Это довольно занятная история. На старости лет, чисто для виду, только чтобы не зудела Мадам, я, бывало, копался на даче. И там случайно познакомился с одним механизатором из соседнего села. Лет тридцати пяти, он был не фанатиком даже, а конченным маньяком на почве колорадского жука. Он ненавидел ни в чем не повинное насекомое, как ненавидеть прилично, разве что, какого-нибудь эсэсовца, что сжег твою семью в твоем же доме. А тебя, для смеху, кастрировал. Любой разговор с этим помешанным рано или поздно сводился к жуку. Мужики даже перестали приглашать его к выпивке, настолько достал он их этими разговорами. И на трезвую-то голову не мог удержаться, а уж спьяну-то вообще туши свет.
Вряд ли он читал максиму, согласно которой месть, - то блюдо, которое следует смаковать холодным. Не уверен, прочитал ли он вообще хоть одну художественную книжку в своей жизни. Но действовал он в полном соответствии. Собирал жуков со своего участка, - и со всех соседских, на которые хватало сил. Топил жуков вместе с личинками в обыкновенной воде, и давал протухнуть. Квасил разное время: сутки, двое, трое, - и до недели. Свидетельствую: воняли все настои омерзительно, но как-то по-разному.
Настои с разной «выдержкой» сливал отдельно, - и поливал их смесью какой-нибудь участочек, где жуков специально оставлял нетронутыми, благоденствующими. Потом собирал жуков с этого участка и квасил уже их. В своем раже он дошел до того, что и вручную-то извел чуть ли ни всех жуков окрест, перешел в соседнюю деревню. Где, впрочем, точно так же крутили пальцем у виска, но не спорили с придурком: больно уж чисто собирал жука. И ведь не путал «первичные» образцы со «вторичными», а двухдневные настои, к примеру, — с трехдневными. Это длилось, насколько мне не изменяет память, три года целиком, как в сказке. А потом в одном из «заповедников» после очередного полива «настоями» на жуков напал мор. Красные личинки просто переставали есть, «горбились» и осыпались на землю, а крылатые особи — взлетали, начинали нарезать круги, время от времени делая этакие конвульсивные рывки в сторону, и падали на землю, порой, довольно далеко.
Но вы думаете, сосед успокоился? Вы плохо его знаете! Продолжал собирать жука в дальних окрестностях, и квасил уже с жертвами эпидемии. Вообще перестал спать и ходил, как зомби. Тут я не выдержал.
- Сосед, дюже хорошо — тоже не хорошо. Будут слишком быстро мереть, не успеют разнести заразу. Ты погоди, я тебя с одним умным мужиком познакомлю...
«Умным мужиком» я назвал небезызвестного Костю Трахтенберга, не того, который матерный поэт, а совсем из иной ветви этого многочисленного рода. Тот, разобравшись с «компотом» (так он назвал смертоносную жижу, которая вышла у соседа напоследок), только цокал языком и вполголоса ругался так, что не стыдно было бы и однофамильцу.
- По-хорошему, - сказал он мне сугубо конфиденциально, - надо бы это дело как-нибудь спустить на тормозах. Это при Советах была бы Ленинская премия на мелкие расходы... А теперь можно сломать хороший, постоянный бизнес многим хорошим людям. Могут и не простить. Вот только этот отморозок, - он же не остановится. Верно я говорю?
- Ох, не остановится. Ох, и не говори!
Он подозрительно глянул на меня сквозь очки, но ничего не сказал. А я продолжил:
- Не остановится. А даже если и остановится, эта его чума может не остановиться. Похоже, она уже ушла в оборот.
- Ты прав. Так что заработаем, сколько удастся, а то не удастся вообще.
- Тебе видней, это ты из нас двоих — еврей.
Вот никогда не был поэтом, - но рифма, однако. Факт.
Как оказалось при ближайшем рассмотрении, «компот» последнего поколения содержал не один возбудитель, а целый их букет. Там и бактерии были и грибы.
Костя то, что называется, «стандартизировал» препарат, выделив чистые культуры входящих в него возбудителей и «фиксировав» их свойства. А потом честно оформил соавторство, так, чтобы все доходы — пополам. Но в окрестностях моей дачи и без этого уже на следующий год не осталось ни одного жука. И те, что выкопались по весне, тоже попали под удар беспощадного грибка, споры которого отличнейшим образом сохранились в почве. Сосед, получив неплохие (а для него, - так просто огромные), деньги и утратив смысл жизни, не то, что спился, а скоропостижно сгорел в одном непрекращающемся трехмесячном запое. А колорадский жук, - кончился. Если к одному возбудителю еще можно выработать устойчивость, то с тем микстом это оказалось нереально.
Мир людей меняет не разум, его меняет одержимость. Разум тогда в лучшем случае служит у нее на побегушках. Соседу, например, в качестве научного подхода хватило не то, что первобытной, а какой-то прямо стихийной натурософии: так в старые времена люди верили, что моровая язва зарождается близ полей битв, заваленных неубранными трупами.
Смерть, когда она СЛИШКОМ велика, обладает свойством разрастаться, на манер Черной Дыры расширяя свои владения все новыми и новыми способами. Пока не сожрет весь горючий материал, либо не найдется кто-нибудь, кто все-таки остановит ее. Такое тоже бывает: Тридцатилетняя война, по всем признаком (а есть такие признаки, истинно что дьяволова печать, не скроешь никакими ухищрениями) была абсолютным злом, какие даже в богатой истории человечества — редкость, она по всем соображениям должна была сожрать если не все человечество, так всю Европу, как минимум, - однако же остановили. Сумели как-то. Святыми нередко оказываются те, на кого сроду не подумаешь.
Оценили 10 человек
19 кармы