лучше «непериферийного Запада».
В современных условиях, находясь в мировой хозяйственной системе, Россия на правах полупериферии, учитывая свой исторический опыт, обрекает себя на медленную деградацию, однако, именно такое положение отвечает интересам элит, которые приобщены к мировому центу сверхвысокого уровня потребления. Иной путь сулит изоляцию, которая, однако, позволяет за счет внутренних ресурсов изменить свое положение. Экономическая система СССР создавалась на основе идеи самодостаточности и минимальной зависимости от внешних факторов.
Как отмечает российский исследователь Б. Кагарлицкий, «74 года советского эксперимента при всем его трагизме оказались временем беспрецедентного исторического величия, оплаченного столь же беспрецедентными жертвами. Эта отчаянная и героическая попытка вырваться из миросистемы завершилось поражением. Однако с крушением Советского Союза борьба не закончилась — ни для России, ни для мира. Она лишь вступила в новую фазу. В начале ХХI века у России, как и у центра постсоветской интеграции, остается только один выход: изменить миросистему, преобразовать себя таким образом, чтобы одновременно изменился весь мир» [2, c. 573].
Возможно, с полупериферийным положением связаны те беспрецедентные теневые потоки и масштабы коррупции, которые прослеживаются в экономиках постсоветского пространства. Эти действия связаны с желанием скрыть реальные доходы не только перед государством периферии, но и перед финансовым центром, мешая их перераспределению в пользу последнего. Однако, такая мотивация периферийной и полупериферийной элиты не дает ни единого шанса для интеграции постсоветского пространства, так как создание регионального экономического кластера вследствие интеграции должно быть сопряжено с несколькими условиями: модернизация, которая сулит, хотя бы временное, но отсоединение от финансово центра, ограничение потребления элитных групп, ответственность перед собственным населением, а не перед мировым экономическим и финансовым центром, разделение груза модернизации между всеми слоями, включая олигархические круги и государственную бюрократию, что автоматически ставит вопрос о коррупции элитарных слоев и т.д.
Сам процесс модернизации экономической системы может проходить по трём ключевым направлениям: инновационной, индустриальной и сырьевой.
Каждая из приведенных типов экономической и общественной модернизации имеет свои плюсы и минусы.
Анализ и моделирование развития экономической российской системы позволяет вычленить две модели ее развития. Первая – российская экономика является системным элементом капиталистической западной экономики с характерными чертами сырьевой специализации и поставки продуктов на внешний рынок с низкой добавленной стоимостью. Российская элита при этой модели становится частью мировой и начинает поддерживать свой высокий уровень потребления за счет сверхэксплуатации ресурсов государственной «туземной» системы, продолжается ситуация финансовой зависимости, в государстве растет социальная поляризация.
Вторая модель – это развитие российской экономики (не в рамках современной РФ, что принципиально), как антисистемы в отношении Запада и создание собственной самодостаточной базы на основе автаркии экономики. В этот период происходит модернизация российского пространства, репрессивные меры в отношении олигархических слоев (элиты интегрированной в западную систему потребления и нежелающей участвовать в модернизационном проекте), создается технологическая и материальная база, позволяющая данный системе поддерживать свой проект на протяжении жизни нескольких поколений. Основой данной системы является военно-промышленный комплекс и меры по контролю за потреблением элитарных слоев российского общества, что является важным элементом в системе, производящей, в силу целого комплекса причин, национальный продукт с невысоким уровнем конкурентоспособности.
Исторический опыт показывает, что интеграция постсоветского пространства возможна в двух случаях и в положении полупериферии и с процессами глубокой модернизации.
Первый путь сулит большую зависимость от финансового мирового центра, и ставит в полную зависимость бюджетных обязательств социальной структуры от цен на нефть и на другие углеводородные ресурсы. Однако, он может сам потерять смысл, если цены на сырье упадут до уровня, когда будет выгодна, исключительна сырьевая специализация (период до 70-х. гг. ХХ века).
Второй, предполагает самодостаточность, функциональность и долговременность.
В исторической ретроспективе поворотными моментами перехода российского пространственного проекта от системной к антисистемной модели развития в отношении Запада являлись: 1565 год – введение опричнины и 1929 год – отмена новой экономической политики. Обратными поворотными точками бифуркации были 1860 г., и конец 80 гг. ХХ века. В первом случае представители российской элиты были вынуждены бежать в 1917 году, во втором антисистемный в отношении Запада проект был «продан» элитарными слоями СССР, которых уже не устраивали возможности потребления в советской социальной системе. В обоих случаях Большое российское пространство разрушалось и фрагментировалось.
Если рассматривать последний и успешный период консервативной модернизации СССР, позволивший за 20 лет с 1918 по 1938 гг., пройти путь от состояния глубокой фрагментации до региональной державы, а еще через 7 лет стать второй сверхдержавой мира, то существует одна важная проблема, которая должна учитываться в будущем. Советская система, как показал опыт перестройки конца 80-х. гг. ХХ века, была не способна к саморегулированию и постепенной эволюции без утраты суверенитета над пространством.
В настоящее время перед российской элитой и государственной системой, находящейся в точке бифуркации стоит фундаментальная проблема выбора дальнейшего пути развития.
Первый путь предполагает комфортное существование постсоветской олигархической элиты в рамках дальнейшего вовлечения российской экономики в мировую систему капитализма, в качестве дополняющих экономик, сырьевых периферий и полупериферий. Данный путь не учитывает возможности развития интеграционных процессов на постсоветском пространстве, а напротив, рассматривает их с точки зрения свободной торговли невыгодными и противоречащими интересами элит, которые стояли за дезинтеграцией СССР.
Второй, «автаркия Больших пространств», как геоэкономическая парадигма создания закрытых и полузакрытых сфер влияния, которая предполагает обязательный императив реинтеграции. Механизм защиты такого пространства от внешнего деструктивного воздействия может варьироваться от полной закрытой системы (принцип железного занавеса И. Сталина) до полузакрытой (протекционистские меры в экономической и информационной сферах). Важным моментом для выживания таких систем становится период модернизации, который должен происходить согласно внешним импульсам и развития открытых систем, которые обеспечивают свою устойчивость за счет технологического лидерства.
В теоретическом плане определение временных промежутков развития систем между периодами модернизации целесообразно синхронизировать с циклами развития капиталистической экономики в рамках теории Н. Кондратьева. Исходя из нее следует, что системные кризисы в капиталистической системе происходят каждые 40-50 лет, а выход обеспечивается за счет технологических открытий и их внедрения в экономику.
Российские исследователи Лапкин В.В., и Пантин В.И. приходят к выводам в отношении взаимозависимости развития западных экономических циклов и модернизационных усилий России: «Либеральные (или включающие элементы либерализации) реформы в России всегда приходятся на периоды повышательных волн мировой конъектуры, а нелиберальные (а иногда и откровенно антилиберальные) контрреформы – понижательных. Общие причины отмеченной корреляции вполне очевидны. В период повышательных волн, когда мировая конъектура поощряет накопление экономического потенциала, у ведущих стран Запада появляются ресурсы для политического, экономического и военного давление на российское государство с целью ограничить его внешнюю экспансию и поставить пределы росту его имперской мощи….».
«…По-иному разворачиваются события в период понижательных волн» — продолжают российские исследователи. «В это время страны с развитой рыночной экономикой сталкиваются с серьезными внутренними проблемами и противоречиями, нередко оборачивающимися крупными социальными и внешнеполитическими потрясениями. Значительная часть ресурсов ведущих государств уходит на попытку оживить экономику, смягчить последствия социальных конфликтов, а также на гонку вооружений и участие в военно-политическом противоборстве. В этой ситуации их давление на российское государство и общество заметно ослабевает (наиболее яркий тому пример – бессилие Запада перед большевиками в 1918-1923 гг.). Серьезные дисфункции в экономике и политике западных стран (непосредственно и весьма болезненно затрагивающие и Россию) стимулируют российское государство к переходу к более или менее выраженному изоляционизму и протекционистской политике (а порой и к прямому вторжению в сферу экономики). В эти периоды для России характерны умеренные или радикальные контрреформы, в известной мере являющиеся реакцией на весьма неоднозначные, а подчас и плачевные результаты предшествующих реформ» [4, с. 47-49].
Исходя из приведенной логики закрытая система «железного занавеса» И. Сталина предполагала жесткий контроль государства над экономической закрытой системой, однако она должна была проходить процесс модернизации с цикличностью 40-50 лет, то есть система должна открываться для масштабного технологического обновления, и после, вновь закрываться, обеспечивая, таким образом, самодостаточность своего Большого пространства.
Применение математической методологии доказательства от обратного, может быть полезно в данном направлении. Проделанные исследования в области оценки сокращения производственных, технологических, демографических, культурных потенциалов постсоветского пространства после дезинтеграции СССР предполагают отправную точку отчета в формировании «Большой интеграционной идеи» [5]. Приведенные официальные статистические данные показывают беспрецедентные сокращения основных критериев, характеризующих государственные системы стран СНГ по сравнению с общесоюзной.
Вторая идейная составляющая интеграционного процесса в настоящее время также отсутствует в российской элите. После краха биполярной системы Москва в духовно-ценностном аспекте признала диктат Запада, присоединившись к демократическому проекту.
Теоретические предпосылки и условия к интеграции могут быть представлены в следующем виде:
1) общие экономические интересы;
2) общая идеология, включающая или исключающая религиозный фактор, культура;
3) родственная или общая национальная или культурная принадлежность;
4) наличие общей объединяющей угрозы (чаще всего внешней военной);
5) понуждение (чаще всего внешнее) к интеграции, искусственное подталкивание объединительных процессов;
6) наличие общих границ, географическая близость [6].
До 2011 года со стороны России не прослеживалось выдвижение единого интеграционного проекта. Логика действий современной российской элиты подчинена механизму малых дел.
Подобный механизм прослеживается в области «soft power» в деятельности «Фонда Русский мир», «Фонд Горчакова», Федерального агентства «Россотрудничество» и др. Она подчиняется следующей логике российской элиты – лучше сейчас потратить миллионы на поддержку русского языка, культуры и общих программ развития «соотечественников», чем потом бросать миллиарды на оборону, обустраивая новые разделительные линии.
Логика малых дел может быть отмечена в постепенном наращивании присутствия российского капитала в экономиках ближнего и дальнего зарубежья. При этом необходимо понимать, что в существующих условиях экономической и политической парадигмы любой крупный российский капиталист реализует проект покупки зарубежной собственности гораздо быстрее и эффективнее, чем мог бы это сделать в силу коррупции и ограничений бюрократической системы любой российский чиновник.
В плоскости внешней конкуренции логика малых дел, которая в последствие должна вылиться в целостный интеграционный проект, имеет ряд преимуществ. Они могут быть определены тем фактом, что в геополитическом контексте любая из держав открыто, выдвигая свои претензии на пространство, встречает сопротивление других центров силы, подчиняясь закону — сила действия равна силе противодействия. В исторической ретроспективе данная логика событий подтверждалась многократно.
В конце 2009 года между Россией, Беларусью и Казахстаном были подписаны документы по реализации идеи Таможенного союза. Несмотря на моментальные экономические потери России, Москва пошла на этот шаг. В то же время, положение экономик полупериферии России и периферии Беларуси и Казахстана данный механизм столкнется с массой противоречий, что будет затруднять его реализацию.
По сути, Таможенный союз это реализация европейского опыта постепенной интеграции. Он может не полностью подходить для постсоветского пространства, вследствие другой природы пространства и типа модернизации — не постепенной, а догоняющей (форсированной) модернизации.
В то же самое время, даже такой первичной форме интеграции будет моментально сформирована мощная оппозиция внутри самой России, обладающая колоссальными материальными и финансовыми ресурсами: сырьевики и финансисты, по крайней мере, та их часть, которая ориентируется на слабый рубль и сильный доллар США и получает свое благосостояние за счет эмиссионной маржи (игре на курсе). Эти олигархические слои, как раз и наполняют сегодняшний скудный бюджет России и, являясь наиболее жизнеспособной частью российской компрадорской экономики, будут всячески противодействовать модернизации и полноценной интеграции.
Таким образом, первым фундаментальным условием реинтеграции постсоветского пространства является отсоединение от мировой финансовой и экономической системы, что позволит уйти от чрезмерной зависимости экономической системы по шкале экспорта углеводородов и других видов сырья и импорта продовольствия и товаров с высокой добавленной стоимостью. Такой шаг должен быть соединен в максимальном варианте (и наиболее эффективном для восстановления Большого пространства) с огусодарствлением внешней торговли, реализация приоритетных задач по развитию внутреннего рынка. Отсоединение от финансового центра позволит выйти из полупериферийного и периферийного положения и таким образом обеспечить независимость в финансовом, экономическом и политическом аспектах. Полученные средства необходимо направлять на модернизацию с тщательным контролем над реализацией проектов.
Вторым условием реинтеграции является выдвижение большого социального проекта. Сама по себе идея социальной справедливости всегда была популярной на Большом евразийском пространстве, на этой идеи строился и создавался СССР и очевидно без её реализации идея реинтеграции не получит поддержки «снизу». Советский Союз сам по себе являлся воплощением Большой и конкурентоспособной идеи в плоскости смыслов — идеи социальной справедливости. Представляется, что в современных условиях, идея социальной справедливости должна начать свою реализацию именно в России. Формы её воплощения могут быть разными от реприватизации самых прибыльных и конкурентоспособных предприятий, которые были отторгнуты от государственной собственности в 90-е гг. ХХ века, до внедрения системы более равномерного распределения капитала в стране. В плоскости смыслов идея социальной справедливости способна успешно противостоять националистическим идеологиям окраин Большого евразийского пространства.
Третьим условием успешной реализации интеграционного проекта является наличие пассионарной элитарной группы, которая будет «собирать» земли. В разные времена слабости России в процессе восстановления большого пространства появлялась такая группа. Последней была Красная Армия, которая действовала на всей территории бывшей имперской России и склеивала старый имперский проект под новой Большой идеей.
Четвертым условием интеграционного проекта является создание и поддержание конкурентоспособной «Большой идеи», которая будет работать в пространстве смыслов и включать все факторы интеграции. Если не брать во внимание опыт Прибалтики, то можно резюмировать, что все государства постсоветского пространства испытывают глубокие и системные трудности в идеологическом и политическом обосновании своего существования. Даже в Западной части бывшего СССР: Украине Молдове и Грузии элиты пытаются имитировать механизмы своих западных соседей по бывшему коммунистическому блоку, а элементы демократии выливается во внешний лоск. Центры геополитической силы, как с Запада, так и с Востока достаточно удалены, кроме того, они не выдвигают однозначных ответов на интеграцию (ЕС) или их проекты недостаточно привлекательны для местных элит.
В результате реализации интеграционного проекта и исходя из логики исторического развития на постсовестком пространстве должна будет появиться новая наднациональная идентичность. Как новой идентичностью являлись в хронологическом контексте: Московия, Российская империя, Советский Союз, постсоветская Россия, Евразийский союз.
Таким образом, российские проекты по реинтеграции постсоветского пространства будут проходить в рамках двух моделей: полупериферийного положения в отношении Запада, что сулит уязвимость, а, по сути, внешний контроль над процессами постсоветской интеграции (в условиях сильного Китая слабая форма реинтеграции, с целью создания системы балансов, целесообразна для западной цивилизации), и автаркии экономической и социально-политической системы, что даст независимость, устойчивость от внешнего деструктивного воздействия и обеспечит такой важный фактор как долговременность новому пространственному проекту.
Список использованных источников и литературы
1. Панарин А.С. Правда железного занавеса/ Панарин Александр Сергеевич. – М.: «Алгоритм», 2006. – 636 с.
2. Юрченко С.В. Основные тенденции развития системы международных отношений и проблема актуализации общественного воздействия на внешнюю политику государств //Чорноморська безпека. — №4(10). – 2008. – С.3-5.
3. Кагарлицкий Б. Ю. Периферийная империя: циклы русской истории. — М.: Эксмо, 2009. – 576 с.
4. Лапкин В.В., Пантин В.И. Ритмы международного развития как фактор политической модернизации России// Полис. – 2005. — №3. – С.44-58.
5. Кара-Мурза С.Г., Мусиенко С.Г. Куда идем? Беларусь, Россия, Украина / С.Г. Кара-Мурза, С.Г. Мусиенко. – М.: «Эксмо; Алгоритм», 2009. – 432 с.
6. Михеев С.А. Постсоветское пространство: элиты против интеграции. Режим доступа к ресурсу. – http://www.- km.ru/magazine/view.asp.
Оценили 0 человек
0 кармы